Моя борьба

преданного ему друга — марксизма.
Долгая война, которая велась против германской «тяжелой индустрии», была
только началом подчинения всего германского хозяйства интернациональному
контролю. К этому подчинению с самого начала стремился марксизм. Но только с
победой революции в 1918–1919 гг. марксизм окончательно достиг этой своей цели.
Сейчас, когда я пишу эти строки, интернациональный финансовый капитал одержал
еще одну победу: он подчинил себе также германские железные дороги.
«Международная» социал-демократия тем самым видит осуществленной еще одну
из своих целей.
Насколько чрезмерное значение стали придавать у нас фактору экономики и
насколько въелся этот предрассудок в сознание немецкого народа, можно судить
хотя бы потому, что и по окончании мировой войны господин Стиннес, один из
самых выдающихся представителей немецкой промышленности и торговли, смог
выступить с открытым заявлением, что спасти Германию может-де только одна
экономика как таковая. Этот вздор проповедовался как раз в такой момент, когда
Франция например видела главнейшую задачу в том, чтобы перестроить дело
преподавания в своих школах в гуманитарном духе и решительно бороться против
той ошибочной мысли, будто судьбы народа и государства зависят не от вечных
идеальных ценностей, а от факторов экономики. Изречение Стиннеса принесло
огромный вред. Оно было подхвачено с изумительной быстротой и использовано
было самым бессовестным образом теми шарлатанами и невежественными
знахарями, которых германская революция выдвинула на посты вершителей судеб
нашей родины.
* * *
Одним из худших симптомов распада в довоенной Германии была та
половинчатость, которая охватывала тогда все и вся.
Половинчатость всегда
является результатом собственной неуверенности в том или другом деле, а также
вытекающей отсюда или из каких-либо других причин трусости. Эту болезнь мы
питали всей нашей постановкой дела воспитания.
Дело воспитания в Германии отличалось и до войны рядом крупнейших
слабостей. Воспитание было поставлено у нас чрезвычайно односторонне и
подготовляло человека только к тому, чтобы он многое «знал», а не к тому, чтобы
он «умел». Еще меньше внимания у нас обращалось на выработку характера
человека, поскольку вообще характер можно вырабатывать. Совсем мало
заботились у нас о выработке чувства ответственности и уж вовсе не заботились о
воспитании воли и решимости. В результате у нас получались не сильные натуры, а
чрезмерно разносторонние «всезнайки» каковыми нас, немцев, больше всего и
привыкли считать в довоенную эпоху. Немца любили за то, что его можно
употребить на всякое дело, но его очень мало уважали именно за слабоволие. Ведь
недаром немец легче всех других растворялся среди иных народов, теряя связь со
своей нацией и со своим отечеством. Наша замечательная поговорка «с одной
шапочкой в руке ты пройдешь по всей стране» достаточно говорит сама за себя.
Эта наша покорность была особенно вредна, поскольку предопределяла и

взаимоотношения между подданными и их монархом. Форма требовала, чтобы
немец беспрекословно одобрял все, что соизволит вымолвить его Величество, и
решительно никогда и ни в чем не мог ему возразить. Но именно тут всего больше
не хватало нам чувства гражданского достоинства. Именно в результате недостатка
этого чувства впоследствии и погибла монархия как институт.
Ни к чему хорошему сервилизм привести не мог. Только для льстецов и
блюдолизов, только для всех этих вырождающихся субъектов такое сервильное
отношение к своему монарху могло быть приятно. Честным и стойким душам это не
могло нравиться и не нравилось. Вся эта «всеподданнейшая» мелкота в любую
минуту готовая ползать на коленях перед своим монархом и расточителем благ,
проявляла невероятную наглость и развязность в отношении всего остального мира,
особенно когда эти субъекты могли изображать из себя монополистов
монархических чувств, а всех остальных грешников и мытарей изображать
противниками монархии. Такие черви ползучие — будь то выходцы из дворянского
сословия или из каких-либо других сословий — внушали только отвращение и на
деле причиняли большой ущерб самой монархии. Ясно как божий день, что такие
люди в действительности являются только могильщиками монархии и причиняют
глубочайший вред особенно самой идее монархии. Да иначе и быть не может.
Человек, действительно способный бороться за свое дело, никогда не будет
льстецом и пресмыкающимся. Если кто является искренним сторонником
монархического режима, он будет ему предан всей душой и готов будет принести
любую жертву этому режиму. Но такой человек не станет на всех перекрестках
кричать о своей преданности монархии, как это любят делать господа
демократические «друзья» монархического строя. Такой человек, если понадобится,
будет считать своим долгом открыто предупредить своего монарха о той или другой
опасности и вообще не сочтет недопустимым оказать то или другое воздействие на
решение монарха. Искренний монархист ни в коем случае не может стать на ту
точку зрения, что его величеству монарху можно делать просто все, что ему
заблагорассудится даже в тех случаях, когда от этого проистекут явно худые
последствия. Искренний монархист сочтет своим долгом в таком случае взять под
свою защиту монархию против самого монарха. Если бы институт монархии
всецело зависел только от личности монарха, тогда монархический режим
пришлось бы считать худшим из мыслимых режимов. Ибо надо открыто признать,
что лишь в очень редких случаях монархи являются действительно выдающимися
мудрецами и образцами сильных характеров. Сколько бы ни пытались представлять
дело так, что все до единого монархи являются выдающимися личностями, этому
поверить невозможно. Этому поверят быть может только профессиональные
льстецы, но люди честные, т. е. люди наиболее ценные для государства, с
негодованием отвергнут такую версию. Для людей честных история остается
историей, а правда — правдой, даже и в тех случаях, когда дело идет о монархах.
Нет, сочетание в одном лице великого монарха и великого человека бывает в
истории настолько редко, что народы должны считать себя уже счастливыми, если
снисходительная судьба посылает им монарха хотя бы только средних личных
качеств. Таким образом ясно, что великое значение монархической идеи вовсе не
заложено в самой личности монарха — кроме тех исключительных случаев, когда
небеса посылают человечеству такого гениального героя, каким был Фридрих

Великий, или такого мудрого вождя, каким был Вильгельм I. Но это бывает не
чаще, чем раз в столетие. Во всех же остальных случаях приходится
констатировать, что сила монархического режима заключается не в личности
монарха, а в идее монархии. Тем самым и роль самого монарха становится только
служебной. Сам монарх является в этих случаях только колесиком общего
механизма и всей своей ролью обязан самому механизму. И сам монарх в этих
случаях обязан подчинить свои действия высшим целям. Действительным
«монархистом» явится не тот, кто станет молча смотреть, как тот или другой монарх
действует в ущерб этим высшим целям, но тот, кто сочтет своим долгом сделать все
возможное, чтобы это было избегнуто. Если бы в самом деле согласиться, что идея
монархизма целиком исчерпывается «священной» личностью монарха, тогда мы
попали бы в такое положение, что даже сумасшедшего монарха никогда нельзя
было бы сместить.
Об этом необходимо сказать теперь вслух, ибо в последнее время вновь
исподтишка начинают действовать некоторые из тех факторов, которые в свое
время немало сделали, чтобы погубить монархию. Притворяясь наивными,
некоторые господа с ясным лбом клянутся именем «своего короля», совершенно
позабывая, что именно они в критическую минуту дезертировали из лагеря
монархии самым постыдным образом. Мало того, эти господа имеют еще наглость
объявлять теперь плохим немцем всякого, кто не склонен петь с ними в один голос.
А кто такие эти нынешние герои? Это те самые трусливые зайцы, которые в 1918 г.
разбегались толпами при виде красной повязки. В этот момент они преспокойно
предоставили «своего» короля собственной участи, а сами поспешили сменить мечи
на уличные тросточки, повязать себе шею нейтральными галстуками и сделать все
другие манипуляции, необходимые для того, чтобы можно было нырнуть в массу в
качестве «мирных граждан». Эти храбрые борцы за монархию исчезли тогда с
поверхности в одну минуту. А вот теперь, когда под влиянием деятельности других
людей революционные бури улеглись, когда опять стало безопасным провозглашать
здравицы за «своего» короля, теперь эти «слуги и советчики» короны опять не
прочь поднять голову. Теперь они опять с нетерпением ожидают момента, когда
можно будет вновь добраться до теплых местечек. Теперь преданность монархии
опять прет из них во всю. Теперь они опять полны энергии, вероятно, до того
момента, когда вновь покажется на горизонте первая красная повязка. Тогда эти
трусы опять разбегутся как мыши, заслышавши кота.
Если бы сами монархи не были повинны в том, что такие нравы могли создаться,
мы могли бы только выразить им участие по поводу того, что их нынешние
«преданные слуги» являют собою столь жалкие фигуры. Пусть же хоть теперь
бывшие монархи отдадут себе отчет в том, что с этакими рыцарями можно легко
потерять трон, но никогда на завоюешь трона…
Это ханжество было только одним из логических выводов, вытекавших из всей
постановки у нас дела воспитания.
В этом пункте минусы нашего воспитания сказались только в наиболее
ужасающей форме. Только благодаря всему нашему строю воспитания такие жалкие
люди могли играть крупную роль при всех дворах, на деле постепенно подтачивая

основы монархии. Когда впоследствии рухнуло все здание, их как ветром сдунуло.
Вполне естественно: льстецы и лизоблюды никогда не склонны отдать свою жизнь
за дело монархии. Если сами монархи этого вовремя не поняли и если они и сейчас
принципиально не хотят этого понять, то тем хуже для них самих.

жүктеу/скачать 3,18 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: