Моя борьба

Вена — город, который столь многим кажется вместилищем прекрасных
удовольствий, городом празднеств для счастливых людей, — эта Вена для меня к
сожалению является только живым воспоминанием о самой печальной полосе моей
жизни.
Еще и теперь этот город вызывает во мне только тяжелые воспоминания. Вена
— в этом слове для меня слилось 5 лет тяжелого горя и лишений. 5 лет, в течение
которых я сначала добывал себе кусок хлеба как чернорабочий, потом как мелкий
чертежник, я прожил буквально впроголодь и никогда в ту пору не помню себя
сытым. Голод был моим самым верным спутником, который никогда не оставлял
меня и честно делил со мной все мое время. В покупке каждой книги участвовал тот
же мой верный спутник — голод; каждое посещение оперы приводило к тому, что
этот же верный товарищ мой оставался у меня на долгое время. Словом, с этим
безжалостным спутником я должен был вести борьбу изо дня в день. И все же в этот
период своей жизни я учился более, чем когда бы то ни было. Кроме моей работы
по архитектуре, кроме редких посещений оперы, которые я мог себе позволить
лишь за счет скудного обеда, у меня была только одна радость, это — книги.
Я читал тогда бесконечно много и читал основательно. Все свободное время,
которое оставалось у меня от работы, целиком уходило на эти занятия. В течение
нескольких лет я создал себе известный запас знаний, которыми я питаюсь и
поныне.
Более того.
В это время я составил себе известное представление о мире и выработал себе
миросозерцание, которое образовало гранитный фундамент для моей теперешней
борьбы. К тем взглядам, которые я выработал себе тогда, мне пришлось
впоследствии прибавить только немногое, изменять же ничего не пришлось.
Наоборот.
Я теперь твердо убежден в том, что все творческие идеи человека в общих
чертах появляются уже в период его юности, насколько вообще данный человек
способен творчески мыслить. Я различаю теперь между мудростью старости,
которая является результатом большей основательности, осторожности и опыта
долгой жизни, и гениальностью юности, которая щедрой рукой бросает
человечеству благотворные идеи и мысли, хотя иногда и в незаконченном виде.
Юность дает человечеству строительный материал и планы будущего, из которых
затем более мудрая старость кладет кирпичи и строит здания, поскольку так
называемая мудрость старости вообще не удушает гениальности юности.
* * *
Жизнь, которую я до тех пор вел в доме родителей, мало отличалась от обычной.
Я жил безбедно и никаких социальных проблем предо мной не стояло. Окружавшие
меня сверстники принадлежали к кругам мелкой буржуазии, т. е. к тем кругам,
которые очень мало соприкасаются с рабочими чисто физического труда. Ибо, как
это на первый взгляд ни странно, пропасть между теми слоями мелкой буржуазии,
экономическое положение которых далеко не блестяще, и рабочими физического
труда зачастую гораздо глубже, чем это думают. Причиной этой — приходится так

выразиться — вражды является опасение этих общественных слоев, — они еще
совсем недавно чуть-чуть поднялись над уровнем рабочих физического труда, —
опять вернуться к своему старому положению, вернуться к жизни малоуважаемого
рабочего сословия или даже только быть вновь причисленными к нему. К этому у
многих прибавляются тяжелые воспоминания о неслыханной культурной
отсталости низших классов, чудовищной грубости обращения друг с другом.
Недавно завоеванное положение мелкого буржуа, само по себе не бог весть какое
высокое, заставляет прямо трепетать перед опасностью вновь спуститься на одну
ступень ниже и делает невыносимой даже одну мысль об этом.
Отсюда часто получается, что более высоко поставленные люди относятся к
самым низшим слоям с гораздо меньшими предрассудками, чем недавние
«выскочки».
Ибо в конце концов выскочкой является в известном смысле всякий, кто своей
собственной энергией несколько выбился в люди и поднялся выше своего прежнего
уровня жизни.
Эта зачастую очень тяжкая борьба заглушает всякое чувство сожаления.
Отчаянная борьба за существование, которую ты только что вел сам, зачастую
убивает в тебе всякое сострадание к тем, кому выбиться в люди не удалось.
Ко мне лично судьба в этом отношении была милостивее. Бросив меня в омут
нищеты и необеспеченности, через который в свое время прошел мой отец,
выбившийся затем в люди, жизнь сорвала с моих глаз повязку ограниченного
мелкобуржуазного воспитания. Только теперь я научился понимать людей,
научился отличать видимость и внешнюю скотскую грубость от внутренней сути
человека.
Вена уже в начале XX столетия принадлежала к городам величайшего
социального неравенства.
Бьющая в глаза роскошь, с одной стороны, и отталкивающая нищета — с
другой. В центре города, в его внутренних кварталах можно было с особенной
отчетливостью ощущать биение пульса 52-миллионной страны со всеми
сомнительными чарами этого государства национальностей. Двор с его
ослепительной роскошью притягивал как магнит богачей и интеллигенцию. К этому
надо прибавить сильнейший централизм, на котором основана была вся
габсбургская монархия.
Только 
благодаря 
этому 
централизму 
мог 
держаться 
весь 
этот
междунациональный кисель. В результате этого — необычайная концентрация всей
высшей администрации в резиденции государства — в Вене.
Вена не только в политическом и духовном, но в экономическом отношении
была 
центром 
придунайской 
монархии. 
Армии 
высшего 
офицерства,
государственных чиновников, художников и ученых противостояла еще большая
армия рабочих; несметному богатству аристократии и торговцев противостояла
чудовищная беднота. Перед дворцом на Ринге в любое время дня можно было
видеть тысячи блуждающих безработных. В двух шагах от триумфальных арок, в
пыли и грязи каналов валялись сотни и тысячи бездомных.

Едва ли в каком-либо другом немецком городе в эту пору можно было с
большим успехом изучать социальную проблему. Не надо только обманывать самих
себя. Это «изучение» невозможно сверху вниз. Кто сам не побывал в тисках
удушающей нищеты, тот никогда не поймет, что означает этот ад. Если изучать
социальную проблему сверху вниз, ничего кроме поверхностной болтовни и
лживых сантиментов не получится, а то и другое только вредно. Первое потому, что
не позволяет даже добраться до ядра проблемы, второе потому, что просто проходит
мимо нее. Я право не знаю, что хуже: полное невнимание к социальной нужде,
которое характерно для большинства счастливцев и для многих из тех, которые
достаточно зарабатывают, чтобы безбедно жить; или пренебрежительное и вместе с
тем частенько в высшей степени бестактное снисхождение к меньшему брату,
характерное для многих из тех господ мужского и женского пола, для которых и
сочувствие к «народу» является делом моды. Эти люди грешат гораздо больше, чем
они при их полном отсутствии такта даже могут сами себе представить.
Неудивительно, что результат такого их общения с «меньшим братом» совершенно
ничтожен, а зачастую прямо отрицателен. Когда народ на такое обращение отвечает
естественным чувством возмущения, эти добрые господа всегда воспринимают это
как доказательство неблагодарности народа.

жүктеу/скачать 3,18 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: