Назови меня своим именем

убежищем,  последней  защитой,  последней  отговоркой,  что  я  нисколько  не
сопротивлялся,  что  мое  сопротивление  было  фальшивым,  что  я  не  был
способен  и  не  хотел  сопротивляться  ничему,  что  он  делал  или  просил  у
меня? 
Не
  понял  бы,  что  когда  в  то  воскресенье  в  опустевшем  доме  он
вошел в мою комнату и спросил, почему я не на пляже с остальными, я не
стал  отвечать  и  ограничился  лишь  пожатием  плеч  по  одной  простой
причине – чтобы скрыть, что не могу вздохнуть и произнести хоть слово, и
что  любой  звук  станет  отчаянным  признанием  или  всхлипом,  одним  из
двух?  С  самого  детства  никто  не  доводил  меня  до  такого  состояния.
Ужасная  аллергия,  произнес  я.  У  меня  тоже,  ответил  он.  Возможно,  у  нас
одна  и  та  же.  Я  снова  пожал  плечами.  Он  взял  моего  старенького
плюшевого  мишку,  повернул  его  к  себе  и  прошептал  что-то  ему  на  ухо.
Потом  развернул  игрушку  мордой  ко  мне  и  спросил,  изменив  голос:  «Что
случилось?  Ты  чем-то  расстроен».  Тут  его  взгляд  скользнул  по  моим
купальным  плавкам.  Может,  они  сползли  ниже  допустимого?  «Собирался
поплавать?»  –  спросил  он.  «После,  может»,  –  я  воспользовался  его
отговоркой, пытаясь говорить как можно меньше, чтобы он не заметил, что
мне нечем дышать. «Пойдем сейчас». Он протянул руку, чтобы помочь мне
подняться. Я взял ее и, отвернувшись к стене, чтобы не встречаться с ним
взглядом,  спросил:  «Это  обязательно?»  Все,  что  я  был  способен
произнести, чтобы сказать, 
останься
. Просто останься со мной. Твои руки
вольны делать все, что пожелаешь, стяни с меня плавки, возьми меня, я не
издам  ни  звука,  не  скажу  ни  единой  душе,  у  меня  уже  стоит,  и  ты  это
знаешь,  но  если  нет,  я  запущу  твою  руку  к  себе  в  трусы  и  не  стану
сопротивляться твоим пальцам, сколько бы их не оказалось во мне.
Мог ли он 
не
 догадываться обо всем этом?
Он  сказал,  что  хочет  переодеться,  и  вышел  из  комнаты.  «Жду  тебя
внизу».  Опустив  взгляд,  к  своему  ужасу  я  увидел  влажное  пятно  на
промежности.  Он  заметил?  Ну  разумеется.  Поэтому  предложил  пойти  на
пляж. Поэтому же вышел из моей комнаты. Я стукнул себя кулаком по лбу.
Как  я  мог  быть  так  неосторожен,  так  беспечен,  так  беспросветно  глуп?
Конечно, он видел.
Мне  стоило  бы  поучиться  у  него,  просто  пожать  плечами  и  не
обращать внимания на преждевременную эякуляцию. Но я не мог. Мне бы
не пришло в голову сказать, Он видел и что с того? Теперь он знает.
Я  не  представлял,  чтобы  кто-нибудь,  кто  жил  с  нами  под  одной
крышей,  играл  в  карты  с  моей  матерью,  завтракал  и  ужинал  за  нашим
столом, декламировал пятничную молитву просто ради удовольствия, спал

на одной из наших кроватей, пользовался нашими полотенцами, общался с
нашими  друзьями,  смотрел  с  нами  телевизор  в  дождливые  дни,  когда  мы
собирались  в  гостиной  и  уютно  устраивались  под  одним  одеялом,  потому
что становилось холодно, и слушали, как дождь стучит в окна – чтобы кто-
то в моем ближайшем окружении любил то же, что и я, хотел того же, чего
я, был тем же, кем был я. Не в силах представить подобного, я считал, что
за  исключением  прочитанного  в  книгах,  почерпнутого  из  сплетней  и
услышанного в сальных разговорах, никто из моих ровесников никогда не
хотел  быть  одновременно  мужчиной  и  женщиной  –  с  мужчиной  и
женщиной.  Мне  доводилось  хотеть  других  мужчин,  я  спал  с  женщинами.
Но  до  того,  как  он  вышел  из  такси  и  вошел  в  наш  дом,  мне  казалось
абсолютно  невозможным,  чтобы  кто-то  настолько  нормальный  мог
предложить мне свое тело с той же готовностью, с какой я жаждал отдать
мое.
И  тем  не  менее,  спустя  две  недели  после  его  приезда  я  каждую  ночь
желал  одного:  чтобы  он  вышел  из  своей  комнаты,  но  не  через  коридор,  а
через  стеклянную  балконную  дверь.  Я  хотел,  чтобы  открылась  его  дверь,
раздался шорох шагов на балконе, затем скрипнула моя незапертая дверь, в
которую  он  войдет,  когда  все  лягут  спать;  чтобы  он  скользнул  ко  мне  в
постель,  молча  раздел  меня,  заставил  хотеть  его  так,  как  я  никогда  никого
не  хотел,  нежно,  мягко,  и  с  чуткостью,  которую  один  еврей  испытывает  к
другому,  проник  в  меня,  нежно  и  мягко,  следуя  просьбе,  которую  я
репетировал вот уже столько дней, 

жүктеу/скачать 1,05 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: