Не навреди. Истории о жизни, смерти и нейрохирургии



Pdf көрінісі
бет37/68
Дата23.01.2022
өлшемі1,27 Mb.
#113597
1   ...   33   34   35   36   37   38   39   40   ...   68
Байланысты:
Генри Марш-Не навреди

12. Глиобластома
самая агрессивная опухоль мозга, развивающаяся из глиальных клеток
Несмотря  на  то  что  смерть  –  неизменный  спутник  работы
нейрохирурга,  я  почти  не  сталкиваюсь  с  ней  напрямую.  Смерть  моих
пациентов  сделалась  обезличенной  и  отдаленной.  В  большинстве  случаев
она  становится  неизбежным  следствием  безнадежной  травмы  головы  или
кровоизлияния в мозг. Такие пациенты попадают к нам в коме и умирают,
не  выходя  из  нее,  в  просторной  палате  интенсивной  терапии,  после  того
как в них некоторое время поддерживали жизнь с помощью искусственной
вентиляции  легких.  Смерть  наступает  тихо  и  мирно,  когда  врач
констатирует  гибель  головного  мозга  и  аппарат  вентиляции  легких
отключают. Тут нет предсмертных слов или последнего вздоха – есть лишь
поворот  нескольких  переключателей,  после  чего  аппарат  перестает
работать.  Если  кардиомонитор  при  этом  остался  подключен  –  обычно  его
убирают, – то на нем можно увидеть, как сердце (его удары отображаются
в  виде  извилистой  линии  из  красных  светодиодов)  начинает  биться  все
более  и  более  неравномерно,  из  последних  сил  пытаясь  выжить  в
отсутствие  кислорода.  Через  несколько  минут  оно  останавливается  в
полной  тишине,  и  линия  на  мониторе  становится  прямой.  Медсестры
отсоединяют  от  ныне  безжизненного  тела  многочисленные  трубки  и
провода,  а  вскоре  два  санитара  прикатывают  тележку  с  замаскированным
простыней  отсеком  снизу  и  увозят  покойного  в  морг.  Если  органы
пациента предполагается использовать для трансплантации, то вентиляция
легких  остается  включенной  даже  после  того,  как  зафиксирована  смерть
мозга;  тело  отвозят  в  операционную  –  как  правило,  ночью.  Врачи
извлекают  все  нужные  органы  и  только  затем  отключают  аппарат
вентиляции легких и вызывают санитаров, чтобы те забрали тело.
Мои пациенты с неизлечимыми опухолями мозга умирают дома, или в
хосписе,  или  же  в  местной  больнице.  У  нас  в  отделении  это  случается
крайне  редко,  причем  пациент  неизменно  оказывается  в  коме,  так  как
умирает  из-за  того,  что  погибает  его  мозг.  Если  вопросы,  касающиеся
смерти,  и  обсуждаются,  то,  как  правило,  разговор  ведется  с
родственниками  пациента,  а  не  с  ним  самим.  Мне  почти  никогда  не
приходится  встречаться  со  смертью  лицом  к  лицу,  но  порой  она  застает


меня врасплох.
Когда  я  работал  младшим  врачом,  все  было  иначе:  я  ежедневно  имел
дело  со  смертью  и  умирающими  пациентами.  В  первый  год  после
получения диплома, когда я пришел в больницу интерном (низшая ступень
врачебной  иерархии),  меня  частенько  вызывали,  как  правило  ни  свет  ни
заря  поднимая  с  постели,  чтобы  констатировать  смерть  очередного
больного.  Я  –  молодой  и  здоровый,  в  белом  медицинском  халате,  –  шел
пустыми  больничными  коридорами,  неотличимыми  друг  от  друга,  чтобы
попасть в темную палату, где медсестра указывала на койку с задернутыми
занавесками. Я прекрасно видел других пациентов, обычно изможденных и
старых, которые лежали на соседних койках. Вероятнее всего, они не спали
и  были  ужасно  напуганы,  а  кроме  того,  наверняка  размышляли  о
собственной  дальнейшей  судьбе,  отчаянно  желая  поскорее  выздороветь  и
убраться из больницы как можно дальше.
Покойник  за  занавесками,  едва  различимый  в  свете  тусклой
прикроватной  лампы,  выглядел  точно  так  же,  как  любой  другой  мертвый
пациент  больницы.  Они  всегда  лежат  совершенно  неподвижно  –
обезличенные, обычно пожилые, в больничной пижаме, с худым и желтым,
как  воск,  лицом,  с  запавшими  щеками  и  с  багровыми  пятнами  на
конечностях.  Я  приподнимал  пижамную  рубашку  и  подносил  к
безжизненной  груди  стетоскоп,  чтобы  окончательно  удостовериться,  что
сердце  перестало  биться,  а  потом  приоткрывал  мертвые  глаза  и  светил  в
них  ручкой-фонариком,  чтобы  убедиться,  что  зрачки  «неподвижны  и
расширены»,  то  есть  что  они  черные,  и  большие,  как  блюдца,  и  не
сужающиеся  в  свете  фонарика.  Затем  я  подходил  к  сестринскому  посту  и
делал  пометку  в  истории  болезни:  «Констатирована  смерть»  или  другие
слова в этом духе, а иногда даже добавлял «Покойся с миром». После этого
я расписывался и возвращался в кровать, стоявшую в кабинете дежурного
врача.  Большинство  пациентов,  чью  смерть  я  констатировал  таким
образом,  не  были  мне  знакомы:  по  ночам  я  отвечал  за  палаты,
прикрепленные  к  разным  врачебным  бригадам,  в  одной  из  которых  и  сам
работал  в  течение  дня.  Все  это  было  много  лет  назад,  когда  повсеместно
практиковалось  вскрытие  трупов.  Врач  традиционно  присутствовал  при
вскрытии  пациентов,  за  которых  отвечал  в  дневное  время,  которых
наблюдал  на  завершающей  стадии  болезни  и  с  которыми  успел  хорошо
познакомиться.  Я  ненавидел  вскрытия  и  всячески  старался  их  избегать.  У
моей профессиональной отстраненности были свои пределы.
Проработав  год  интерном,  я  начал  стажироваться  в  области  общей
хирургии.  Меня  направили  в  отделение  реанимации,  куда  привозили


людей,  пострадавших  от  несчастных  случаев,  –  здесь  смерть  принимала
гораздо  более  драматичные  и  жестокие  формы.  Я  до  сих  пор  помню,  как
пациенты умирали от сердечного приступа – «остановки сердца» – прямо у
меня  на  глазах.  Помню,  как  целую  ночь  безуспешно  пытался  спасти
мужчину,  который  ужасно  мучился,  истекая  кровью  из-за  варикозного
расширения вен пищевода. Все это время он оставался в полном сознании
и  смотрел  мне  в  глаза.  Я  видел,  как  люди  умирают  от  огнестрельных
ранений,  после  автомобильных  катастроф,  из-за  ударов  током,  от
инфарктов,  астмы  и  всевозможных  разновидностей  рака,  в  том  числе
весьма омерзительных.
Еще  были  те,  кто  не  доживал  до  приезда  в  больницу  и  кого  «Скорая
помощь»  привозила  уже  мертвыми.  Как  стажеру,  мне  поручали
констатировать  смерть  бедняг,  которых  инфаркт  или  инсульт  застал  на
улице.  В  таких  случаях  мне  предъявляли  полностью  одетое  тело,  с
которого  приходилось  снимать  одежду,  чтобы  прослушать  сердце
стетоскопом, – это сильно отличалось от процедуры констатации смерти у
больничных 
пациентов, 
на 
которых 
были 
надеты 
одинаковые
обезличивающие  пижамы.  Мне  казалось,  что  своими  действиями  я
оскорбляю этих несчастных, и хотелось извиниться перед ними за то, что я
вынужден  расстегивать  их  одежду,  хотя  мертвым  явно  наплевать  на  это.
Поразительно, насколько одежда все меняет.


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   33   34   35   36   37   38   39   40   ...   68




©engime.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет