(По материалам В. Ильина)

До четырнадцати лет Лулу Херст ничем не выделялась среди своих сверстниц. Она жила с родителями на ферме около Седартауна в штате Джорджия и училась в местной школе.

Однажды летней ночью 1883 года, разразилась сильнейшая гроза. Лулу и гостившая у них её двоюродная сестра Лора уже спали, но теперь, разбуженные и испуганные раскатами грома и вспышками молний, они лежали с широко открытыми глазами, прижавшись друг к другу. Вдруг в комнате раздался звук, напоминающий хлопок в ладоши, потом ещё один. Девочки встали с кровати, осмотрели комнату, однако не обнаружили ничего, что могло бы быть его источником. А звук опять повторился, и шёл он как будто из-под подушек их общей постели. Но и там не оказалось ничего необычного. Тогда Лулу и Лора позвали остальных членов семьи, однако и они не смогли отыскать источник загадочных звуков.

На следующую ночь звуки раздались снова. Теперь они стали уже более громкими, и к ним прибавились новые, как будто кто-то невидимый стучал деревянной колотушкой по кровати Лулу.

Странные явления в комнате Лулу продолжались, и стало ясно, что они как-то связаны именно с ней. Так, в её присутствии начали «оживать» разные предметы, а в один из вечеров несколько соседских парней попробовали удерживать неподвижно стул, на спинку которого Лулу положила ладони рук. Через мгновение стул сорвался с места, увлекая за собой парней, и даже когда Лулу убрала с него руки, стул продолжал перемещаться, ударяясь о встречающиеся на пути предметы. Потом парни попробовали завладеть сначала тростью, а затем зонтом, которые одной рукой держала Лулу, но все их усилия оказались тщетными.

Родителей загадочный дар дочери не обрадовал, они стали бояться за её безопасность. У отца Лулу, храбро сражавшегося в гражданскую войну на стороне южан, сдали нервы. Он передал домашние ценности на хранение в банк, а затем решил увезти дочь из дома и укрыть её в надёжном месте. Но Лулу считала, что уезжать не было смысла: раз проявления таинственной Силы связаны с ней, то куда бы отец её ни увёз, Сила наверняка последует за ней.

Вскоре слух о необычных явлениях распространился по округе, и вокруг дома Лулу стали собираться толпы людей. Бывали среди них и репортёры из местных газет, сообщавшие в свои редакции об «удивительной Лулу Херст».

Именно газетчики выдвинули идею публичной демонстрации связанных с Лулу таинственных явлений. Поначалу её отец, священник баптистской церкви, счёл такое мероприятие совершенно неприемлемым. Однако впоследствии меркантильные соображения взяли верх, и он согласился и на выступление Лулу на родине, и на её турне по нескольким штатам.

На первом представлении в Седартауне зал до отказа заполнила публика, среди которой находилось около дюжины представителей местной знати. Ярко освещённая сцена была открыта для обозрения со всех сторон. Отец Лулу выступил в роли руководителя шоу. Оно состояло из нескольких эпизодов; в каждом приглашались принять участие желающие из числа зрителей.

Первым стал «Опыт с зонтом». Доброволец из публики двумя руками держал перед собой раскрытый зонт и должен был удерживать его неподвижным. Подошла Лулу и приложила ладонь к стержню зонта. Около минуты ничего не происходило. Публика начала переглядываться и перешёптываться. Вдруг человек с зонтом задёргался, словно в конвульсиях, а затем стал рывками перемешаться по всей сцене в ускоряющемся темпе, пока, в конце концов, не рухнул вместе с зонтом на пол.

Затем последовал «Опыт с тростью». Три стоящих бок о бок человека из зала держали перед собой трость горизонтально на уровне груди. Когда Лулу, стоя напротив них, положила ладонь на трость, Сила пришла в действие и стала бросать по сцене из стороны в сторону всю троицу вместе с тростью.

В «Опыте со стулом» человек приподнимал стул над полом и прижимал его спинку к груди. Лулу прикладывала одну ладонь к спинке стула, другую к сиденью и предлагала поставить стул на пол. Но вместо этого человек со стулом вдруг принимался метаться по сцене. Ему на помощь из зала бросались ещё три-четыре человека, и они уже все вместе пытались удержать стул, но эти метания продолжались, пока стул не разваливался. При этом Лулу ухе не прикасалась к стулу, а просто находилась поблизости с ладонями, раскрытыми в сторону стула и борющихся с ним людей.

За восторженными отзывами местных газет об этом представлении последовало требование «широкой общественности»: «Чудо Джорджии» непременно должна продемонстрировать свой дар в Атланте, административном центре штата, на сцене Оперного театра. Здесь Лулу показала те же номера, добавив к ним два новых.

Человек садился на стул и, упираясь в пол ногами, отклонялся вместе со стулом назад так, чтобы передние ножки стула оторвались от пола, и удерживался в этом «исходном положении». Подошедшая Лулу прикладывала ладони к спинке стула. Проходило несколько мгновений, и стул вместе с человеком поднимался над полом и зависал на высоте около 15 сантиметров. Затем на сцену выходили ещё двое желающих. Один из них, повернувшись лицом к человеку, сидевшему на стуле, садился к нему на колени «верхом». Второй новичок усаживался на плечи первому. Подходила Лулу, и… «взлёт» стула повторялся, несмотря на утроенную нагрузку!

Вторым дополнением стал номер с бильярдным киём. Лулу держала его над полом вертикально, сжав посредине пальцами. Желающему предлагалось подойти и, ухватившись за кий, опустить его вниз так, чтобы кончик коснулся пола. Дюжие парни подходили и поодиночке, и по несколько человек, но пересилить Лулу им так и не удалось.

Гастроли Лулу по Алабаме, Флориде, Южной Каролине проходили с триумфом. Предприимчивые дельцы уже стали называть её именем табак, сигары, мыло и прочий ширпотреб. Так же успешно начались выступления и в столице страны Вашингтоне. Там же Лулу показала свои номера двадцати учёным из Смитсоновского института и Военно-морской лаборатории. Среди них находился и Александер Грейам Белл, недавно получивший патент на изобретённый им телефон. Прежде всего, была проверена версия об электрической природе её феномена. Лулу поместили на изолированную площадку со стеклянными опорами. Но Сила действовала по-прежнему. Не было зарегистрировано и никаких физических усилий со стороны Лулу, её мускулы не напрягались. После этого Лулу попросили встать на весы и, находясь на них, исполнить номер со стулом, поставленным рядом с весами. Лулу заставила подняться в воздух стул с сидящим на нём 80-килограммовым джентльменом, при этом показания весов, на которых она стояла во время эксперимента, оставались неизменными.

Проводя опыты, учёные предприняли тщательные меры против возможного обмана, хотя Лулу охотно сотрудничала с ними, подробно и искренне отвечала на все вопросы. Ничего не прояснил и анализ её крови.

После Вашингтона был Нью-Йорк, где Лулу также имела уже ставший для неё привычным успех; затем последовали гастроли по всей территории США. Однако когда они близились к завершению и уже обсуждались планы поездки в Англию, а затем и по всей Европе, Лулу объявила о прекращении выступлений. Никакие увещевания не помогли; она настояла на своём решении. О его причинах она сообщила лишь через много лет в автобиографии:

«Меня всё больше тяготило сознание того, что многие люди воспринимают проявляющуюся через меня Силу как порождение тёмных начал или как ловкий трюк. С ростом моей известности ширились и эти представления. И хотя я знала, что Сила — это удивительное и непостижимое явление, я больше не хотела выглядеть в глазах людей ненормальной личностью или обманщицей».

С тех пор как представления Лулу Херст восхищали, шокировали и озадачивали публику, прошло более ста двадцати лет. Наука проделала за это время огромный путь вперёд. Но никто так и не дал ответа на вопрос: что же было основой номеров Лулу — искусство постановщиков и исполнительницы трюков (как у современного иллюзиониста Дэвида Копперфильда), массовый гипноз зрителей или действительно некая таинственная сила, природа которой по-прежнему остаётся непостижимой?

Артур Прайс Робертс: телепат, помогавший полиции

Американец Артур Прайс Робертс сознательно решил остаться неграмотным. Он боялся, что образование уничтожит уникальные способности, проявившиеся у него в раннем детстве. Родители заметили, что их маленький сын без труда находит все пропавшие вещи. Он почему-то всегда знал, куда положила мать недовязанный чулок или где отец оставил свою газету. Однажды вечером миссис Робертс, поджидая мужа с работы, с тревогой посмотрела в окно, за которым лил дождь, и сказала: «Что-то сегодня наш отец задерживается. Не случилось ли с ним чего?» Семилетний Артур, спокойно игравший на ковре, вдруг поднял голову и сказал: «Он попал под дождь, промок и зашёл к своему знакомому, чтобы просушить одежду и выпить чашку чая». Вскоре появился мистер Робертс, который подтвердил всё, что сказал его сын.

Вскоре весть об удивительном даре ясновидения Артура Робертса облетела всю округу. Потеряв какую-то вещь, соседи шли к Робертсам, просили Артура сказать, где находится пропажа, и не было случая, чтобы мальчик ошибался. С годами слава Артура росла, всё большее число людей обращалось к нему за помощью.

6 ноября 1935 года газета штата Висконсин «Милуоки ньюс» отвела целую страницу рассказу об уникальных способностях мистера Робертса. Читателям сообщалось о самых невероятных случаях из жизни этого человека. Однажды в городе Пестиго пропал некто Дункан Мак-Грегор. Жена обещала большое вознаграждение тому, кто сможет указать его местопребывание, но всё оказалось напрасным. Прошло несколько месяцев, и отчаявшаяся миссис Мак-Грегор обратилась за помощью к Артуру Робертсу.

Ясновидец встретил её на пороге своего дома, назвал по имени, хотя раньше никогда не видел, и сказал, что знает, зачем миссис Мак-Грегор пришла к нему. Однако в тот момент он не мог дать ей какой-либо информации о пропавшем муже и попросил прийти через несколько часов. Когда женщина пришла к нему вновь, Робертс сказал, что её муж убит. «Но кто его убил, я не знаю, — добавил он. — Боюсь, улики, которые я могу сообщить полиции, окажутся недостаточными для раскрытия преступления». После этого Робертс описал место на реке Меномони, где, по его мнению, следовало искать тело Мак-Грегора. Труп, по словам ясновидца, не всплывал, так как зацепился одеждой за корягу, лежащую на дне. Буквально через несколько часов полиция нашла утопленника в месте, указанном Робертсом. Правда, его одежда зацепилась не за корягу, а за бревно.

Необыкновенный талант Робертса раскрылся в полной мере, когда около города Расина (штат Висконсин) случилось дерзкое преступление. Неизвестный злоумышленник оглушил водителя такси Фреда Кореса, ограбил его и выбросил на шоссе, а машину угнал. Уоррен Бучер, владелец компании, в которой работал Корес, обратился за помощью к Робертсу. Робертс сказал, что должен сосредоточиться. Ровно через сутки ясновидец вбежал в контору Бучера и закричал с порога: «Я знаю, где искать грабителя. Но нужно спешить!» Все трое — Корес, Бучер и Робертс — сели в машину Бучера и, следуя указаниям последнего, поехали по дороге в Чикаго. Проехав с четверть мили, Робертс сказал: «Вор едет нам навстречу. Разворачивайтесь, мы должны его догнать!» В этот момент мимо них промчался автомобиль, знакомый Бучеру и Коресу. «Я узнал парня за рулём! — воскликнул пострадавший водитель такси. — Это он ограбил меня!» Через несколько минут погони Бучер прижал угонщика к обочине и заставил остановиться. Преступника задержали, и, доставленный в полицейский участок, он во всём сознался.

В ноябре 1939 года, когда Артуру Прайсу Робертсу исполнилось семьдесят три года, он сказал своим друзьям: «Боюсь, что это последний мой день рождения, который я отмечаю в компании близких людей. Как это ни печально, я оставлю этот мир 2 января 1940 года». Предсказание Робертса сбылось и на этот раз. 2 января 1940 года он тихо скончался в своём доме в Милуоки. Его удивительный дар, благодаря которому удалось раскрыть множество преступлений, до сих пор остаётся загадкой.

Януш Квалежек, для которого не было преград

Януш Квалежек родился в марте 1880 года и до двадцати лет не проявил никаких особых талантов. Но в XX веке он как будто тем только и занимался, что удивлял администрации тюрем: оставив на стене «лапидарию», покидал непонятным образом карцеры.

Последний, кто беседовал с Янушем, был Генрих Шокольский, имевший в 1922 году не только звание физика-теоретика, но также репутацию «чудака от науки». Познакомились они в тюрьме. Пан Шокольский оказался задержанным после известных студенческих волнений 1922 года, а Квалежек — потому, что всё время оказывался задержанным.

Как говорят, за всё на свете надо платить. Возможно, за свои необычные способности ему приходилось расплачиваться таким образом.

Януша постоянно задерживали, принимая то за карманника, а то за грабителя. Ему уже надоело беспричинно оказываться за решёткой.

Но каждый раз надо было как-то выбираться, и Януш выбирался из карцеров. В тюремных анналах записывали: «За плохое поведение был препровождён в карцер. Необъяснимо исчез». По газетным «отчётам полиции» он стал уже довольно известным (не считая, конечно, фокусников) как «Проходящий сквозь стены».

Квалежек был далёк от демонстрации своих способностей сокамернику, но в ответ на его расспросы — почему он убегает, невнятно обмолвился, что в жутковатых условиях карцера он возмущается, невольно впадает в неистовство, а, кроме того, в карцере не бывает свидетелей.

Шокольский знал, конечно, что в стрессовой ситуации у человека высвобождаются иногда запасы энергии, что проявляется в поразительно огромной одномоментной силе (например, женщина приподняла грузовик, наехавший на её ребёнка). Но чтобы в стрессовом состоянии необъяснимо исчезать…

Квалежек сообщил собеседнику, что, если захочет, освободится, пройдёт стену при помощи природной силы.

Шокольский недоверчиво улыбнулся и предложил устроить эксперимент. Квалежек согласился продемонстрировать пану Шокольскому свои способности. Он покинет тюрьму, а позднее, когда пана Шокольского выпустят, они встретятся в условленном месте и продолжат беседу.

На этот раз Янушу предстояли особенные трудности: помещение не граничило с внешней стеной. Ему необходимо было идти через две соседние камеры; их надо было пройти так быстро, чтобы заключённые просто не успели ничего понять. Прежде чем объяснять чудеса, Шокальский как человек науки зафиксировал их на бумаге. Эксперимент начался поздно, при ночном освещении, поэтому качество записей, фиксирующих происходящее и что-либо объясняющих, оставляет желать лучшего. «По стенам располагались верхние и нижние нары. Все уснули, Януш всмотрелся между нарами. От его взгляда, словно бы проникающего в саму стену, казалось, что чем-то главным в себе он уже — где-то, и что ему надо лишь сдвинуться, как бы догоняя уже себя, надо как бы подтянуться — из камеры, в которой какая-то его часть словно бы оставалась по недосмотру. И пан Квалежек двинулся — приближаясь к стене. И стало ясно: стене — не воспрепятствовать ему. А приблизившись к нарам, пан Квалежек на миг — как бы перерезанный в плечах верхними — прошёл их (спящие одновременно вздрогнули) и на моих глазах погрузился в стену».

Встретившись с Янушем в условленном месте, Генрих Шокольский предложил ему участвовать в новых экспериментах и просил рассказать, как у Януша открылся необычный дар.

Квалежек поведал, что в десятилетнем возрасте играл неподалёку от железной дороги в футбол. Мяч отлетел на рельсы, и Януш, побежав за ним, оказался перед надвигающимся паровичком. Паровоз стал тормозить, и в облаке пара и дыма, которое охватило Януша, отделив от мальчишек и как бы от жизни, он, осознавая в какие-то доли секунды неотвратимость встречи с «надвинувшимся», вдруг почувствовал в себе такую силу, что сделал даже встречный шаг в этом облаке, и оно как-то прошло вокруг него и выпустило. Мальчишки же решили, что он успел отскочить от паровоза.

Со временем эта необъяснимая способность его не прошла. Судьба словно бы взялась выпестовать её. Она то и дело «распоряжалась», чтобы мальчика куда-нибудь запирали, да ещё за провинности, которых он не совершал. Вот и любимый дедушка Тадеуш запер его в баньке будто бы за хищение удочки.

А в это время неподалёку, в Висле, купались мальчишки. И маленький Януш вдруг пришёл в неистовство. «Матка Боска!» Он впервые так разозлился — и на деда с его удилищем, и на себя за это своё невезение, и на ребят, и на баньку с толстыми стенами, отгородившими его от них.

Ему припомнилась книжка «Давид Сасунский», в которой некто, Мгер Младший, в великом гневе, войдя в скалу, оказался за ней. Вспомнился и паровичок в облаке пара, и всё, что он неосознанно сделал тогда. И показалось, что он тоже сможет пройти через преграду, не хуже чем Мгер.

Он представил себе «своё» облако и попытался вызвать в себе ту силу преодоления. И тогда — впервые осознанно — он и преодолел препятствие, оказался за банькой. И судьба не раз ещё предоставляла ему случаи для «оттачивания» такой способности. А он перед препятствием, «оживив» в себе то охватившее его облако с надвигавшимся паровичком, — пара шагов навстречу — и «облако», и «паровоз», и само препятствие оказывались за ним.

Не просто было ему пройти через несколько камер — всё время как бы «отталкивая» воображаемый паровоз, но и удерживая его на небольшом расстоянии, чтобы шагать самому навстречу. Так рассказывал Квалежек в лаборатории при кафедре.

Генрих Шокольский буквально заблудился в дебрях гипотез. Он предполагал, что в определённый момент вокруг Януша возникало вдруг энергетическое поле, дававшее ему возможность оказываться на некоей грани между материальным миром и так называемым «тонким». Это поле лишало обычных свойств либо материю, либо самого Януша. Остановить такого субъекта могла бы разве что особенная энергетическая преграда.

«Эксперименты по превращению X-поля в материю и обратно», как назвал их Шокольский, продолжились в присутствии лаборанта Адама Станкевича, поведшего записи и давшего слово до времени никому ничего не рассказывать.

Выяснилось, что, проходя бетонную стену, Квалежек чувствовал арматуру, но — как прохладные струи в тёплой воде. И вообще любой материал фиксировался им только в температурном режиме, а не по плотности. А вот через стекло он почему-то проходить не мог, и в ювелирные магазины заходил не через витрины, а как все люди, — в двери, правда, запертые.

Было неожиданным для пана Шокольского и то, что ни один из приборов лаборатории не фиксировал «поле» Квалежека, когда тот входил с одной стороны стены и, пройдя её, появлялся с другой. А закончились эксперименты совсем неожиданно: однажды Януш не вышел с другой стороны стены. Он не раз проходил эту стену и вдруг — не вышел, исчез. Простукивание, а затем и разрушение этой стены не дали ничего. И Адам Станкевич подытожил:

— Пан Шокольский был последним, кто беседовал с паном Квалежеком. Ничто не предвещало потери, и то, что случилось, превосходит всякое разумение. Быть может, пан Квалежек оступился (естественно, своим каким-то образом) — споткнувшись в «портале» — на ему только ведомой грани между мирами, и остаётся по ту сторону как нашего мира, так и нашего понимания…

Володя Зубрицкий, феноменальный счётчик

Известный иллюзионист А. А. Вадимов, видевший первые гастроли Володи Зубрицкого, писал: «Цирк Никишина на Нижегородской ярмарке широко рекламировал „чудо XX века“ — семилетнего Володю. На манеж выходил мальчик, одетый в костюмчик с матросским воротником, с ним выходил мужчина средних лет и, представив Володю зрителям, предлагал давать задачи». Публика называла числа. Володя, лишь немного подумав, умножал четырёхзначное число на четырёхзначное, возводил числа в степень, извлекал из больших чисел квадратные и кубические корни. На чёрной доске изображали квадрат, разделённый на 25 клеток. В каждой клетке писали цифру (от 0 до 9), Володя некоторое время смотрел на таблицу, произносил: «Готово!» — и, не глядя на доску, перечислял написанные цифры в любом порядке, в любой строке и по диагоналям. Затем, по просьбам зрителей, он называл даты различных исторических событий, демонстрируя свою действительно феноменальную память.

В сентябре 1912 года Володю Зубрицкого привезли на гастроли в Москву, а в конце октября — в Петербург. Здесь он выступал на арене знаменитого цирка Чинизелли. «Всех поражает, — писал петербургский журнал, — как этот семилетний мальчик решает в уме такие сложные числовые задачи, какие и на бумаге-то можно решить лишь после пяти-шестиминутной работы».

В один из дней Володя был приглашён в редакцию известного тогда в Петербурге «Синего журнала». Он пришёл вместе со своим репетитором. В присутствии сотрудников редакции мальчик дал свой обычный сеанс. Когда все захлопали в ладоши, у Володи на лице было самое безразличное выражение. «Чему тут удивляться? — казалось, говорило оно. — Такая простая штука».

Кто-то спросил: «Какой день недели был 29 августа 1873 года?» Володя ответил, что среда, и, внимательно взглянув на задававшего вопрос, добавил недоверчиво: «А вы-то сами знаете, какой был это день?»

В заключение его попросили оставить автограф: «Ну, напиши, что ты больше всего любишь». Мальчик-вундеркинд, нахмурив лоб и чуть подумав, написал нетвёрдым ещё, неровным почерком: «Я люблю учиться и бегать. Володя Зубрицкий». И в этой короткой фразе выразилась вся трагедия маленького артиста, лишённого детства и вынужденного ежедневно напрягать свой неокрепший мозг, манипулируя огромными числами. Суровый и строгий отец Володи, воспитанный на жёстких правилах цирка, не знал жалости и спешил заработать на чудесных способностях сына как можно больше. Он заставлял его выступать несколько раз в день, и не только в цирке, но и в гимназиях, в институтах, на различных вечерах. Учиться в школе Володе было некогда. Зато в Киеве отец уже строил просторный каменный дом…

Через много лет, уже взрослым человеком, Владимир Зубрицкий вспоминал, что в детстве по ночам его мучили кошмары. Он ненавидел цирк. Несколько раз вместе с братом (тот был старше всего на год) он пытался убежать из дома. Но каждый раз их водворяли обратно.

Известный московский невропатолог Г. И. Россолимо тщательно обследовал Володю Зубрицкого и, отмечая удивительную зрительную и слуховую память мальчика, настоятельно советовал прекратить его выступления. Говорили, что сам граф С. Ю. Витте предлагал устроить Володю в реальное училище на полное государственное обеспечение. Но отец и слышать об этом не хотел.

«Синий журнал» писал в одном из своих номеров: «Володя Зубрицкий действительно гениальный ребёнок. Если он будет жить и развиваться нормально, человечеству придётся познакомиться с таким чудом, о котором как-то даже жутко говорить». Предсказанию этому, однако, не дано было сбыться. Началась Первая мировая война. Зубрицкого-старшего мобилизовали на фронт, и выступления юного циркового математика прекратились. В тринадцать лет он записался добровольцем в красноармейский батальон. Затем служил разведчиком на бронепоезде. Был ранен в голову и контужен. Подлечившись, снова воевал. До 1921 года служил на флоте. С Гражданской войны Владимир возвратился в Киев. Мелькнула было мысль снова стать цирковым артистом, но он отбросил её, поскольку уже не чувствовал в себе тех способностей, которыми блистал раньше. Поэтому он выбрал для себя работу самую прозаическую — поступил матросом-спасателем на водную станцию.

В Великую Отечественную Владимир Зубрицкий снова воевал — на тральщиках и бронекатерах. В 1943 году был ранен. Дослужился до звания капитана 3-го ранга. Иногда Зубрицкий рассказывал сослуживцам о своём необычном детстве, о выступлениях на арене и шумном успехе. Те не верили. Да ему и самому его прошлое казалось каким-то странным, удивительным сном…

Николай Сядристый: чудеса под микроскопом

Увидеть такое чудо можно только в микроскоп или через очень сильное увеличительное стекло. Да и как разглядеть невооружённым глазом изделие, которое в сотни раз меньше макового зёрнышка: скульптуру, свободно помещающуюся в ушке обыкновенной иглы, или портрет, нарисованный на срезе человеческого волоса? Смотришь на эти чудеса в микроскоп и удивляешься тонкости работы. Кто не слышал о герое сказа Н. С. Лескова Левше, мастере, сумевшем подковать все шесть лапок заводной «аглицкой блохи». Лишь глядя в «мелкоскоп», удалось увидеть крохотные подковки, прибитые к блошиным лапкам золотыми гвоздиками. Со времён написания этого сказа принято считать работу тульского умельца Левши верхом мастерства. Недаром и по сей день выражение «подковал блоху» означает высочайшую похвалу тому, кто совершил, казалось бы, невозможное.

Николай Сергеевич Сядристый в середине прошлого века был студентом Харьковского сельскохозяйственного института. Однажды случайно он услышал о таком необычном искусстве, как микроминиатюра. А началось всё со спора в студенческом общежитии: можно ли написать фразу на человеческом волоске? Сядристому казалось, что это возможно, хотя, конечно, и очень трудно. На занятиях по биологии, в свободные минуты, он стал рассматривать волосинки под микроскопом, прикидывать, не подойдёт ли в качестве инструмента для гравировки микроскопических букв препараторная игла? Увы, эта игла по сравнению с волоском выглядела подобно бревну и никак не годилась в качестве резца. Пришлось изобретать специальный инструмент. Студент перепробовал многое и, наконец, остановился на микрорезце из острого кристалла абразива.

Несколько месяцев ушло на то, чтобы, глядя в микроскоп, научиться писать на волоске. И вот в канун 1960 года после напряжённых усилий на волоске толщиной 90 микрон, по его длине, появилось поздравление с Новым годом, а слова «Миру — мир!» — уместились даже на его срезе. Позже, когда появились мастерство и уверенность, Сядристый мог размещать на одном миллиметре до 50 микроскопических букв!

Постепенно имя чудо-мастера стало известно, и всё чаще слышал он вопрос: «Ну а блоху подковать ты мог бы?» Многие полагали, что это особенно трудно сделать. Николай Сядристый и сам поначалу считал так же. За неимением искусственной блохи (подобной лесковской) он задумал подковать настоящую. Но где её взять? Помогли биологи с кафедры паразитологии. Блошку (конечно, умерщвлённую) обработали в спирте и высушили. После этого её можно было сохранять многие годы.

Подковки для блохи Сядристый изготовил из чистой меди; они были в 10 раз тоньше человеческого волоса.

Подковки могли, как писал Сядристый, «сами переворачиваться, становиться на ребро, цепляться за резец, словно смазанные клеем», и иногда, «улучив момент», под действием электростатических сил прыгали сторону. Да что подковки! Требовалось изготовить также и микроскопические стальные гвоздики. Толщина их не превосходила семи тысячных долей миллиметра. При помощи иголочки (нечего было и думать использовать, к примеру, пинцет) мастер прикладывал подковку к «копытцу» одной из ножек блохи и прибивал её тремя гвоздиками. Потом эта тонкая операция повторялась на «копытце» другой ножки.

Подкованная блоха с успехом демонстрировалась на многих выставках. Но Сядристый допустил большую ошибку. Пять лет спустя медные подковки стали «ржаветь», окисляться. Пришлось делать новые подковки, на этот раз из ювелирного золота, а гвоздики — из нержавеющей стали. Люди, глядя на блоху, ахали от удивления. А Сядристый, уже опытный мастер, считал эту работу самой простой: всего-то восемь деталей несложной формы. «Но зритель, — писал он, — верный старой легенде о подкованной блохе как о немыслимо тонкой работе, спешил увидеть её в первую очередь». Это уже позже всем стало ясно, что могут быть шедевры и удивительнее подкованной блохи!

На одной из международных выставок демонстрировалась книжка, изготовленная японскими печатниками. На её 24 страницах были напечатаны 100 трёхстиший из древней японской поэзии. Удивляли размеры этой книжки: 3 на 4 миллиметра! Тогда она была признана самой маленькой книжкой в мире. Николай Сядристый поставил перед собой цель превзойти японцев. Он выбрал для воспроизведения знаменитый сборник стихов украинского поэта Тараса Шевченко «Кобзарь».

4 месяца по вечерам трудился Сядристый, «печатая» свою необыкновенную книжку. Конечно, всё делалось вручную под микроскопом. Получилась книжка в 19 раз меньше японской! О размерах её красноречиво говорит тот факт, что на торце спички могли свободно уместиться три таких крошечных «Кобзаря»! Книжка может без труда пройти сквозь игольное ушко. В ней 12 страниц. На каждой ровно, чётко, без единого переноса написано по восемь стихотворных строк. Есть иллюстрации: портрет поэта и копия одного из его рисунков. Листы из тончайшей плёнки сшиты паутинкой. Обложка сделана из лепестка бессмертника и украшена золотыми накладками. Разумеется, читать такую сверхминиатюрную книжку можно лишь с помощью микроскопа, а перелистывать странички приходится заострённой волосинкой.

Сядристый сделал электромоторчик размером в 1000 раз меньше макового зерна! Но ещё больше удивляет размер золотого замочка. Представьте, что в одном кубическом миллиметре можно поместить 50 тысяч таких замочков! Но в невидимом простым глазом замочке размером с пылинку есть, как и положено, запирающий механизм, есть и микроскопический ключик.

Во время демонстраций работ Сядристого два его чудо-замочка лежали на срезе человеческого волоса, как на столике, причём один — в собранном виде, а другой — в разобранном на пять деталей. Казалось бы — это предел возможного, меньше сделать уже нельзя. Но, оказывается, — можно, и это под силу такому выдающемуся мастеру, как Николай Сядристый. Он изготовил шахматную доску, которая поместилась на срезе волоска. На ней расставлены фигурки из золота. В маковом зёрнышке таких фигурок поместилось бы более 100 тысяч! И надо отметить, что каждая собрана из нескольких частей.

Сядристый изготовил пешку размером меньшую, чем некоторые микробы. И тут он, по его словам, подошёл к тому порогу, когда свойства материалов резко меняются: твёрдая сталь вдруг становится податливой, как воск, а микроскопического размера предметы окисляются кислородом воздуха и тают на глазах.

Обладая даром художника, Николай Сергеевич выполнил несколько микропортретов на срезах зёрен плодовых деревьев, а один — даже на срезе волоса, несомненно, самый маленький в мире. Он рассказывал, что при работе делает штрихи резцом, не чувствуя самого движения, можно сказать, повинуясь лишь желанию сделать его. Помехой могут послужить даже удары собственного сердца. Каждое движение — первое и окончательное, поправить уже ничего невозможно.

Однажды Сядристому пришла в голову мысль создать розу микроскопических размеров и поместить её в прозрачный футляр. Последним должен был служить просверлённый по длине человеческий волос. И он осуществил задуманное. Просверлил волосок, отполировал его снаружи и внутри до полной прозрачности. Роза лежит в нём свободно и выглядит как живая!

Так получилось, что имя Николая Сядристого стало особенно знаменитым. Однако он совсем не одинок, можно назвать имена и других творцов невидимых шедевров. Эдуард Казарян из Армении создал, в частности, галерею микроскопических живописных картин, а соотечественник Сядристого, талантливый мастер микроминиатюры Михаил Маслюк, сделал трактор, который в 20 миллионов раз меньше макового зёрнышка!

Можно вспомнить имена уральцев Александра Сысолятина и Николая Доцковского, «Левшу» из Омска Анатолия Коненко. Между ними всегда шло негласное соперничество. Каждый старался превзойти другого в своём искусстве. И рождалось очередное чудо.

Клавдия Устюжанина, победившая смерть

19 февраля 1964 года на операционном столе городской больницы Барнаула скончалась больная Клавдия Никитична Устюжанина. Раковый процесс, поразивший поджелудочную железу, охватил практически весь желудок и прилегающие к нему ткани. И доли шанса на спасение больной не оставалось, хотя бригада хирургов ещё долго пыталась бороться за её жизнь. Операцию проводил известный в крае профессор-онколог Израиль Исаевич Неймарк. Ассистировали ему ещё трое опытных специалистов. Посильно помогали и семеро студентов-практикантов, не считая сестринского персонала. Конечно, картина для каждого из них была совершенно очевидна: вместо поджелудочной железы — остаток уродливой, переродившейся ткани, утонувшей в огромном количестве гноя. Полтора литра его выкачали из брюшной полости пациентки! Теперь она уже труп. Чудес в таких случаях не бывает…

Ещё по инерции хирург отдавал приказания младшему медперсоналу, старшая операционная сестра с тревожными глазами в последний раз заботливо отёрла вспотевший лоб профессора. Но уже каждый чувствовал в своём сердце крошечный кусочек леденящего страха, который всегда приносит смерть.

Приглушённым голосом профессор распорядился вывезти труп из операционной и вышел переодеваться.

Спустя какое-то время незашитый труп — какой в этом смысл! — отправили в больничный морг. А на третий день туда явились родственники умершей, чтобы похоронить её, безвременно ушедшую из жизни: ровно двух недель не хватило Клавдии Устюжаниной до сорокапятилетия! Трагедия усугублялась ещё и тем, что оставался сиротой её восьмилетний сын Андрюша. Накануне операции Клавдия Никитична, зная, что ей предстоит, привела в порядок все свои дела: официально поделила имущество и недвижимость между родственниками, уладила всё, что могло оказаться неудобным для кого-то в случае её смерти. И вот только кровиночку свою вынуждена была оформить в детский дом, потому что не нашлось желающих взять его в свою семью.

А о том, что ей уже не выжить, сумела Клавдия Никитична выведать окольными путями. За год до трагедии она обследовалась в больнице (до этого боли в животе беспокоили её уже более трёх лет) и получила от врачей уклончивый ответ: обнаружили-де доброкачественную опухоль. Такова уж тогда была метода — обманывать явно обречённых. Ей также сообщили, что её история болезни передана в онкологический диспансер. И Клавдия Устюжанина отправилась туда под именем своей сестры. И ей как родственнице поведали всю правду. Потому-то и приготовилась она к уходу из жизни.

Но случилось невероятное. Санитары, пришедшие за трупом Устюжаниной, который пролежал в морге трое суток, обнаружили вдруг в нём признаки жизни: она явно шевелилась, пытаясь сесть! Первая реакция даже у видавших виды медиков была вполне естественной: бросив носилки, они в страхе бежали из морга. Мыслимо ли?!! Трёхдневный труп, располосованный и незашитый после операции, ожил! Потом уже целая депутация в белых халатах, забыв о морозе, неодетой кинулась в страшный ледник.

Воскресшую Устюжанину бережно подняли на верхний этаж больницы, где всё завертелось каруселью. СПУСТЯ ТРОЕ СУТОК ВОСКРЕС ЧЕЛОВЕК! От одной только мысли об этом всех бросало то в жар, то в холод. Ведь это был не летаргический сон, не воскрешение после клинической смерти (длящейся 10 — максимум 28 минут). Разум отказывался верить в произошедшее.

Трое суток в ледяном склепе под лёгкой простынкой! В таких условиях даже богатырь попросту бы замёрз. А там пролежало мёртвое, разрезанное тело, в котором уже не существовало поджелудочной железы, а желудок и другие органы были изуродованы непобеждённой раковой опухолью. Замелькали грифы «секретно», затрещали служебные телефоны, оповещая Москву о странном происшествии. Оттуда последовал только один приказ: МОЛЧАТЬ! Этим, наверное, и объясняется странная реакция местных эскулапов и их решение о дальнейшем лечении «больной».

А сама виновница нежелательной для местных властей шумихи в это время медленно возвращалась к жизни. Больше трёх суток в её мозг не поступала кровь и тем не менее он ожил! Как вспоминала потом сама Клавдия Никитична, трудно, болезненно «отходила» голова. До конца своих дней не снимала она тёплой шали с головы — так чувствительна стала она к малейшим перепадам температуры воздуха. А хирургов больше всего потрясло абсолютное обновление желудочно-кишечного тракта: он стал у вчерашней раковой больной совершенно чистым и здоровым, как у новорождённого младенца. Разводя руками, врачи констатировали факт: да, случилось ЧУДО, необъяснимое современной наукой.

Как считала Клавдия Устюжанина, ей, бывшей «покойнице», здорово навредили студенты — ведь им разрешили «попрактиковаться» на мёртвом теле. Они разрезали ей горло и повредили голосовые связки. Вот как вспоминает о том времени после воскрешения сама Клавдия Никитична:

«Через несколько дней, не зашив как следует горло и оставив свищ в боку живота, меня выписали домой. Громко говорить я не могла, поэтому произносила слова шёпотом. Когда я ещё находилась в больнице, мой мозг оттаивал очень медленно… Это проявлялось таким образом: например, я понимала, что это моя вещь, но как она называется, сразу вспомнить не могла. Или когда ко мне приходил сын, то я понимала, что это мой ребёнок, но как его звать, не могла сразу вспомнить. С каждым днём мне становилось всё лучше и лучше, хотя незашитое горло и свищ в боку живота не давали мне правильно есть. Когда я что-нибудь ела, то часть пищи проваливалась через горло и свищ.

В марте 1964 года я легла на повторную операцию для того, чтобы узнать о состоянии своего здоровья и чтобы зашили мне раны. Повторную операцию проводила известный врач Алябьева Валентина Васильевна. Во время операции я видела (проводилась она под местным наркозом), как врачи копаются в моих внутренностях, а, желая знать моё состояние, задавали мне различные вопросы, и я отвечала на них. После операции Валентина Васильевна в сильном волнении сказала мне, что в организме нет даже и подозрения на то, что у меня был рак желудка: всё внутри было, как у „новорождённого ребёнка“».

Уже нет в живых Клавдии Никитичны Устюжаниной; пришло время её естественной смерти, ведь она родилась в далёком 1919 году. Сегодня самыми точными сведениями располагает её сын, тот самый «маленький Андрюша», который стал священником с высшим духовным образованием. Вместе со своей матерью он прошёл ступени познания Бога, ни на минуту не забывая о том мире, в котором побывала его многострадальная родительница. Вот как это было.