ГЛАВА 7. ЧТОБЫ "ЖИТЬ CTAJIO ЛУЧШЕ, ЖИТЬ

реформирования общества было то, что индустриализа­
ция и кооперация не рассматривались как самодовлею­
щие цели, а выступали моментами роста благосостояния 
и культурного уровня народа, понимаемого в качестве 
условия "снятия" факторов дестабилизации общества и 
"главного критерия социалистичности". 
Отстаивая именно такие установки в стратегии пар­
тии, H. Бухарин при этом особо подчеркивал: "... Реши­
тельный отказ от чрезвычайных мер... должен быть не­
пременнейшим базисом... политики. Ибо только так мож­
но оставить систему нэпа. Чрезвычайные меры и нэп есть 
вещи друг другу противоречащие. Чрезвычайные меры 
есть отмена нэпа, ...чрезвычайные меры как система ис­
ключают нэп" (3). 
"Бухаринская альтернатива", таким образом, пред­
полагала в качестве своего фундамента указание Ленина, 
что нэп есть политика "всерьез и надолго" (4). Однако 
"самый верный его ученик", "Ленин сегодня" (по выра­
жению M. Горького), выступая на конференции аграрни­
ков-марксистов (27 декабря 1929г.), напрочь отказал в 
"претензии" нэпу как чему-то "серьезному и долгому". Эта 
политика, заявил Сталин, перестает "служить делу соци­
ализма, мы ее отбросим к черту" (5). 
Уже к концу 20-х годов реалистический курс, фор­
мировавшийся в рамках нового политического мышле­
ния, претерпел коренные изменения, а говоря более точ­
но, обрел диаметрально противоположный вектор. "Чрез­
вычайная" методология (словами Бухарина) превращалась 
в альфу и омегу государственной доктрины. 
Главным приоритетом и даже всепоглощающей 
целью была объявлена индустриализация. При этом пла­
ны ее задавались в сверхфорсированном режиме. "Мы 
отстаем от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны 
пробежать это расстояние в десять лет", - назидал Ста­
лин (6). 
Между тем индустриализация, будучи по сути про­
цессом расширенного воспроизводства, предполагала в 
качестве своего обязательного условия наличие достаточ­
ного фонда накоплений. Поэтому все упиралось в эту про-
153 

блему, точнее, в поиск путей ее оптимального решения. 
B главном она сводилась к тому, что согласно эконо­
мическому правилу удельный вес фонда накопления (сто­
имость того, что идет на расширение производства) в 
национальном доходе должен всегда быть меньше дру­
гой его составляющей - фонда потребления (стоимости 
благ, потребляемых обществом и его отдельными члена­
ми). Резкое нарушениеэтих пропорций, т.е. "ущемление" 
последнего в пользу фонда накопления, сопряжено с па­
дением уровня жизни, подрывом воспроизводства рабо­
чей силы, дезорганизацией экономического порядка 
(именно фонд потребления "отвечает" за качество жизни 
и населения в целом). 
Мировой опыт показывает, что для перевода народ­
ного хозяйства аграрного типа в параметры экономики с 
индустриально-технологическими характеристиками до­
статочно поднять удельную величину фонда накопле­
ния с 5-10 процентов до 20-25 (7). Уже отсюда ясно, что 
промышленная модернизация вовсе не предполагает ка­
кого-то причудливо гипертрофированного перераспреде­
ления национального дохода в сторону фонда накопле­
ния. Исключение могут составлять лишь некие экстре­
мальные ситуации, например, война, которая всегда тре­
бует гигантской мобилизации всех ресурсов общества 
ценой вынужденных страданий и жертвенности. 
Сталин же в мирное время "взвинтил" величину фон­
да накопления до почти невероятных пределов, аргумен­
тируя это лишь той гипотетически мыслимой им экстре­
мы, что "мы в капиталистическом окружении" и, следо­
вательно, в противном случае "нас сомнут" (8). Если в 
середине 20-х годов доля накоплений в национальном 
доходе составляла 10 процентов, то уже в 1930г. - 29, а в 
1932г. -44 процента(9). 
Естественным результатом попрания экономической 
аксиоматики в угоду идеологическим ценностям государ­
ства должны были стать катастрофическое падение уров­
ня жизни, страдания и голод населения. Ho большевист­
ское государство воспринимало это как неизбежные "тер­
нии к звездам". "Надо потерпеть", ибо, как всегда вспо-
154 

минал в таких случаях Сталин, "революции без жертв не 
бывает". 
До "скончания империалистического света и победы 
революции в мировом масштабе" предполагалось "потер­
петь" и в плане тех лишений, которые искусственно со­
здавались вследствие почти патологической "симпатии" 
государства к группе "A" (производство средств произ­
водства) при полном игнорировании подразделения "Б" 
(производство предметов потребления). Именно тяжелая 
промышленность, капитальное строительство, военно-
промышленный комплекс ставились во главу угла индуст-
риализационного процесса, тогда как производство, ори­
ентированное непосредственно на человека (легкая и пи­
щевая промышленность, жилищное строительство, соци­
альная инфраструктура и т.п.), было обречено оставаться 
на его обочине. 
Так, в плановых корректировках на два последние 
года первой пятилетки (193 l-1932гг.) капиталовложения 
в промышленность Казахстана предусматривались в раз­
мере 1228413 тыс. руб., из них в группу "A" - 1140542 
тыс., или 93 процента, а в группу "Б" - лишь 87771 тыс. 
руб., что составляло примерно 7 процентов (10). Прита-
ких вопиющих диспропорциях было закономерным, что 
группа даже элементарных потребительских товаров пре­
бывала в постоянном дефиците, не говоря уже о таких 
"предметах роскоши", как резиновые калоши или пате­
фон, которыми какбольшой привилегией могли обладать 
лишь немногие герои - Чкаловы или артисты ( Жаровы). 
C приоритетами было как будто все ясно: "ручеек" 
инвестиций - в сферу потребления и огромный поток - в 
фонд накопления, а уже отсюда - прямым ходом в нена­
сытную утробу группы "A". После "идейного разгрома" 
оппозиции (читай: сторонников нэпа) в лице H. Бухари­
на, A. Рыкова, И. Томского на апрельском (1929г.) объ­
единенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) (Центральная 
Контрольная комиссия - орган партийной "инквизиции") 
такой "расклад" окончательно отлился в "твердую гене­
ральную линию партии". 
Определились и с источниками накопления - рабо-
155 

чий класс, крестьянство и, конечно же, "лагерная эконо­
мика". 
Рабочий класс вносил свою "лепту" не только и не 
столько прямым участием в производстве (которое оста­
валось нерентабельным, с очень высокой себестоимостью 
выпускаемой продукции), сколько своим крайне низким 
уровнем потребления. Значительнейшим каналом "учас­
тия" рабочих в накоплениях являлась недоплата их труда. 
Размеры заработной платы (в промышленности Казахста­
на она находилась на уровне 30 руб.) (11) абсолютно не 
соответствовали действительным затратам труда. Следо­
вательно, весьма и весьма существенная часть реально 
заработанной, но невыплаченной рабочим зарплаты "осе­
дала" в фонде накопления. 
Немалая доля фондазаработной платы возвращалась 
в бюджет посредством почти что принудительного рас­
пространения облигаций государственного займа, кото­
рые начали выпускаться с 1927 г. Тяжесть "режима эко­
номии во имя накопления" рабочие и их семьи познали и 
в связи с введением акциза как косвенного налога на то­
вары массового спроса (чай, сахар, табачные изделия и 
т.п.), размер которого включался в их цену. Механизм 
абсорбции (поглощения) дополнялся и действием инфля­
ционной спирали. 
Недавние сельские жители, многие фабрично-завод­
ские рабочие являли собой маргинальную страту города. 
Обрывая корни привычной для них общинной морали, 
они познавали весь негатив "разорванности" в социаль­
ных связях и стереотипах, становились объектами отчуж­
дения городской субкультуры, испытывая при этом угне­
тающее чувство "комплекса неполноценности". Понятно, 
что рабочие-маргиналы (уже не сельчане, но еще и не 
горожане), морально деградируя, быстро превращались 
в жертвы политики "спаивания народа". Ho государство 
и здесь видело источник накопления, официально рас­
сматривая "водку" как важную статью доходной части 
бюджета. (Иной читатель может здесь возмутиться "пок­
лепом" на добродетель государства, которое, дескать, 
всегдаборолосьс "зеленымзмием". Действительно,на 
156 

уровне пропаганды антиалкогольные кампании типа 
"красных месячников" и "пролетарских рейдов" следова­
ли непрерывно. Ho всей своей политикой в этот период, 
оборачивавшейся для населения страданиями и лишени­
ями, гигантским перенапряжением и страхом, деформи­
рованными стандартами потребления и культуры, госу­
дарство объективно толкало его в болото пьянства. Это 
именно так, если учесть, что, по крайней мере на массо­
вом уровне, корни последнего имеют социальную приро-
ду). 
Что касается еще одного источника формирования 
накоплений -'"лагерной экономики", то тут, думается, и 
говорить много не надо, если иметь в виду, что труд со­
тен и сотен тысяч (далее счет пойдет уже на миллионы) 
заключенных выступал как неоплачиваемый, т.е. как "дар­
мовой" (а когда что-то платили, то этого хватало лишь на 
покупку в лагерной лавке махорки и кое-когда сахара). 
Именно заключенные, каторжно надрываясь на золотых 
рудниках и лесоповалах, "приносили" стране огромные 
золото-валютные резервы, которые в ходе индустриали­
зации овеществлялись в импортных станках и оборудо­
вании. Чтобы "родник" этот не иссякал и постоянно бил 
ключом, не требовалось каких-то изощренных премуд­
ростей. Всего-то дел: сажай больше (понятно, не де­
ревьев). A уж в этом государство начинало все более 
преуспевать. 
B рамках заданного целями накопления режима "стро­
жайшей экономии" государство изыскивало множество 
других источников: от более существенных (например, 
промышленный налог, крупномасштабные сокращения 
учреждений и служащих) до рутинных, а порой и просто 
гротескных (типа описанной Ильфом и Петровым "эко­
номии" канцелярских скрепок и кнопок или электричес­
кого света в коммунальных уборных). Ho, повторимся, 
именно вышеназванные каналы служили главными источ­
никами накопления. 
Однако даже их масштабы меркли на фоне такого 
гигантского резервуара (из которого, по мысли Сталина, 
черпать - не исчерпать), как крестьянство. Оно-то и виде-
157 

лось государству в качестве "локомотива" "чрезвычайной" 
методологии формирования накоплений для индустриа­
лизации. Суть ее состояла в беспрецедентной в мировой 
истории "перекачке" материальных ресурсов аграрного 
сектора в промышленность. 
Еще до революции в большевистской пропагандис­
тской литературе имел хождение рисунок (перешедший 
затем в несколько измененном виде в советские учебни­
ки истории), где изображалась пирамида, в основании 
которой "корячился" крестьянин, держа на своих плечах 
всю "верхушку" социальной структуры Российской им­
перии (царя, дворян и помещиков, капиталистов и попов 
и прочее). 
Октябрь скинул Атлантов груз иерархической пира­
миды. Ho последняя оказалась "холмиком" по сравнению 
с той, поистине пирамидой Хеопса в виде огромнейшей 
индустриальной инфраструктуры, которая была взвалена 
на окровавленные плечи крестьянства. 
Тех, кто не спешил подставлять свои плечи, ждали 
уже не какие-нибудь штрафы по приговору земских су­
дов или порицание общины, как при царизме, а силовые 
карательные акции государства, ибо его нормой станови­
лась сталинская максима - "репрессии в области социа­
листического строительства являются необходимым эле­
ментом наступления" (12). 
K. Маркс в своем анализе капитала вскрыл всю мер­
зость и без преувеличения бандитские методы первона­
чального капиталистического накопления. По прямой 
аналогии с ним троцкисты выдвигали теорию "первона­
чального социалистического накопления". 
Один из их идеологов, E. Преображенский, писал: 
"... Первоначальным социалистическим накоплением мы 
называем накопление в руках государства материальных 
ресурсов, главным образом... из источников, лежащих вне 
комплекса государственного хозяйства... Такая страна, как 
CCCP, с ее разоренным и достаточно вообще отсталым 
хозяйством должна будет пройти период первоначально­
го накопления, очень щедро черпая из источников досо­
циалистических форм хозяйства (ясно, что прежде всего 
158 

крестьянства - Ж.А.)... Задача социалистического государ­
ства заключается не в том, чтобы брать с мелкобуржуаз­
ных производителей меньше, чем брал капитализм, а в 
том, чтобы брать больше..." (13). 
Гневно осуждая "левацкие вывихи троцкистского 
блока", Сталин оказался на поверку "католиком больше, 
чем Папа Римский", ибо выступал в своей реальной по­
литике еще более радикальным троцкистом, чем сам 
"крестный отец" течения - Лев Давидович. И вся "идей­
но-теоретическая" казуистика, обильно присутствовавшая 
в его выступлениях этого периода, все его искусство ма­
нипулирования выдернутыми из общего контекста ссыл­
ками на указания Маркса, Энгельса и Ленина как "вер­
ховных понтификов" и абсолютных авторитетов не мог­
ли завуалировать явно обозначавшейся инверсии (пере­
вертывания) в политических установках вождя. 
Сталин на деле воспринял идеи "социалистического 
первоначального накопления" и быстрых темпов промыш­
ленной модернизации, которые он еще совсем недавно 
(в середине 20-х годов) обличал как троцкистские "свер-
хиндустриалистские фантазии" (14) (в этой связи страш­
ной карикатурой выглядели обвинения H. Бухарина и его 
сторонников в "уклонизме", которые в отличие от всех 
других партийных бонз-флюгеров непоколебимо придер­
живались "нэповской линии"). 
Надо заметить, что даже ужасы "первоначального 
накопления капитала" с его "огораживанием" в Англии 
или пиратскими рейдами Дрейка не шли по масштабам 
трагизма в сравнение с "социалистическим первоначаль­
ным накоплением", поскольку фронтальное вторжение 
государства на аграрную периферию с целью массивного 
отчуждения фонда потребления деревни на нужды индуст­
риализации оборачивались (как дальше мы это увидим) 
отчуждением самой жизни миллионов крестьян. 
Смыкаются они разве что лишь в той части, где речь 
идет об ограблении колоний. Ho и здесь есть разница. B 
социалистической модели накопления "метрополией" 
выступал бюрократический командно-административный 
Центр, "имперской нацией" - партийный "орден меченос-
159 

цев" (словами Сталина), а"колонией" - вся огромная стра­
на, впадавшая во власть тоталитаризма. 
Таким образом, в качестве главной предпосылки ре­
шения проблемы накопления для индустриализации го­
сударство усматривало широкое изъятие крестьянского 
продукта. Между тем в условиях уже сложившейся нэ­
повской макроструктуры включенных хозяйственных 
интересов, предполагавшей функционирование нормаль­
ных экономических связей, столь примитивный маневр 
был осуществим лишь в обход товарно-денежных отно­
шений, т.е. через внеэкономические методы. 
Это становилось очевидным после провалившихся 
попыток получить прибавочный продукт деревни посред­
ством навязанного ей неэквивалентного во всех отноше­
ниях обмена. Как только заготовки стали проводиться по 
заниженным ценам, крестьянство перестало продавать 
хлеб
и
другие продукты своего хозяйства (об этом мы 
подробно писали в главе 5). B результате так называемой 
"хлебной стачки" 1927-1928rr. государство недополучи­
ло 128 млн. пудов хлеба. 
Нэп с его экономическими "правилами игры" стал 
"костью в горле" власти, срывая ее попытки осуществить 
"примитивную аккумуляцию" (накопление). A потомуэту 
политику "отбрасывают к черту". 
B следующем 1928-1929 году с помощью нажимных 
чрезвычайных, а по сути, репрессивных мер, масштабно 
развернутых в ходе заготовительной кампании, продо­
вольственный кризис удалось смягчить, но ценой жес­
ткого подавления, повсеместно возникших в этой связи 
крестьянских протестов. Мировое общественное мнение 
заговорило о геноциде крестьянства в CCCP. 
Легкомысленно отрекшись от нэпа, рулевые государ­
ства оказались в замкнутом круге. Силовое неэквивалент­
ное отчуждение сельскохозяйственных продуктов неми­
нуемо порождало массовое крестьянское (а отнюдь не 
только, как вещала пропаганда, кулацкое) неприятие, по­
давление которого требовало включения репрессивной 
машины. A это, несмотря на "железный занавес" и вся­
кие там "санитарные кордоны", тут же становилось до-
160 

стоянием широкой международной общественности, дис­
кредитируя ангажированный на весь мир "советский со­
циалистический гуманизм". 
Снять все эти "хлопоты" предполагалось очень прос­
то: загнать крестьян в колхозы. Здесь они утратят право 
частной собственности на факторы и условия производ­
ства, которое перейдет исключительно в монополию го­
сударства. A узурпировав всю структуру отношений со­
бственности крестьянства, можно будет уже как угодно 
эксплуатировать "вечно строптивого пахаря", ибо сам 
Маркс говорил, что эксплуатация есть наличие собствен­
ности у одних и ее отсутствие у других. Лишившись соб­
ственности, крестьянин, назови его хоть колхозником, 
превращается в "раба" государства. 
Форма не меняет содержания, а потому сельхозарте­
ли можно назвать для благозвучия "кооперативно-колхоз­
ным сектором собственности", что не помешает уверен­
но командовать ими, зная, что на самом-то деле они не 
что иное, как огосударствленные структуры, вмонтиро­
ванные в централизованную директивно-распределитель­
ную плановую Систему. Кончатся "купи-продай" и вся­
кие там чуждые социализму товарно-денежные отноше­
ния, эквивалентные обмены и прочие "выдумки" нэпа. 
Директива "Даешь план!" станет неукоснительной 
нормой. Ударникам - Почетная грамота с подписью лич­
но товарища Сталина, отклоняющимся - репрессии. A 
чтобы не разбежались из колхозов - лишить паспортов, 
чтобы работали пуще, чем на феодальной барщине - обя­
зательная норма выработки трудодней. Поймали "дезер­
тира с колхозного фронта", выявили не набравшего тре-
буемогочисла"палочек-трудодней"* -навысылкуили в 
концентрационные лагеря. 
Вот тогда, будьте уверены, никакой головной боли с 
этими крестьянами. Спустил план на республику, та - на 
область, она - на район, а он-до колхозов. И потекут кара­
ваны с хлебом, выдувая на ветру кумачовые плакаты "По-
* Заработанные трудодни отмечались в виде палочек в книжке 
колхозника. 
161 

лучай хлеб, Родина!", "Досрочно сдадим хлеб государст­
ву!", "Даешь план по хлебосдаче!". И никаких тебе Т-Д-Т. 
У партии свои формулы: "Нет таких крепостей, которые 
не смогут взять большевики", а кто в этом штурме "не с 
нами - тот враг!". 
Итак, именно проблема "накопления" выступала глав­
ным движителем развертывания коллективизации. Одна­
ко здесь преследовались и другие цели, уже стратегичес­
кого характера. 
Большевики рассматривали крестьянство как против­
ника пролетариата в классовой борьбе. Сталин открыто 
заявлял, что классовая борьба в деревне ведется пролета­
риатом отнюдь не только против эксплуататорских эле­
ментов. "A противоречия между пролетариатом и кресть­
янством в целом - чем это не классовая борьба (чем "па­
рень" нехорош, чем вам не подходит - Ж.А.)... Разве это 
неверно, что пролетариат и крестьянство составляют в 
настоящее время два основных класса нашего общества, 
что между этими классами существуют противоречия..., 
вызывающие борьбу между этими классами!" (Подчерк­
нуто нами - Ж.А.) (15). 
Так ли это было на самом деле? Известно, что любое 
общество есть концентрированное выражение огромной 
совокупности малых и больших социальных групп, кон­
тинуум которых простирается от семьи и производствен­
ной бригады до класса и этноса. Уже одна эта данность 
предполагает, что всякий социум буквально соткан из 
множества противоречий, основанных на материальных 
и идеальных интересах различных социальных групп, 
которые даже в теоретической абстракции просто не мо­
гут совпадать везде и во всем. Другими словами, уже по 
природе своей любое общество в принципе конфликтно-
генно. 
Из сказанного следует, что действующие в обществе 
противоречия есть лишь потенции конфликта, они еще 
не суть его открытых форм и уже тем более не тождество 
классовой борьбы, как это трактует Сталин. Функция влас­
тных структур в том и заключается, чтобы, используя ар­
сенал социально-экономических и политических регуля-
162 

тивных средств, пытаться не доводить противоречия до 
открытых структурных конфликтов и особенно в их на­
сильственных формах. Государство есть инструмент под­
держания баланса разновекторных интересов в обществе 
как императивного условия его равновесия и стабильнос­
ти B этом же состоит чрезвычайно сложное искусство 
государственной политики. 
Однако Сталин, следуя своим идеологическим пред­
шественникам, видел в государстве лишь машину подав­
ления (отсюда его восхищения не A. Токвилем или, ска­
жем, A. Линкольном, а такими персонификаторами госу­
дарственной тирании, как Иван Грозный и Петр Первый, 
в деяниях коих он видел свою "индульгенцию" перед су­
дом будущих поколений, которые, следует надеяться, на­
йдут в логике и контексте истории российской "смуты" 
рационализацию и его преступным действиям). 
B тоталитарном государстве всякие противоречия не 
разрешаются, а подавляются и, как точно подмечает P. 
Даррендорф, заменяются единообразием и полным согла­
сием с существующей системой власти (16). A если это 
"социалистическое" тоталитарное государство, то здесь 
это оправдывается классовой борьбой. 
Следует иметь в виду, что именно в это время Ста­
лин выступает с претензией на творческое развитие тео­
рии марксизма-ленинизма, выдвигая тезис об "обостре­
нии классовой борьбы по мере движения к социализму" 
(17). Оппозиция подвергла его уничтожительной крити­
ке. Так, H. Бухарин, выступая на Пленуме ЦК и ЦКП 
ВКП(б) (апрель 1929г.), иронизировал: "По этой стран­
ной теории выходит, что чем дальше мы идем вперед в 
деле продвижения к социализму, тем больше трудностей 
набирается, тем больше обостряется классовая борьба, и 
у самых ворот социализма мы, очевидно, должны... отк­
рыть гражданскую войну... Теория... провозглашает та­
кой тезис, что чем быстрее будут отмирать классы, тем 
больше будет обостряться классовая борьба, которая, оче­
видно, разгорится самым ярким пламенем как раз тогда, 
когда никаких классов уже не будет!" (18). 
Эта саркастическая ремарка Бухарина на Пленуме 
163 

вызвала смех в зале (как видно из его стенограммы). Меж­
ду тем именно H. Бухарин, а не Сталин проявил себя в 
данном случае дилетантом от политики. Тогда как "пра­
вый уклонист" продолжал наивно мыслить в абстракт­
ных идеалах марксизма-ленинизма, Сталин выстраивал 
свою "теорию" в прагматических категориях тоталитар­
ного государства. A их квинтэссенцией является изнич­
тожение всякого инакомыслия, любых размышлений 
(даже дома на кухне или в кровати под одеялом) по пово­
ду правомерности тех или иных действий власти как глав­
ного условия сохранения режима. 
Неважно, что в целях соблюдения "политеса", т.е. 
социалистической традиции, подавление инакомыслия 
(пусть оно даже проявляется в различиях образа жизни, 
социальных или этнических стереотипах) облачается в 
тогу "классовой борьбы". Это даже "удобно", поскольку 
не требует изощрений в выдумке идеологических ярлы­
ков: "классовый враг" и все тут. 
Поэтому неправ был H. Бухарин, высмеивая Стали­
на. Как раз-таки с построением социализма (в любых его 
ипостасях) завершается формирование тоталитарной Сис­
темы и, следовательно, насилие не только не устраняет­
ся, но подобно раковым метастазам еще больше разрас­
тается по всему общественному организму. 
Итак, Сталин и иже с ним требовали усматривать в 
имевших место противоречиях не что иное, как проявле­
ние классовой борьбы. A поскольку в наиболее обнажен­
ном виде они разворачивались в деревне, то здесь и лока­
лизовалось властью главное направление последней. 
Выступая перед слушателями Коммунистического 
университета им. Свердлова (июнь 1925r.), он говорил, 
что "если иметь в виду отношения между городом и де­
ревней", то классовая борьба имеет "три главных фрон­
та". И далее называл "фронт борьбы между пролетариа­
том в целом (в лице государства) и крестьянством..." (19). 
Причем этот "фронт" шел у него под пунктом "а", и толь­
ко потом называлась борьба государства с кулачеством и 
классовые противоречия внутри самой деревни (богатые 
- бедные) (20). 
164 

Однако, "разжигая классовую борьбу с крестьянст­
вом" (характерен сам термин - "разжигать"; он отражает 
не объективное, а субъективное, т.е. не внутреннее, а ис­
ходящее от кого-то действие), государство хорошо осоз­
навало, что "обычными", пусть даже массовыми репрес­
сиями ее "не выиграть". Восемьдесят процентов населе­
ния страны не упрячешь в лагеря. Кроме того, власть при 
всей своей "болезненной" антипатии к деревне вынужде­
на была считаться с тем, что, говоря словами известного 
польского исследователя Б. Галенского, "труд крестьяни­
на необходим для существования общества, однако су­
ществование общества в целом не является в той же мере 
необходимым для существования крестьянина". 
Ho если не подходит ГУЛАГ, то можно создать "кол­
хозный АгроГУЛАГ", опоясав "колючей проволокой" всю 
аграрную периферию. Именно коллективизация кресть­
янства и должна была окончательно решить исход "клас­
совой борьбы с деревней" в пользу государства. Массо­
вая крестьянская оппозиция с ее завершением перестава­
ла существовать. Отчужденный от средств производства 
крестьянин уже не мог быть угрозой любым волюнтарист­
ским акциям власти, так как он вставал с рабочим в один 
ряд - бесправных поденщиков государства. 
Перестала существовать не только крестьянская оп­
позиция, но и как таковое, т.е. в своих сущностных ха­
рактеристиках, само крестьянство, поскольку в ходе со­
циальных опытов власть полностью изменила его соци­
ально-экономический генотип, растворив присущие ему 
родовые признаки в коллективной анонимности под на­
званием "колхозы" - корпорации нового советского типа, 
абсолютно подвластной контролю тоталитарного режи­
ма. И в этом был еще один смысл коллективизации. 
Другим стимулирующим ее моментом было то, что с 
созданием колхозного АгроГУЛАГа государство обрета­
ло способность содержать огромную армию промышлен­
ного труда. Отчуждение колхозной продукции по чисто 
символическим закупочным ценам (они окупали лишь от 
165 

1 до 1 ее себестоимости) давало возможность уста-
10 20 
навливать на нее относительно низкиеиторговые рознич­
ные цены, а через это - искусственно уменьшать стои­
мость минимальной потребительской корзины в городе 
Аэто, в свою очередь, позволяло недоплачивать рабочим 
за их труд, обеспечивая промышленность дешевой рабо­
чей силой. 
- Власть всегда (но особенно, если она имеет тотали­
тарную природу) есть навязывание кем-то, узурпировав­
шим ее в своих особых собственных интересах, всем ос­
тальным, невзирая на их интересы (21). При этом она 
подает свои интересы как якобы интересы всего общест­
ва или, по крайней мере, его большей части, используя 
для этого изощренную популистскую демагогию и обыг­
рывая в нужном ей контексте социальные стереотипы 
(классовые, сословные, этнические, религиозные, регио­
нальные и т.п.). 
Советская власть уже по своему определению само­
идентифицировала себя как власть "всего трудящегося 
народа'. Поэтому, начиная коллективизацию, государст­
во декларировало эту идею как выражение "классовых" 
чаяний всех трудящихся. Между тем в действительности 
оно руководствовалось прежде всего утилитарными це­
лями, отвечающими собственным интересам власти, но 
не общества в целом. 
Думается, рассмотренные выше сюжеты отчасти под­
тверждают это. Здесь можно было бы описать и другие 
(как более общие, так и частные) мотивы коллективиза­
ции. Однако представляется, что в этом нет особой необ­
ходимости, ибо все они так или иначе, но заставляют силь­
но подозревать, что она затевалась отнюдь не исключи­
тельно ради того, чтобы "жить стало лучше, жить стало 
веселее", как в этом пытался убедить Сталин. 
166 

жүктеу/скачать 1,84 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: