Основы общей психологии с. П. Рубинштейн Санкт-Петербург

может замкнуться на изучении психических функций и процессов; она не

может не включить в поле своего изучения поведение, деятельность.

Преодоление пассивной созерцательности, господствовавшей до сих пор в

психологии сознания, составляет одну из важнейших и актуальнейших задач

нашей психологии. Психика, сознание формируются в деятельности, в

поведении, и лишь через поведение, через деятельность они объективно

познаются. Таким образом, деятельность, поведение неизбежно включаются в

круг психологического изучения. Это, однако, не значит, что поведение,

деятельность человека в целом являются предметом психологии.

Деятельность человека - сложное явление. Различные стороны ее изучаются

разными науками: ее общественная сущность является предметом

общественных наук, физиологические механизмы - предметом физиологии;

психология изучает психическую сторону деятельности.

Человек - не пассивное созерцательное существо, а существо

действенное, и изучать его поэтому нужно в свойственной ему активности.

Поведенческая психология, выдвинув эту проблему, исказила и

скомпрометировала ее тем, что попыталась, с одной стороны, превратить

действие целиком в предмет психологии, с другой - упразднить психику в ее

качественном своеобразии. Задача же заключается в том, чтобы, не превращая

действие и деятельность в психологическое образование, разработать

подлинную психологию действия. Только построение такой подлинной

психологии поведения будет действительным, положительным преодолением

поведенческой психологии.

Разработка психологии поведения является актуальнейшей задачей

передовой научной мысли в области психологии. Анализ психических

механизмов деятельности приводит к функциям и процессам, которые уже

были предметом нашего изучения. Однако это не значит, что

психологический анализ деятельности целиком сводится к изучению функций

и процессов и исчерпывается ими. Деятельность выражает конкретное

отношение человека к действительности, в котором реально выявляются

свойства личности, имеющие более комплексный характер, чем функции и

аналитически выделенные процессы. Психологическое изучение

деятельности, включая в себя изучение функций и процессов как

необходимый и существенный психологический компонент, открывает

поэтому новый, более синтетический план психологического исследования,

отличный от того, в котором протекает изучение функций.

Психологический анализ игры, например, приводит к выявлению в ней

роли воображения, мышления, воли. Но психология воображения плюс

психология мышления, воли и т. д. не дают в сумме, в совокупности ни игры

как особого типа реальной деятельности, ни даже психологии игры. Поэтому

не только сама игра, но и психология игры не сводятся к изучению тех или

иных функций или процессов. В игре, как и в каждом виде деятельности,

находит себе выражение специфическая направленность личности, ее

отношение к окружающему, подчиняющее себе все частные психологические

проявления и функции. При этом в сложном взаимодействии психических

функций и деятельности определяющим, ведущим является вид или тип

конкретной деятельности, а не абстрактно взятые психические функции.

Конечно, и отношение человека к действительности, выражающееся в его

деятельности, зависит от его психических процессов, от его мышления и

прочее, но еще существеннее зависимость его мышления, воображения,

чувств и т. д. от его деятельности. Конкретное, действенное отношение

личности к окружающему существенно обусловливает и направляет работу

психических функций и процессов. И в развитии ведущее значение

принадлежит не формированию отдельных функций и процессов самих по

себе, а развитию, перестройке, изменению основного типа деятельности (игра,

учение, труд), которые влекут за собой перестройку функций или процессов, в

свою очередь, конечно, определяясь ими. Таким образом, психологический

план более конкретных, проявляющихся в деятельности отношений личности

к окружающему, к которому мы в ходе изучения подходим позже, по

существу является более глубоким, фундаментальным и в этом смысле

первичным.

Специфическая особенность человеческой деятельности заключается в

том, что она сознательна и целенаправленна. В ней и через нее человек

реализует свои цели, объективирует свои замыслы и идеи в преобразуемой им

действительности. Вместе с тем объективное содержание предметов,

которыми он оперирует, и общественной жизни, в которую он своей

деятельностью включается, входит определяющим началом в психику

индивида. Значение деятельности в том прежде всего и заключается, что в ней

и через нее устанавливается действенная связь между человеком и миром,

благодаря которой бытие выступает как реальное единство и

взаимопроникновение субъекта и объекта.

В процессе воздействия субъекта на объект преодолевается

ограниченность данного и раскрывается истинное, существенное и

объективное, содержание бытия. Вместе с тем в деятельности и через

деятельность индивид реализует и утверждает себя как субъект, как личность:

как субъект - в своем отношении к объектам, им порожденным, как личность

- в своем отношении к другим людям, на которых он в своей деятельности

воздействует и с которыми он через нее вступает в контакт. В деятельности,

осуществляя которую человек совершает свой жизненный путь, все

психические свойства личности не только проявляются, но и формируются.

Поэтому психологическая проблематика многообразно связана с изучением

деятельности.

Специфическая психологическая проблематика самой деятельности

как таковой и действия как "единицы" деятельности связана прежде всего с

вопросом о целях и мотивах человеческой деятельности, о ее внутреннем

смысловом содержании и его строении. Предметы, существующие в

окружающем человека мире или подлежащие реализации в нем, становятся

целями человеческой деятельности через соотношение с ее мотивами; с другой

стороны, переживания человека становятся мотивами человеческой

деятельности через соотношение с целями, которые он себе ставит.

Соотношение одних и других определяет отправные и конечные точки

человеческих действий, а условия, в которых они совершаются в соотношении

с целями, определяют способы их осуществления - отдельные операции,

которые входят в их состав. Необходимость нахождения отвечающих

условиям способов их осуществления превращает действие в решение задачи.

Предметный результат действия определяет его объективное значение. В

контексте различных конкретных общественных ситуаций одно и то же

действие может приобрести объективно различный общественный смысл. В

контексте целей и мотивов действующего субъекта оно приобретает для него

тот или иной личностный смысл, определяющий внутреннее смысловое

содержание действия, которое не всегда совпадает с его объективным

значением, хотя и не может быть оторвано от него.

В действиях людей и их деятельности раскрывается при этом двойной

план.

Каждое действие и деятельность человека в целом - это прежде всего

индивида как субъекта к объекту, который эта деятельность порождает,

объективируясь в продуктах материальной и духовной культуры.

Но всякая вещь или объект, порожденные человеком, включаются в

общественные отношения. Через посредство вещей человек соотносится с

человеком и включается в межлюдские отношения. Поэтому действия

человека и его деятельность в целом - это не только воздействие, изменение

мира и порождение тех или иных объектов, но и общественный акт или

отношение в специфическом смысле этого слова. Поэтому деятельность -

это не внешнее делание, а позиция - по отношению к людям, к обществу,

которую человек всем своим существом, в деятельности проявляющимся и

формирующимся, утверждает. И особенно важным в мотивации деятельности

является именно ее общественное содержание, точнее - выражающееся в его

мотивах отношение человека к идеологии, к нормам права и нравственности.

На отношение человека к вещам, таким образом, накладываются и с ним

переплетаются отношения человека к другим людям, к обществу. Значение,

которое результаты действий человека, на правленных на ту или иную

предметную цель, приобретают для него в общественно-организованной

жизни, построенной на разделении труда, зависит от значения их для

общества. Поэтому центр тяжести в мотивации человеческих действий

естественно в той или иной мере переключается из сферы вещной,

предметной в план личностно-общественных отношений, осуществляющихся

при посредстве первых и от них неотрывных.

В любой деятельности, в каждом действии человека эта сторона в

какой-то мере представлена. И это обстоятельство имеет существенное

значение в мотивации человеческой деятельности. В некоторых случаях эта

сторона приобретает в действиях человека основное, ведущее значение. Тогда

деятельность чело века приобретает новый специфический аспект. Она

становится поведением в том особом смысле, который это слово имеет, когда

по-русски говорят о поведении человека. Оно коренным образом отлично от

"поведения" как термина бихевиористской психологии, сохраняющегося в

этом значении в зоопсихологии. Поведение человека заключает в себе в

качестве определяющего момента отношение к моральным нормам. Самым

существенным в нем является общественное, идеологическое, моральное

содержание. "Единицей" поведения является поступок, как "единицей"

деятельности вообще - действие. Поступком в подлинном смысле слова

является не всякое действие человека, а лишь такое, в котором ведущее

значение имеет сознательное отношение человека к другим людям, к общему,

к нормам общественной морали. Поскольку определяющим в поступке

является его идеологическое содержание, поступок до такой степени не

сводится лишь к внешнему действованию, что в некоторых случаях

воздержание от участия в каком-нибудь действии само может быть поступком

со значительным резонансом, если оно выявляет позицию, отношение

человека к окружающему.

В поступках, в действиях людей их отношение к окружающему не

только выражается, но и формируется: действие выражает отношение, но и

обратно - действие формирует отношение. Когда я действенно участвую в

каком-нибудь деле, включаясь в его осуществление собственными делами, оно

становится моим, его идейное содержание в ходе этой деятельности

включается определяющим началом в мое сознание; это изменяет мое

отношение к нему и в каком-то отношении меня самого. В этом источник

огромного воспитательного значения действенного включения человека в

дело, имеющее идейное содержание.

Когда советские колхозники включались в сбор средств на оборону

страны', их организованное включение в это народное дело явилось

мероприятием не только финансовым, но и идейно-воспитательным: дело

обороны страны для всех добровольно включившихся в сборы стало в

результате этого включения их собственным делом в значительно большей

мере, чем это было до того. Учет формирующего, воспитательного

воздействия на человека, включения его в общественное дело -

существенный момент педагогики высокого стиля и государственного

масштаба.

В организованном обществе общественная мораль и право обычно

нормируют поведение людей, их поступки, исходя из общественного значения

их объективного содержания. Общественные нормы фиксируют поступки в их

внешнем объективном проявлении, потому что именно с предметным

результатом действия связано обычно его объективное моральное значение.

Но внутреннее отношение индивида к так фиксированному поступку может

быть различным даже тогда, когда индивид совершает этот поступок, а не

уклоняется от него под влиянием каких-либо узколичностных мотивов.

Человек может, во-первых, совершить моральный по своему

объективному значению поступок вовсе не по моральным мотивам, а в каких-

либо иных целях (так же как, с другой стороны, иногда движимый

субъективно моральными мотивами человек может совершить и объективно

не нравственный поступок), ошибочно придавая субъективно моральный

смысл поступку, который лишен морального значения. Во-вторых, совершая

объективно моральный поступок, человек может сделать это, подчиняясь

тому, что общественно признано как должное, но вопреки основным своим

личным устремлениям. Он в данном случае склоняется перед моральной

нормой, но не возвышается до нее. Она выступает по отношению к нему как

чужая внешняя сила, которой он покорно подчиняет свои

--------------------------------------

1Имеется в виду сбор средств на оборону страны в годы Великой

Отечественной войны. (Примеч. сост.)

--------------------------------------------

влечения, а не как самое глубокое и интимное выражение его

собственного существа. Здесь в мотивации человека господствует крайнее

расщепление: человек выполняет свой долг, но действует вопреки своему

влечению. Наконец, осуществление поступка, заключающее в себе

определенное моральное содержание, может быть для человека и

осознаваемым им долгом, и вместе с тем непосредственно испытываемой

потребностью - когда общественно значимое становится для него и

личностно значимым.

Собственно, уже тогда, когда человек переживает нечто как свой долг,

как должное, даже если он при этом испытывает его как нечто

противоречащее тому, что его влечет и чего ему хочется, должное в какой-то

мере уже определяет его волю, и он этого уже в какой-то мере хочет, даже

если ему и хочется чего-то другого. Должное противостоит воле, не включаясь

в нее, лишь поскольку общественно значимое не стало для индивида вместе с

тем и личностно значимым и в самой воле первое противостоит второму.

Противопоставление общественно и личностно значимого, фактически в тех

или иных случаях имеющее место, совсем, однако, не вытекает из их существа

и никак не обязательно. Оно имеет место только там, где личностное сведено

к одному лишь партикулярно-личностному. Но общественно значимое,

отнюдь не растворяясь в партикулярно-личностном, может стать и фактически

сплошь и рядом становится вместе с тем личностно значимым для индивида.

Там, где это осуществляется в результате того, что индивид в своем

моральном развитии поднимается над одними лишь партикулярно-

личностными интересами и общественно значимое становится вместе с тем и

личностно значимым для него, тип и содержание мотивации существенно

изменяются, изменяется внутреннее смысловое содержание поступка. Смысл

или значение, которое поступок имеет для действующего лица, и объективное

общественное значение сходятся или расходятся в зависимости от того,

становится ли общественно значимое значимым для личности или

противопоставляется личностно значимому для него.

Различное внутреннее отношение индивида к совершаемому им

поступку является всегда и различным отношением индивида к нормам,

фиксирующим объективное моральное содержание поведения. В одних

случаях индивид, совершая моральный поступок, может подчинять свое

поведение нормам общественной морали и права как некоей силе, которая как

долг противостоит его личному влечению; долг осуществляется вопреки

личным влечениям и мотивам. Для И. Канта именно такое отношение

характеризует моральное сознание и моральное поведение как таковое. Между

тем выполнять должное только потому, что это долг, независимо от того, что

это в своем конкретном содержании, - как того требует кантовская мораль,

- значит, собственно, обнаружить полное равнодушие, совершенное

безразличие к тому, что морально. Такой моральный формализм встречается

иногда в жизни. Но это отнюдь не единственная форма морального сознания.

В действительности это лишь один из возможных случаев, и притом такой,

который выражает крайнее несовершенство морального сознания личности,

склоняющейся перед нравственностью как некоей чуждой ей силой, но не

поднимающейся до нее. Общественно значимое противостоит при этом

личностно значимому; личностное - это только личное, лишь партикулярно-

личностное. В таком случае моральный поступок - это поступок, извне

предписанный и лишь принятый к исполнению, не исходящий собственно от

личности и не выражающий ее существа, а совершаемый, скорее, вопреки

влечениям ее природы; поступками, выражающими само существо индивида,

представляются лишь те, которые исходят из узколичностных мотивов

индивида.

Получившее философское оформление в этике Канта, традиционное

внешнее противопоставление общественно и личностно значимого,

морального и природного (которое уходит корнями в христианское

представление о радикальном зле человеческой природы) получило

своеобразное преломление в психологической трактовке мотивации

человеческого поведения. Когда, преодолевая созерцательно-

интеллектуалистическую трактовку человеческой психики как совокупности

ощущений, представлений, идей, психология в начале XX в. выдвинула

динамические тенденции как движущие силы, как мотивы поведения, она

признала таковыми лишь элементарные органические потребности и

чувственные влечения. Моральные факторы, превращенные в

трансцендентные по отношению к индивиду нормы, в ирреальные ценности,

противостоящие процессу реально совершающегося, неизбежно должны были

выпасть из сферы реальных мотивов индивида. Эти две внешне друг другу

противостоящие концепции, теории, усматривающие реальные мотивы

человеческого поведения лишь в чувственных влечениях и органических

потребностях, являются друг друга дополняющими коррелятами, исходящими

из одной и той же противоположности общественно и личностно значимого.

Между тем в действительности общественно и личностно значимое не

остается в такой внешней противопоставленности. Общественно значимое

может превратиться и сплошь и рядом превращается в личностно значимое

для индивида, не переставая от этого быть общественно значимым. Становясь

личностно значимым для индивида, общественно значимое порождает в нем

динамические тенденции более или менее значительной силы, которыми

психология не в праве пренебречь. Не учтя их, нельзя адекватно отразить

действительную мотивацию человеческого поведения, понять его подлинную

природу.

человека, когда общественно значимое становится и личностно значимым для

него, проявилась с изумительной мощью в несметных героических делах

советских людей на фронтах Великой Отечественной войны. Подвиг Н.

Гастелло, который бросил свой загоревшийся самолет на вражеские цистерны,

чтобы уничтожить их, и последовавшие его примеру Шевчук и И. Черных, 28

панфиловцев, 16 гвардейцев во главе с В. Д. Кочетковым, 12 краснофлотцев

во главе с Трушкиным, краснофлотец М. А. Паниках, который, превратившись

в пылающий факел, сжег в объявшем его пламени немецкий танк,

красноармеец Гладкобородов, собственным телом закрывший амбразуру

вражеского дзота, огонь которого не давал двигаться вперед нашей пехоте, и

столько других всем памятны. Их подвиги войдут в историю более славные,

чем подвиг Винкельрида '. Они станут легендарными Внутренние истоки

героического поведения людей раскрываются с потрясающей силой в

некоторых из эпизодов, которыми так богата история Великой Отечественной

войны. Таков, например, один эпизод Сталинградской эпопеи.

Это было в самые трудные дни обороны Сталинграда Волга насквозь

простреливалась немцами Доставка продовольствия и боеприпасов зажатой

тогда в тиски 62-й армии Сталин града была сопряжена с исключительными

трудностями "Однажды утром в Бекетовку -

---------------------------

' Арнольд Винкельрид - народный герой Швейцарии. По преданию, в

битве 1386 г при Земпахе ценою жизни обеспечил победу швейцарского

войска над войском австрийского герцога.

-------------------------------

Кировский район Сталинграда - приплыл плот. Его прибило к берегу,

и он спокойно остановился. Жители и красноармейцы бросились к нему и

застыли в тяжком молчании: на плоту лежали четыре человека - лейтенант и

три бойца. Люди и плот иссечены пулями. Один из четырех был еще жив. Не

открывая глаз и не шевелясь, он спросил:

- Который берег?.. Правый?

- Правый, - хором ответили красноармейцы.

- Стало быть, плот на месте, - сказал боец и умер". (Майор В.

Величко. Шестьдесят вторая армия. "Правда" 1943. 31 янв.)

Вот человек: жизнь уже покидает его, обескровленный мозг затухает;

сознание его мутнеет, он не осознает уже самых элементарных вещей - стоял

ли он с плотом на месте или двигался, и если двигался, то в каком

направлении его несло; но одна мысль, единственная освещенная точка среди

все уже заволакивающей тьмы, держится несокрушимо до самого конца:

"Разрешил ли я возложенную на меня задачу? Выполнил ли я свой долг?" И на

этой мысли - силой исходящего от нее напряжения - держится и с нею

кончается жизнь.

Этот случай не единичный. В эпизодах Великой Отечественной войны

имеются и другие, аналогичные. Таков, например, случай с капитаном

Яницким. Осколком снаряда ему отрывает левую руку, когда он ведет группу

наших самолетов на выполнение ответственного боевого задания. Он

продолжает вести самолет одной рукой. Лишь выполнив боевое задание и

положив машину на обратный курс, он передает управление штурману и, уже

лишаясь сознания, говорит: "Сажать буду сам... Слышишь?" Мысль об

ответственности за жизнь товарищей не покидает его и в этот момент. Когда

самолет стал делать вираж над аэродромом, летчик, которого штурман не

хотел тревожить (он был без сознания), очнулся. ""Товарищ Кочетов, почему

вы не выполнили приказание?" - тихо, но раздельно сказал он и снова взялся

за управление. Группа, как всегда, села образцово. Яницкого без сознания

вынесли из кабинки". (Б. Полевой. Небо Сталинграда. "Правда". 1942. 8 окт.)

И тут, как и там, мысль о долге, об ответственности, о задании - самая

прочная мысль в сознании, с нею оно пробуждается и гаснет.

Само единство общественно и личностно значимого, в силу которого

нормы общественной морали входят определяющим началом в мотивацию

поведения, порождая в психике человека реальные динамические тенденции

более или менее значительной действенной силы, может принимать

различные формы и разную степень взаимопроникновения.

Именно на этом основывается то различие, которое Г. В. Ф. Гегель

усматривал между добродетелью греков и римлян, между аретт и virtus. Для

римлянина, являющегося прежде всего гражданином своего великого города,

общественные нормы поведения возвышаются над ним, но их содержание все

же не противостоит ему, поскольку он сам осознает себя и выступает как

представитель римской государственности. Ее идеологическое содержание,

служащее мотивом его поведения, осознавалось им как его достояние, но все

же не как непосредственное выражение его индивидуальности, а лишь

постольку, поскольку сам он является представителем римской

государственности. Добродетель же грека (аретг) в героический период

греческой истории заключалась в том, что всеобщее моральное и личностное

переживалось как непосредственное единство, как целостное и единое

выражение его собственной индивидуальности. Усматривая в таком типе

мотивации существенную особенность героического характера, Гегель,

правильно в принципе отмечая историческую обусловленность внутреннего

строя личности общественными отношениями, относил такой героический

характер к породившему эпос догражданскому периоду истории. В

гражданском обществе, в "благоустроенном правовом государстве", по

мнению Гегеля, для него не остается места, поскольку здесь нормы,

регулирующие поведение индивида, даны индивиду извне. Гегель, правда,

вносит в это положение один корректив, замечая, что в эпохи революций,

когда рушатся установившиеся устои, снова открывается простор для

героической индивидуальности, в которой всеобщее и личностное находятся в

непосредственном единстве. Гегель со свойственной ему абсолютизацией

государства изменяет здесь своей диалектике. Он недооценивает того, что

борьба между передовым, только еще нарождающимся в общественном

сознании индивида и по существу уже отжившим и отмирающим, хотя и

прочно укоренившимся в позитивном праве и расхожей морали, проходит

через всю историю общества, принимая лишь более открытые и острые

формы в периоды общественных кризисов - гражданских воин и революции.

То обстоятельство, что нормы поведения индивида даны ему как

закрепленные во вне положения и силы, с которыми он должен считаться, с

одной стороны, ограничивает непосредственность у спонтанность его

морального сознания и поведения Но вместе с тем оно открывает для этой

непосредственности и спонтанности нравственного сознания личности новую

сферу действия. Поскольку в борьбе с так называемым позитивным правом и

расхожей моралью опережающий общество индивид иногда прокладывает

дорогу для нового права и новой, передовой нравственности, отжившее уже

государство оказывается чем-то партикулярным, связанным с особенностями

отжившего строя, пришедшим в разлад с истинным, передовым, моральным,

всеобщим, а индивид, отдельная личность выступает как единство

личностного и всеобщего (Здесь с особенной отчетливостью выявляется

неправомерность противопоставления личностного и всеобщего ) Поэтому и в

"благоустроенном правовом государстве" остается место - и дело - для

"героической индивидуальности", у которой всеобщее моральное содержание

является непосредственным источником (мотивом) личного поведения, и

мотивы личности имеют всеобщее, а не партикулярно-личностное значение.

Поэтому то, что Гегель внешне противопоставлял, относя к различным эпохам

истории, выступает в борьбе противоречивых тенденций и в рамках одной и

той же эпохи.

Психология обычно проходит мимо всех этих вопросов. Но понять

мотивацию человеческого поведения вне этих сложных взаимоотношений

личности, ее сознания и идеологии невозможно. Поэтому психология при

рассмотрении мотивации поведения должна включить их в это рассмотрение.