М. З. Изотов философия ғылымдарының докторы, доцент
Духовный мир казахов: от аль-Фараби до Абая
жүктеу/скачать 3,01 Mb. Pdf көрінісі
|
Қазақтардың рухани әлемі әл-Фарабиден Абайға дейін
| Духовный мир казахов: от аль-Фараби до Абая
батыры, сказители размышляли над острыми социальными пробле- мами, тем самым беспокоя чувства любви к родине, поэт Махамбет продолжает эту тенденцию, но приводит ее в соответствии со своим временем, а основная идея созвучна с национальной идеей. Его сло- весные обороты, ход мыслей и манера их донесения созвучна с твор- чеством жырау. Жырау не только всегда настойчиво и слепо размышляют о на- циональном духе и жизненных целях, к таким относятся сказания, в которых ставятся проблемы, требующие незамедлительного ответа. Например, используемый у них вопрос «Где?» – риторический, если рассмотреть со второго аспекта, ответ сам по себе является понятной и ясной эстетической проблемой. Это получило широкое распро- странение в традиции жырау казахского народа, породило носталь- гию по прошлому, обозначило тоску об ушедшей жизни, желание «вернуть» ее, а также форму выражения психологического аффекта, вызванного безысходностью и единством сожаления и терпения, и его исполнение-неисполнение связано с рискованными мечтами с глубоким смысложизненным содержанием. Однако, Махамбет поэт, конечно, не использует содержание ска- заний жырау в том же ключе, у него имеются собственные особен- ные сказания и обороты, которыми он доносит свои оригинальные идеи и изображает правду жизни. Например, в произведении, на- чинающемся с «Мен, мен, мен едім», отражены не встречающиеся в мировой литературе эстетические взгляды с чисто философским содержанием. Его «Меня» не похоже на «Я» в философии Фихте. Это связано с тем, что «Меня» у поэта Махамбета в первую очередь несет эмоциональную нагрузку, далее, эта эмоциональная настойчивость украшается Духом, после этого его «Меня» оборачивается не в обще- человеческое, а в сказанное от имени всего народа «Я нации». Иными словами, «Я» можно в данном случае определять в двух плоскостях: первое – личное, второе – общее. Если взять «Я» как центральное понятие, «Я», достигшее полной зрелости, непреклонной Духовной Целостности, после смерти Иса- тая разделяется надвое, если говорить точнее, воссоединется с Исата- ем, и провозглашенный через него аспект, дающий силы, ослабева- ет. Таким образом, забитое, потерявшее наполнявшую его силу «Я» обретает экзистенциальное одиночество, и находясь в поиске едино- мышленников и сочувствующих, принудительно находит последнего собеседника в природе. В своем сказании «Ау, Қызғыш құс, Қызғыш құс» он ведает о своей печали, отреченности и «одиночестве» Птице, и украшает свои слова мотивами экзистенциализма [18, с. 274]. |