ИсторИя русской лИтературы XVIII века 1700–1750 е годы
жүктеу/скачать 2,89 Mb. Pdf көрінісі
|
Бухаркин П. Е. История русской литературы 18 века.
| Бухаркин П. Е.
Образ «другого» в русской культуре и мифологема Империи // Вече. Вып. 4. СПб., 1995. С. 5–19. 118 Шмеман А. прот. Евхаристия: Таинство Царства. 2-е изд. Париж, 1988. С. 47. Поэтому в исторической практике империя никогда не может во- плотиться с полной адекватностью, это заложено в идеальной при- роде данной историософской категории. Империю возможно прозреть лишь посредством искусства. Если иметь в виду искусство словес- ное — прежде всего в торжественной оде, что обусловлено особен- ностями одического жанра, о которых говорилось в конце предыду- щего параграфа. В оде же сущность империи оказывается явленной во всей своей отчетливости — как торжество Логоса над хаосом, как воплощение Логоса в форме земного государства, как торжество Благодати — в философском (а вернее, богословском) значении дан- ного слова, в русской культуре проявившемся уже в первом завер- шенном порождении русского художественного слова — в «Слове о Законе и Благодати» митрополита Иллариона ( XI в.). IV. Пожалуй, наиболее полно прозрение в России империи про- . Пожалуй, наиболее полно прозрение в России империи про- является в топике торжественных од Ломоносова — прежде всего в топосе тишины, для Ломоносова особо важном. Тут следует заметить, что топосы, locus communis («общие места»), т. е. переходящие из произведения в произведение способы и типы описания того или иного явления, вообще играют в ломоносовских одах огромную роль. Они — топосы — принадлежат не отдельному автору, но словесной культуре в целом. Популярность топоса как литературоведческого понятия во второй половине ХХ в. во многом связана с книгой Э.-Р. Курциуса «Европейская литература и латинское средневековье», в которой проблемам топики уделяется чрезвычайно большое ме- сто 119 . В самом общем виде в топосе можно видеть двуединое явле- ние: с одной стороны, представляющее собой способ аргументации или даже аргумент, а с другой — средство словесного оформления мысли, обладающее определенными возможностями убеждения. Для своего употребления топос требует общеизвестности: как автор, так и читатель должны представлять, что перед ними — именно топос, и понимать, какие смыслы он в себе заключает. Узнаваемость топоса позволяет говорить о его клишированности: в топосе не так уж и трудно разглядеть «родство… со… стереотипом, т. е. с убеждением, глубоко укорененным в коллективном сознании, хотя и не проясненным и даже не могущим быть доказанным» 120 . Подобная «недосказанность» топоса, не мешающая его распознава- 119 См. о топосе как литературоведческом понятии: Абрамовська Яніна. Топос і деякі спільні місця літературознавчих досліджень // Теорія літератури в Польщі. Антологія текстів. Друга пол. ХХ — поч. ХХI ст. Київ, 2008. С. 351–370. 120 Абрамовська Яніна. Топос і деякі спільні місця літературознавчих досліджень. C. 358. 466 467 нию, вместе с тем лишает его плоскостности и одномерности, дела- ет содержательно емким и даже многоплановым, что, со своей сто- роны, поддерживается его открытостью: в топосе следует видеть скорее модель, нежели совокупность конкретных фактов и только их. «Топос, — писал Дм. Чижевский, — это не жесткие формулы, но, скорее, лишь темы, которые каждый писатель может разрабаты- вать по-своему, в некотором роде рамки, которые оставляют место для весьма разнообразного содержания, оправа, в которую можно заключить всевозможные конкретные украшения» 121 . Собственно говоря, этой же цели служит и присущая топосу образность: в худо- жественной речи ядром топоса обычно оказывается троп, прежде всего — метафора. Еще одна важнейшая черта топоса — его аксио- логичность: он неизменно содержит в себе оценку того явления дей- ствительности, характеристике которого служит. Такая оценочность есть результат убеждающей функции топоса: убеждение в чем-либо с неизбежностью предполагает оценивание. В эпоху рефлективно-традиционалистской словесности топика, по словам Е.-Р. Курциуса, напоминала склад, в котором сберегались идеи самого общего характера, какие можно было использовать «во всех сочинениях, как устных, так и письменных» 122 . Такое ее значение было обусловлено организующими культуру «готового слова» принципами: в условиях доминирования риторического сознания топика просто не могла не оказаться в самом центре процесса поэтического творчества. Ведь топос — это и есть «готовое слово» в наиболее явном виде. Его употребление означает то, что действительность изображается не пря- мо, но «через слово» (А. В. Михайлов). Автор не пользуется возмож- ностями непосредственного описания реального мира: между этим миром и творцом лежит слово, определяющее и понимание, и после- дующее воссоздание этого мира художником в литературном произ- ведении 123 . «Создание высказывания с использованием топоса напо- минает добавление и соединение полуфабрикатных элементов или, возможно, точнее, вмонтирование такого элемента в стену словесных кирпичей» 124 , — пожалуй, трудно найти более точное определение акта литературного творчества в риторическую эпоху. 121 жүктеу/скачать 2,89 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|