Добро пожаловать в Слизерин

4. Не менее тяжёлое начало воскресенья;
«Это забавно – унижать тех, кто слабее. Твои мучения – хорошее развлечение», - 
крутятся в голове собственные слова.
Юнги ни секунды не жалел, что высказал всю правду в лицо. К чему лукавить, 
если истина проста и жестока? Сильные всегда унижают слабых, наслаждаясь 
чужой никчёмностью, питаясь страхом, упиваясь чужой дрожью. Но на каждого 
сильного есть более сильный, и тогда первый становится слабым. Подобное 
часто случается в жизни, и сейчас Юнги на вершине этой пирамиды. 
Развалившись в мягком кресле и вытянув ноги поближе к огню, парень сидел, 
подперев подбородок рукой, и пристально рассматривал сокурсников. Время 
позднее, давно пора бы спать ложиться, особенно младшим, вот только 
малейшее движение – и взгляд Юнги тут же приковывается к этому человеку, 
пронзая, словно игла – беспомощную бабочку. Все присутствующие, человек 
десять не считая самого Юнги, ощутимо нервничают и не знают, чего от него 
ожидать.
О том, что произошло, все уже давно в курсе, ведь Хосок изрядно попсиховал в 
гостиной, да и девчонки язык за зубами не держали. Разумеется, все знали, что 
грядёт буря, а потому расползлись по своим комнатам. А вот эти не успели. 
Юнги нравилось доводить их до красных пятен на лицах и шее, до выступившей 
на лбу испарины, до нервного постукивания кончиками пальцев по столешнице 
или колену. Все они боялись его и на самом деле не без причин.
Когда-то Юнги был совершенно другим, дружелюбным и позитивно 
настроенным, имевшим по паре приятелей на других факультетах, несмотря на 
то, что слизеринцев не любили. А потом «несчастный случай» с его сестрой, 
«месть» обидчику и суды, после которых всё и изменилось. Признать вину Юнги 
не смогли по факту, но отчего-то все поверили в то, что он виновен. Так ли это 
было на самом деле – никто не знал, но парня опасались. Когда он стал 
старостой, все чуть ли не вешались на своих галстуках. Мин был строг и сурово 
наказывал, по сравнению с его наказаниями жалкие чистки котлов были детской 
забавой.
А ещё Юнги не чурался ядов и прочих губительных для организма настоек. Тут в 
нём просыпалась безнравственность и безнаказанность. Если его не слушались, 
он не вступал в словесные перепалки, не сыпал угрозами и не размахивал 
палочкой. Просто кто-то раз – и на больничной койке с мучительными болями в 
животе. Пожалуй, тут стоит сказать, что Юнги не всегда действительно 
действовал столько грубо, порой жертвы сами себя накручивали, начинались 
какие-то фантомные боли и прочие мелочи. В любом случае, даже те, кто тайком 
жаловался медсестре, что это всё Юнги, и просили взять кровь на анализы, в 
итоге оставались ни с чем. Потому что Юнги умел варить зелья так, чтобы те не 
оставляли следов.
Власть и желание показать всем, что сопротивление бесполезно, что Юнги всё 
равно найдёт управу на каждого, оставили свой отпечаток. Юнги стал 
нелюдимым, холодным и замкнутым. Раньше парень любил подурачиться вместе 
с Хосоком, но почему-то теперь от каждой даже малейшей шутки просыпалось 
раздражение. Может быть потому, что именно Юнги как старосту вызывали 
профессора, чтобы нажаловаться на студентов его дома, чтобы в приказном 
30/173

тоне высказать своё заезженное «вы же староста, Юнги-ши, так повлияйте на 
своих сокурсников». Повлиять на взрослых амбалов-семикурсников? Повлиять на 
наглых малолеток вторых и третьих курсов, считавших, что они – центр мира? 
Заставить себя слушаться? Юнги знал только один способ, этому способу 
научила его мать. Раскалённые железные колючие рукавицы. Идеальное 
средство от всех проблем. Юнги боялся мать, а потому не смел и шагу лишнего 
сделать. Весь Слизерин боялся Юнги, а потому в целом ученики вели себя тихо и 
сдержано.
Разумеется, в своё время и подставляли, и гадости делали, и проклятия мерзкие 
насылали и сплетни грязные за спиной распускали и даже один раз в отчаянии 
тёмную пытались подстроить. Только Юнги был умнее, ловчее, хитрее. И 
злопамятнее. Только поняли это все слишком поздно.
- Юнги-ши, мы пойдём спать? – робко спросила девочка-третьекурсница, 
осторожно подошедшая к нему.
Юнги мимолётно отметил дрожащие пальцы, комкающие подол школьной юбки, 
отметил храбрость в трясущемся голосочке и не смог не усмехнуться, потому 
что это действительно был вопрос. Словно если Юнги скажет «нет», то все так 
здесь и просидят до утра. Это хорошо. Правильный подход, хотя девчонка вряд 
ли это осознавала. Разумеется, она ни в чём виновата не была, вот только дом 
Слизерина – семья, где каждый должен расплачиваться за ошибки и свои, и 
чужие. Если факультет теряет баллы из-за одного ученика, то в проигрыше 
остаются все. Сегодня Слизерин лишился ровно двухсот пятидесяти баллов. По 
пятьдесят баллов с каждого, кто участвовал в том отвратительном инциденте с 
Пак Чимином. Юнги мог бы снять и меньше, но именно сегодня ему захотелось 
подгадить всем остальным вместе взятым. На место в рейтинге ему плевать. 
Они всё равно будут первыми. Если другие, разумеется, не хотят неприятностей 
и будут усердно трудиться на благо родного факультета.
- Ты спрашиваешь у меня? Интересный вопрос. Разве для того, чтобы 
отправиться спать, тебе нужно моё разрешение? Не припомню, чтобы ты раньше 
подходила ко мне с подобными вопросами, - елейным голосом тянет Юнги.
Пожалуй, он перегибает палку. В глазах девчонки вроде как начинают блестеть 
слёзы. Да, точно, перегнул. Приятное ощущение от чужой беспомощности греет 
изнутри, разбегаясь по венам. Унижать других, зная, что тебе ничего за это не 
будет, неописуемо приятно.
- Перестань, - грубый голос за спиной. – А вы идите спать.
Голос определённо принадлежит Намджуну, и на самом деле он единственный, 
кто может действительно осадить заигравшегося Юнги, но девчонка всё ещё 
ждёт разрешения от старосты, и Мин даже умиляется этому.
- Начало второго ночи, ты уже давно должна быть в своей постели. Брысь 
отсюда.
Лёгкая отмашка рукой, и младшие тут же хватают свои вещи и уносятся по 
своим спальням. Под шумок и старшие ребята расползаются. Вскоре в гостиной, 
озаряемой ярким пламенем камина, остаются только Юнги и Намджун, который 
пересекает небольшой холл и садится в кресло напротив, впиваясь в друга 
тяжёлым взглядом.
31/173

- Я знаю о том, что произошло. И знаю, почему ты так себя ведёшь. Но не 
одобряю, - спокойно говорит парень и подаётся немного вперёд, опираясь 
локтями о расставленные колени и свешивая руки между ними, сцепляя пальцы 
в замок. – Ты перегибаешь палку.
- А если бы он действительно свернул себе шею? – мягко тянет Юнги и повторяет 
чужую позу, из-за чего между лицами остаётся чуть больше метра. – Да, он 
висел невысоко, вот только вниз головой. Он мог так и рухнуть на голову, ломая 
весь шейный отдел. А ещё он мог повернуться при падении и опять же свернуть 
себе шею. Он мог неудачно вывернуться и повредить позвоночник, оставаясь 
калекой. Дело не в том, кто стал жертвой, хотя в данном случае подлость Хосока 
и его прихвостней не поддаётся описанию. Дело в том, что мальчишка мог 
умереть. Возможно, ребята бы испугались и убежали оттуда, никому ничего не 
рассказав, это ведь несчастный случай был, а кому охота в Азкабане прозябать? 
Парня бы попытались найти и может быть даже нашли бы, если бы его волки не 
сожрали. А дальше – лучше, ведь тело шестнадцатилетнего паренька доставили 
бы к нему домой со словами «упс, ребятки пошалили ну и короче свернули 

жүктеу/скачать 0,85 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: