Глава 10 Американский беглец, загнанный в

желали мне зла и не позволили бы никому причинить мне вред, не
стали бы раболепствовать перед своими кровожадными друзьями-
горцами. Они всего лишь хотели мне помочь. Мне предстоит дорасти
до этого понимания.
Враждебные и злобные взгляды пастухов, встречавшихся на нашем
пути, были типичными, но не отражали взглядов большинства. Мы
продолжали идти к самому дальнему и высокорасположенному дому в
Сабрэе. Я говорю «высокорасположенному дому» потому, что здесь
они расположены один над другим, на почти отвесной скале. Я имею в
виду, что можно сойти с тропинки и наступить прямо на плоскую
крышу дома.
Чтобы дойти до двери, нужно спуститься ниже. Войдя внутрь,
оказываешься более-менее под землей, в рукотворной пещере из глины
и камней с простым земляным полом, построенной мастером своего
дела. Каменные ступени ведут вниз, на другой этаж, где находится еще
одна комната. Это, однако, самая редко посещаемая часть дома, так как
обитатели деревни чаще всего держат там коз. А где козы, там много
козьего дерьма. Оно просто повсюду. Запах адский, и он заполняет все
помещение.
Мы подошли к самому верхнему дому, и я попытался объяснить
афганцам, что все еще умираю от жажды. Помню, как Сарава взял
садовый шланг, протянул мне с большой гордостью, будто это был
прекрасный хрустальный кубок, и повернул где-то кран. Я вернул чеку
в гранату, что сильно не одобрялось Вооруженными силами США, и
надежно спрятал ее в разгрузку, которая все еще была на мне.
Теперь у меня снова были две свободные руки. Вода из шланга
была очень холодной, но просто великолепной на вкус. Потом парни
вытащили койку и разложили ее – четверо афганцев подняли и
аккуратно положили меня на нее под надзором Саравы.
Над собой я видел военные вертолеты США, визжащие высоко в
небе. Все, кроме меня, показывали на них пальцами. Я лишь тоскливо
глядел в небо, спрашивая себя, когда уже они прилетят за мной.
К тому моменту все население Сабрэя окружило мою койку,
наблюдая за работой Саравы. Он аккуратно очистил раны на ноге,
подтвердив, как я и предполагал, что в моем левом бедре пули уже не
было. Он даже обнаружил выходное отверстие пули. Боже

милостивый! Кровь текла из меня с двух сторон. Неудивительно, что
ее мало осталось.
Потом он достал маленький хирургический скальпель и стал
вытаскивать металлическую шрапнель из ноги. Он очень много
времени потратил на то, чтобы избавиться от каждого кусочка РПГ,
который только смог отыскать. И это, кстати, было больно до жути. Но
Сарава продолжал. Потом он снова обмыл раны, тщательно нанес
антисептик и забинтовал меня.
Я лежал в полном изнеможении. Довольно скоро, я думаю, часов
через шесть, меня перенесли в дом, четверо афганцев затащили койку
внутрь. Мне дали чистую одежду, и это было лучшим впечатлением
после первого глотка воды. Я надел мягкую афганскую одежду –
широкую рубашку и мешковатые штаны, невероятно удобные. Теперь
я практически чувствовал себя человеком. На самом деле мне дали два
набора одежды, почти одинаковых – белый для дневного времени,
черный для ночного.
Единственная заминка произошла, когда я снимал свою
потрепанную форму солдата США. По сути, мне надо было снять
только камуфляжный верх. Плечо все еще до ужаса болело, и ребятам
пришлось мне помочь. Когда они увидели кое-какую экстравагантную
татуировку на моей спине – половину трезубца SEAL (у Моргана –
вторая половина) – они чуть в обморок не попадали.
Они решили, что это какая-то боевая эмблема племени, что, по
сути, было недалеко от правды. И тогда афганцы подумали, что я могу
быть воплощением самого дьявола, и пришлось долго убеждать их, что
я доктор. Надо было говорить что угодно, чтобы они перестали думать,
что я был особым воином Вооруженных сил США, человеком,
носившим мощный символ вуду на спине, что я был злом, которое
определенно в один прекрасный день сотрет их с лица Земли. К
счастью, мне удалось выиграть этот спор, но ребята были рады, когда
на меня удалось надеть рубашку. Они даже помогли спустить вниз
рукава, чтобы скрыть верхнюю часть предплечья, где татуировка была
видна.
Когда мои спасители собрались уходить, уже вовсю улыбались мне,
и до конца моего пребывания в деревне я стал для них доктором
Маркусом.

Моей финальной просьбой было отнести меня к помойной яме,
чтобы сходить в туалет, и они отнесли и помогли принять
традиционную афганскую позицию для этой операции. Я помню, как
опрокинулся на спину, что заставило парней беспомощно рассмеяться.
Однако афганцы вернули меня обратно на койку в целости и
сохранности, и тут я внезапно с ужасом осознал, что они убрали мое
ружье. Я потребовал отчета о его местонахождении, а парни изо всех
сил пытались мне объяснить, что они должны были убрать его, локхай
или не локхай. Если талибы зайдут в эту комнату, они не поверят, что я
раненый доктор, во всяком случае, не с таким боевым ружьем. Локхай
или не локхай.
Но тогда я не понял их, да и вряд ли мог что-нибудь сделать. Так
что я просто выкинул этот вопрос из головы.
Когда они наконец оставили меня совсем одного, уже начали
опускаться сумерки.
Я попил воды и поел немного плоского хлеба, который пекут тут,
на Востоке. Местные жители предложили мне теплого козьего молока,
в которое нужно было макать хлеб. Но это сочетание было самой
отвратительной дрянью, которую я когда-либо пробовал. Меня чуть не
вывернуло, и я попросил убрать молоко, заверив, что это противоречит
моей религии! Поэтому я просто ел этот жесткий, пресный хлеб
всухомятку. Но я был благодарен этим парням и всячески пытался это
показать. Боже, ведь я мог бы уже лежать мертвым в горах.
И теперь я снова остался один. Я оглядел комнату, впервые обратив
внимание на то, что меня окружает. Толстый тканый афганский ковер
покрывал пол, разноцветные подушки были разложены у стены,
повсюду висели вырезанные орнаменты, но не было картин. В окнах
стояли стекла, и через них я видел другие дома с соломенными
крышами. Здесь жили определенно искусные строители, но я не знал,
откуда они брали строительные материалы, камни, стекло и солому.
В комнате стоял очень большой запертый деревянный короб. Там,
как я потом узнал, лежали самые ценные вещи каждого члена этой
семьи. Их было не так много, поверьте мне. Но тем, что было, они
делились со мной.
Мне дали пару одеял, и по мере того, как наступала ночь, я понял
почему. Температура резко упала от удушающей дневной жары
практически до нуля.

Я заметил, что в одном углу комнаты стояла старая железная
дровяная печь, где, как я позже узнал, они каждый день пекли хлеб.
Здесь существует своя система. Два главных дома в деревне пекут хлеб
на всех, и потом его разносят по другим домам. Трубы я не увидел и
поэтому начал раздумывать, куда девается весь дым, когда начинают
топить печь.
И это я тоже скоро узнал. Ответ: никуда. Дым от дров клубился по
моей спальне.
Я постепенно провалился в полудрему, хоть мои раны все еще и
болели, к счастью, инфекции не было. Уя, Сарава!
Дверь в мою новую резиденцию была довольно мощной, но в косяк
входила очень плохо. Она бы сдержала ветер и дождь, но афганцам
приходилось очень сильно толкать ее, чтобы открыть. Я уже это
заметил и знал, что в комнату нельзя зайти, не разбудив при этом меня,
так что у меня не было необходимости постоянно быть начеку.
То, что случилось дальше, застало меня врасплох. Дверь открылась
от мощного удара, который нарушил тишину. Я открыл глаза и увидел
восемь вооруженных талибов, ворвавшихся в комнату. Первый
подошел к койке и ударил меня по лицу со всей силы. Это меня жуть
как взбесило, и ему очень повезло, что я не мог двигаться и был
практически скован. Если бы ему пришла мысль тронуть меня, когда я
был в форме, я бы голыми руками оторвал ему голову. Придурок.
Я знал, что они талибы, из-за их внешности: аккуратные стрижки,
ровные бороды, чистые зубы, руки и одежда. Все они были довольно
упитанные и умели говорить на ломаном английском. Все они были
довольно маленькие ростом, в среднем, может, метр семьдесят, на всех
красовались старые советские кожаные ремни – такие, с красными
звездами на пряжке. На них была афганская одежда, но еще и куртки
разных цветов. У всех на ремнях висели ножи и русские пистолеты.
Все сделано в России. Все украдено.
А у меня не было ничего, чтобы защитить себя. У меня не было ни
ружья, ни гранаты – только мой личный знак смелости, Одинокая
техасская звезда на руке и на груди. И теперь мне нужна была хоть
капля этой смелости, потому что талибы тут же набросились на меня,
пиная левую ногу и молотя руками по лицу, избивая до полусмерти.
На самом деле мне было все равно. Я могу спокойно вытерпеть
такую хрень, как меня и тренировали. В любом случае, никто из этих

ребят нормально бить не умел. По сути, им крупно повезло, потому
что в обычных обстоятельствах я бы легко выкинул любого из них в
окно за шкирку. Больше всего я переживал, что они решат пристрелить
меня или свяжут и куда-нибудь отведут, может быть, через границу в
Пакистан, чтобы снять на видео, как они отрезают мне голову.
Если бы хоть на секунду у меня возникло ощущение, что у них
были такие намерения, то для всех нас это было бы очень нехорошо. Я
был ранен, но не так уж сильно, как притворялся, так что начал
разрабатывать план отступления. Прямо надо мной, между балок
перекрытий, лежала метровая железная палка. Смогу ли я ее достать,
если встану? Думаю, да.
В ситуации, от которой зависела бы моя жизнь, я бы взял этот прут,
тщательно выбрал самого жестокого из талибов и проткнул бы его
прутом. Он бы больше не смог подняться. Потом я бы набросился на
вторую линию врагов, застигнув их врасплох. С помощью прута я бы
загнал всю группу в угол, собрал их в кучу по стандартной стратегии
«морских котиков», чтобы никто не мог наброситься на меня,
вытащить нож или сбежать.
Мне, вероятно, пришлось бы разбить головы еще паре ребят, чтобы
получить один из русских пистолетов и им прикончить тех, кто еще
дышал. Смог бы я это сделать? Думаю, да. Мои товарищи из 10-й роты
SEAL были бы очень разочарованы, если бы у меня не получилось.
В отчаянной ситуации я бы сначала убил всех талибов, забрал
оружие и патроны, а потом забаррикадировался в доме до тех пор,
пока американцы не пришли бы за мной.
Вопрос был в том, к чему все это приведет в ближайшей
перспективе? Был ли смысл в таких отчаянных мерах? Их бы
предприняли очень многие, но не я. Дом был окружен большим
количеством талибов с автоматами в руках. Я видел, как часовые
входили в дом и выходили обратно. Некоторые из этих мерзавцев
стояли прямо за окном. В любом случае, деревня Сабрэй была
окружена талибами. Так сказал Сарава, и меня возмутил тот факт, что
меня оставили одного. Если только они знали, если только они

жүктеу/скачать 2,07 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: