13 причин почему

Я зажмуриваюсь, пытаясь как можно четче вспомнить тот день.
Была ли в глазах мистера Портера боль? Или, может, испуг? Он просто
стоял в классе и смотрел на парту Ханны. Сквозь нее. Все молчали, а
он осматривал собравшихся, останавливая взгляд на каждом из нас.
Затем он вышел из класса и не возвращался целую неделю. Почему?
Он что-то знал? Неужели он имел к этому какое-то отношение?
Помню, что мы тогда сказали.
Я:
– Прошу прощения, мисс Энтилли. Я просто не думала, что вы
приглашаете меня для этого.
Джессика:
– И я тоже. Я бы не пришла. Я имею в виду, я уверена, что у нас с
Хилари есть что-то общее и что она замечательная, но…
Я:
– Я Ханна.
Джессика:
– Я назвала тебя Хилари? Прости.
Я:
– Все в порядке. Я просто подумала, что тебе стоит знать мое имя,
если мы собираемся стать потрясающими подругами.
И затем мы втроем рассмеялись. У нас с Джессикой оказался очень
похожий смех, мисс Энтилли смеялась скорее нервно, чем искренне,
но все равно смеялась. Она рассказала, что никогда раньше не
занималась сводничеством, и сомневается, что будет делать это
впредь. Но знаете что, после этого собрания мы с Джессикой
подружились. Мы вместе вышли из школы и некоторое время просто
молча шли, ощущая неловкость. А затем поняли, что было бы неплохо
иметь кого-то, с кем можно было бы просто поболтать.
Неожиданно передо мной остановился серебристый, с голубыми
полосками городской автобус.
Мы прошли мой поворот, но я об этом промолчала, потому что не
хотела прерывать наш разговор и в то же время не хотела приглашать
ее в гости, потому что мы едва знали друг друга. Поэтому мы
продолжали идти, пока не добрались до центра города.
Позже я узнала, что она поступила так же, как и я, – прошла мимо
улицы, где живет, чтобы подольше поговорить со мной. Так куда же

мы шли? Д-7 на вашей карте. Кафе «Моне».
Двери автобуса со скрипом открываются.
Это было отличное место, чтобы посидеть поболтать.
Через запотевшие стекла я вижу, что почти все места свободные.
Мы обе взяли горячий шоколад. Она заказала его, подумав, что это
будет забавно. А я? Я всегда заказываю шоколад.
Я никогда не ездил на городском автобусе, просто мне никогда не
было нужно, но сейчас с каждой минутой становится все темнее,
самое время воспользоваться общественным транспортом.
Ночью проезд на автобусе бесплатный, поэтому я молча прохожу
мимо водителя в хвост. Излишне внимательно застегиваю пуговицы на
куртке, лишь бы не пришлось смотреть на других пассажиров. Я знаю,
как выгляжу – смущенно, виновато, подавленно.
Выбираю пустой ряд – синие виниловые подушки распороты, а
изнутри торчит желтый поролон – и сажусь к окну. Прислоняюсь к
холодному стеклу лбом, и это меня немного успокаивает.
Если честно, я уже не помню все, о чем мы с Джессикой говорили
в тот день. А ты, Джессика? Когда я закрываю глаза, то вижу все, как в
ускоренной записи. Вот мы смеемся. Вот пытаемся не разлить наши
напитки. Сильно жестикулируем при разговоре.
Я закрываю глаза. Стекло охлаждает одну половину моего
горящего лица. Мне наплевать, куда следует этот автобус, буду ездить
на нем часами, если мне позволят. Буду просто сидеть и слушать
пленки. И, возможно, смогу уснуть.
В какой-то момент ты наклонилась ко мне через стол и
прошептала:
– Я думаю, что этот парень наблюдает за тобой.

Я знала, о ком она говорит, потому что тоже следила за ним. Но он
интересовался не мной.
– Он наблюдает за тобой, – сказала я.
В соревновании, как вы все должны знать, победила Джессика.
– Извините, – обратилась она к Алексу, если вы еще не догадались,
о ком идет речь, – на кого из нас вы смотрите?
Пройдет еще несколько месяцев, прежде чем Алекс составит свой
список – «Чики и Фрики». Но здесь в «Моне» никто из нас троих не
знал, к чему приведет это знакомство.
Я хочу нажать кнопку «Стоп» на плеере и перемотать их разговор
назад, предупредить, предотвратить эту встречу. Но не могу. Никто не
может исправить прошлое.
Алекс зарделся так, словно у него к лицу прилила вся кровь из его
накачанного тела. И когда он открыл рот, чтобы что-то сказать,
Джессика его опередила:
– Только не ври. Кто из нас тебе интересен?
Через холодное стекло скользит свет фонарей и неоновых вывесок.
Рестораны и бары еще открыты.
В этот момент я была очень рада, что у меня появилась такая
подруга, как Джессика. Она была самой честной и искренней
девушкой, какую я когда-либо встречала. И в душе, вы не поверите, я
была благодарна мисс Энтилли за то, что она познакомила нас.
Алекс запнулся, а Джессика властно облокотилась о его стол.
– Мы заметили, что ты смотришь на нас, – сказала она. – Мы обе
новенькие в этом городе и хотели бы знать, на кого из нас ты глазеешь.
Это важно.
– Я просто… Я слышал… – Алекс начал заикаться. – Ну, я…
Короче, я тоже только сюда переехал.
Думаю, мы с Джессикой сказали что-то вроде «Ох». Наступила
наша очередь краснеть: бедный Алекс – он просто хотел с нами
познакомиться. С этого все и началось. Он пересел за наш столик, и у
нас завязался разговор. Так прошел час или больше. Просто трое
молодых людей, недавно переехавших в город, сидели и болтали обо
всем на свете. Мы были рады, что узнали друг друга, теперь можно
было не бояться, что в первый день занятий придется ходить по

коридорам школы в одиночестве, обедать за пустым столиком. В конце
концов, хорошо знать, что тебе есть с кем просто поговорить.
Не то чтобы это важно, но куда едет этот автобус? Мы выехали из
города? Или бесконечно петляем по улицам? Может, прежде чем
садиться, стоило это выяснить?
Как много ночей я засыпала с ужасом при мысли о первом дне в
школе. Но в этот день в «Моне» все изменилось – подобные страхи
меня больше не посещали. И я была этому несказанно рада.
Однако я никогда не думала о Джессике или Алексе как о друзьях,
ни когда мы только познакомились, ни когда началась учеба. Знаю,
они обо мне думали точно так же. Мы разговаривали о наших прежних
друзьях и обсуждали, с кем хотели бы познакомиться в школе. В
течение первых нескольких недель в школе «Моне» было нашим
убежищем. Мы встречались за дальним столиком справа и помогали
друг другу решать проблемы.
Я уже не помню, кто это придумал, но у нас появилась своя
традиция. Тот, у кого выдался плохой день, клал руку в центр стола и
говорил: «Палы-выры за себя». Как в игре в прятки. Двое других клали
руки поверх его… и слушали, что произошло. Приходя в «Моне», мы с
Джессикой всегда заказывали горячий шоколад. Алекс все время
пробовал что-то новенькое.
Я был в «Моне» несколько раз, и мне кажется, что мы сейчас как
раз едем по той улице, где стоит кафе.
Да, мы были немодными: не зависали в клубах и не тусовались на
вечеринках, а просто встречались в кафе. И прошу прощения, если
этот эпизод показался вам неинтересным, никаких слухов и
непристойностей. Если кто-то нашел историю нашего знакомства
увлекательной, то мне как рассказчику и участнику приятно. В любом
случае, хочу отметить, что «Моне» сыграло важную роль в жизни
каждого из нашей троицы. Однако не переживайте, скоро в моей
жизни снова станет неспокойно. Моя радость знакомства длилась
недолго.
Я пересаживаюсь к проходу, встаю и иду по автобусу.

Первым от нас откололся Алекс. Мы по-прежнему обменивались
приветствиями, если сталкивались в коридорах, интересовались, как
дела, но не более того.
Держась за поручни, я прохожу к началу автобуса.
А пока вернемся к нашим с Джессикой отношениям. Они тоже
постепенно сходили на нет. Мы все чаще вели беседы ни о чем.
– Когда следующая остановка? – спрашиваю я.
Чувствую, что слова вырываются из горла, но они кажутся просто
шепотом по сравнению с голосом Ханны и шумом двигателя.
Водитель смотрит на меня через зеркало заднего вида.
Затем Джессика перестала ходить на наши встречи. Сначала я
заглядывала в «Моне» в надежде увидеть кого-нибудь из них, но
никого не было. И в конце концов я потеряла надежду и больше не
появлялась в кафе… пока…
– Могу остановить, где попросите, – говорит водитель. Он
медленно шевелит губами, чтобы я понял.
Смотрите, в истории Джессики есть один положительный момент
– все происходило в одном месте, это облегчит жизнь тем из вас, кто
ходит в те места, которые отмечены звездочками.
Автобус проезжает кафе «Моне».
– Здесь, будьте добры, – говорю я.
Да, я познакомилась с Джессикой в кабинете мисс Энтилли, но по-
настоящему мы узнали друг друга в «Моне».
Стараюсь удержать равновесие, пока автобус тормозит.
Там же мы узнали и Алекса. И затем… затем… это все произошло.
Двери открываются.
Однажды в школе ко мне подошла Джессика и сказала, что нужно
поговорить. Она не уточнила, о чем и где, но я знала, что найду ее в
«Моне»… и мне казалось, я знаю, что ее тревожило.
Выхожу из автобуса, поправляю наушники и возвращаюсь назад к
кафе.

Когда я пришла, Джессика была уже на месте. Она сидела,
ссутулившись, ее руки болтались вдоль тела, как будто она ждала меня
уже долгое время. Возможно, так и было. Может, она думала, что я
пропущу последний урок, чтобы присоединиться к ней. Я присела и
положила руку в центр стола:
– Палы-выры за себя?
Она опустила руку на стол, схватила листок, который лежал перед
ней, и швырнула его мне. Мне не нужно было на него смотреть, чтобы
понять: это был список Алекса – «Чики и Фрики» – тот самый,
который я видела на парте Джимми.
Я знала, в какой части списка оказалась благодаря Алексу, а мой
так называемый оппонент сидел сейчас прямо передо мной. В нашем
убежище. Моем… ее… и Алекса.
– Кому какое дело, что там написано? – сказала я. – Это же ничего
не значит.
Я сглотнул. Когда я прочитал этот список, то передал его дальше,
особо не задумываясь. В то время он казался мне смешным.
– Ханна, – ответила она. – Мне наплевать, что он противопоставил
тебя мне.
Я точно знала, к чему приведет наш разговор, и хотела дать
Джессике выговориться.
А сейчас? Что я думаю об этом сейчас? Я должен был бы собрать
все копии, которые смог бы найти, и выбросить их.
– Он не поставил меня выше тебя, Джессика, – сказала я. – Он
выбрал меня, чтобы вернуть тебя. И ты это знаешь. Он знал, что мое
имя обидит тебя больше любого другого.
– Ханна. – Она закрыла глаза и выдохнула мое имя.
Ты помнишь это, Джессика? Потому что я помню. Когда кто-то так
произносит твое имя, не глядя в глаза, ты уже ничего не можешь
сделать. Он или она уже все решил.
– Ханна, – сказала ты. – Я все знаю.
– Ты не можешь ничего знать, – ответила я.
Возможно, я была слишком наивной, но я надеялась – вот идиотка
– что, после того как мы переехали в этот город, все изменилось, что
все слухи остались в прошлом… навсегда.

– Ты, конечно, могла что-то слышать, – сказала я. – Но ты не
можешь знать наверняка.
– Ханна. – Ты снова повторила мое имя.
Да, я знала об этих слухах, и я поклялась тебе, что не встречалась с
Алексом вне школы, но ты не поверила. И почему ты должна была мне
верить? Почему не поверить в слухи, которые так прекрасно
дополняют то, что обо мне говорили раньше? Ха! Джастин? Почему?
Джессика могла слышать самые разные истории об Алексе и
Ханне, но все это была чистой воды ложь.
Джессике было проще думать обо мне как о Плохой Ханне, чем как
о Ханне, с которой она сблизилась в «Моне». Такой меня было проще
принять. Проще понять. Ей было необходимо, чтобы эти сплетни были
правдой.
Помню, как кучка парней подшучивала над Алексом в раздевалке:
– Ладушки-оладушки напеки нам, булочник.
[2]
Затем кто-то спросил его:
– Ты хорошо взбил это тесто, булочник?
И все засмеялись, понимая, о чем и о ком идет речь. Когда все
ушли, оставив нас с Алексом наедине, я почувствовал, как внутри меня
зарождается ревность. После вечеринки у Кэт я никак не мог забыть
Ханну. Но я так и не отважился узнать у него, есть ли правда в том, что
все говорили о нем и Ханне. Потому что если есть, то я не хотел об
этом знать.
– Хорошо, – сказала я. – Отлично, Джессика. Спасибо, что помогла
мне в первые недели учебы. Это много для меня значило. И мне жаль,
что Алекс все разрушил своим дурацким списком, но это его дело.
Я сказала, что знаю все об их отношениях. В тот день, когда мы все
познакомились, его заинтересовала одна из нас. И это была не я. И да,
я ревновала. Если ей будет проще пережить это, то я взяла на себя
вину за то, что они расстались. Но… это… было… неправдой!
Вот я и добрался до «Моне». На улице стоят два парня: один курит
сигарету, второй кутается в куртку.
Но все, что услышала Джессика, это то, что я беру вину на себя.
Она встала, глядя на меня сверху вниз, и покачнулась. Так скажи мне,

Джессика, что ты намеревалась сделать? Ударить меня или
исцарапать? Потому что было ощущение, что ты готова сделать и то, и
другое. Как будто ты не могла решить. Как ты тогда меня назвала? Не
то чтобы это очень важно, но хотелось бы уточнить. Я была так
сосредоточена на том, чтобы увернуться от твоего нападения, что
пропустила, что ты сказала. Тот маленький шрам, который вы видели у
меня над бровью, это след от ногтя Джессики… который я после
вытащила.
Я заметил этот шрам несколько месяцев назад на вечеринке –
маленький дефект на прекрасном личике. И я сказал ей, что это даже
мило, а она взбесилась.
А может, вы и не обратили на него внимания. Но я-то вижу его
каждое утро, когда собираюсь в школу. Он как бы говорит мне:
«Доброе утро, Ханна». И каждый вечер желает мне спокойной ночи.
Я толкаю тяжелую деревянную дверь со стеклянными вставками,
ведущую в «Моне», оттуда вырывается теплый воздух, и
проскальзываю внутрь.
Это больше чем просто шрам. Это удар в живот, пощечина, нож,
который мне всадили в спину, потому что нет ничего хуже, когда
близкий тебе человек – по крайней мере, я так думала – верит не тебе,
а слухам, отказывается признавать правду. Джессика, дорогая, мне
действительно интересно, притащила ли ты свою задницу на мои
похороны? И если да, то заметила ли ты отметину, которую оставила у
меня на лбу и в жизни? Нет. Скорее всего, нет.
Она не могла.
Потому что многие шрамы нельзя заметить невооруженным
глазом.
Потому что не было никаких похорон, Ханна.

жүктеу/скачать 1,28 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: