права раздавать кому попало личный номер руководителя, но сейчас
для Юры она была единственной ниточкой и при этом же преградой.
Вежливо, но максимально настойчиво он сказал:
— Пожалуйста, позвоните ему сейчас сами и скажите, что
звонит Конев, дайте мой номер. Пусть немедленно мне перезвонит. Я
действительно не могу ждать, это очень срочно и важно — и для
него тоже! Скажите, что насчёт «Ласточки»… то есть
«Ласточкиного гнезда». — Он продиктовал номер и предупредил, что,
если ему не перезвонят в течение десяти минут, он сам снова
позвонит.
Юра ждал, бессмысленно уставившись в фотографию. Он
обошёл иву кругом, посмотрел в небо — его полностью затянуло
сизыми тучами, а прекратившийся было дождь снова стал
накрапывать. Под ивовый купол вода почти не попадала, но
поднявшийся ветер шевелил жёлто-зелёные косы.
Юра сжимал мобильный, постоянно поглядывая на время —
десять минут прошло, а звонка не было. Но он не решался
перезванивать в приёмную, боясь, что линия будет занята и Володя не
дозвонится. Если он вообще ему позвонит.
«Вдруг он занят? Вдруг он вне зоны действия сети? Может, в
командировке или на загородном объекте, где нет покрытия… А вдруг
он просто не захочет со мной говорить, ведь столько лет прошло? Он
же писал, что хочет забыть…»
Юра мерил шагами полянку под ивой. Дождь усиливался, нужно
было собирать капсулу и возвращаться к машине, но он был слишком
взволнован. В голове крутилась дикая мысль о том, что спустя
двадцать лет он наконец услышит Володин голос. Но тут же эта
мысль перебивалась другой, полной страха — что даже спустя
двадцать лет он может его и не услышать.
Кровь бухала в ушах. На востоке грянул гром. Резкий,
пронзительный писк телефонного звонка заставил вздрогнуть.
— Юра?
Он замер, прижимая телефон к уху, на несколько секунд забыв,
как дышать.
— Да… Да! Володя, это я!
— Юрка… — было слышно, что он улыбается.
— Как же я рад тебя слышать! Я читал письма… Володя,
прости, я всё просрал! Мы обещали не потеряться, но потерялись, я
слишком поздно стал тебя искать.
Володя ничего на это не ответил. Вдруг его тон изменился —
искажённый динамиком, он показался Юре равнодушным.
— Ты в «Ласточке»?
— Да, под нашей ивой. Всё вокруг разрушено, река пересохла, а
ива стоит, стала больше и красивее, будто…
— Нас ждёт, — закончил за него Володя.
Юра обеими руками прижал телефон к щеке, будто хотел
протиснуться туда, к Володе.
— Каким ты стал? — негромко спросил он.
Володя ответил через пару секунд:
— Ну… Явно не о деньгах и болячках спрашиваешь. Каким стал?
Повзрослел…
— Ты далеко отсюда?
Володя хмыкнул:
— Ближе, чем можно подумать. Ты хочешь увидеться?
Юра проглотил подкравшийся к горлу ком:
— Хочу.
— А разочароваться не боишься?
— Конечно, боюсь. А ты?
— Ты стал пианистом?
— Не поверишь, Володь, стал! — он улыбнулся. — Стал!
— Значит, я не боюсь. — Пауза. — Ладно, тогда подожди…
Фраза оборвалась, и в трубке послышались короткие гудки. Юра
остался стоять в растерянности, глупо глядя на экран мобильного.
Он набрал Володин номер, улыбаясь от мысли, что теперь,
спустя столько лет, этот номер у него есть. Но в ответ услышал,
что абонент недоступен. Через минуту перезвонил снова — то же
самое.
«Он вне зоны доступа? Батарейка села?» — подумал Юра.
Склонившись над капсулой, стал собирать открытые письма в
стопку. И заметил в капсуле ещё один листок. Он уже успел
обрадоваться — ещё одно письмо! — как понял, что ошибся.
Расправил лист и увидел ноты «Колыбельной». На лице сама собой
заиграла грустная улыбка — однажды на ней всё чуть было не
закончилось, а потом с неё всё началось.
Он аккуратно разгладил лист, собирался сложить его вместе с
другими бумагами в капсулу, но, держа ноты в руках, так и замер на
месте. За стеной из ивовых веток показался чей-то силуэт.
Юра механически развернулся и вышел из-под кроны. Метрах в
десяти от него стоял человек. Издалека Юра мог отметить только
то, что он был высокого роста. Человек сделал шаг к Юре, Юра — к
нему. Сквозь туманную морось сложно было разглядеть черты, но с
каждым шагом, будто проявляющаяся фотография, они становились
резче и отчётливее. Юрина рука дрогнула, он хотел взглянуть на
фото из театра, свериться, сравнить того, кого он видел перед
собой, с тем, кого хотел бы увидеть. Но фотографии в руке не было.
А даже если бы и была — ведь столько лет прошло. Но, как бы ни
менялся с возрастом человек, всегда оставалось одно, по чему его
можно было узнать — глаза. И эти глаза, пусть не скрытые за
стёклами очков, были его. Володины.
— Как? — одними губами прошептал Юра. Он посмотрел налево,
на виднеющиеся из-за пролеска крыши домов, и вдруг вспомнил
строчку из последнего письма: «Юра, я здесь! Поверить не могу —
здесь, и всё это моё!»
Это был Володя! Повзрослевший, изменившийся, но точно-точно
он!
Володя растерянно улыбался, смотрел на Юру, замершего в
полуметре от него. Будто не мог поверить. Юра тоже не верил.
Хотелось обнять его, и какое-то мгновение Юра ещё сомневался.
Мелькнула мысль спросить, можно ли, но он тут же наплевал на всё
это. Они не виделись двадцать лет, и Юра имел полное право просто
взять и обнять его без всяких разрешений. И он обнял.
И не было ничего в мире важнее этого момента.
Как и тогда, двадцать лет назад, время вокруг остановилось,
замерло. Были только они вдвоём, шум дождя и шелест ветра в
ивовых листьях. Володя робко положил руки ему на спину, будто не
веря, что это действительно Юра, а потом тоже крепко обнял и
протяжно, с облегчением выдохнул ему в плечо, точно уронил с души
огромный тяжеленный камень.
Володя взял его плечи и немного отодвинул от себя. Вгляделся в
лицо, будто всё ещё сомневаясь, Юра ли это. Затем посмотрел на
ноты, до сих пор стиснутые в его руке, и улыбнулся, взглянув в его
глаза:
— Ты сыграешь мне «Колыбельную»?
Достарыңызбен бөлісу: |