Мемуары принцессы

В день нашего отъезда потребовалось шесть лимузинов, чтобы
доставить нас в аэропорт. В четырехнедельную поездку отправлялось
двенадцать человек: Нура и Ахмед с тремя из своих пятерых детей, две их
служанки-филиппинки, мы с Сарой, Али и его друг Хади.
Хади был на два года старше моего брата и учился в Религиозном
Институте — мужской школе в Эр-Рияде, обучавшей тех, кто хотел идти
работать в мутаву. Хади производил впечатление на взрослых тем, что без
конца цитировал Коран. Мой отец был уверен, что Хади окажет
благотворное влияние на его детей. Когда находились желающие слушать
его, Хади громко выражал свое мнение о женщинах, заключавшееся в том,
что все они обязаны сидеть дома. Он даже сказал Али, что именно
женщины являются причиной всего зла, существующего на земле.
Я уже представляла, что за путешествие мне предстоит в компании
этого ханжи и моего брата.
Мать не сопровождала нас в аэропорт — в последние дни она была
очень грустна и немногословна. Думаю, что проступок Али серьезно
обеспокоил её. Она распрощалась с нами в саду и долго махала рукой вслед
удаляющимся лимузинам, стоя у ворот нашей виллы. Мать была под
чадрой, но я знала, что она плачет. Что-то с ней было не так в последнее
время. Я чувствовала это, но выяснять ничего не стала, занятая
приготовлениями к путешествию.
Ахмед недавно купил новый самолет, так что наш полет был сугубо
частным. Я заглянула в кабину — посмотреть, кто будет пилотировать
самолет, в надежде увидеть тех же дружелюбных американцев, что везли
нас с матерью в Джидду, но, к моему сожалению, их там не было. Впрочем,
двое пилотов-англичан показались мне тоже весьма приятными людьми.
Королевская семья вообще предпочитала нанимать в качестве пилотов
англичан и американцев. Ахмед о чем-то совещался с пилотами, пока Нура
со служанками сажали детей в самолет. Сара сняла чадру и, завернувшись в
одеяло, принялась рассматривать свои книги. Хади с неудовольствием
взглянул на нее и повернулся к Али, сердито шепча ему что-то на ухо. Тот
приказал Саре не снимать вуали, пока мы не покинем Саудовскую Аравию.
Сестра довольно резко сказала ему, что не собирается портить глаза, читая
сквозь ткань, и посоветовала Али закрыть свой рот и оставить ее в покое.
Не успели мы взлететь, как произошла столь обычная для нас
семейная сцена: я попыталась наступить Али на больной палец, но
промахнулась, а он, в свою очередь, хотел отвесить мне подзатыльник, но я
сумела увернуться. Ахмед, как старший мужчина, прикрикнул на нас и
приказал всем сидеть спокойно. Они с Нурой обменялись взглядами, не

оставлявшими сомнений в том, что, не успев покинуть страну, они уже
сожалеют, что берут с собой всю эту беспокойную компанию.
Есть три самых святых для любого мусульманина места — Мекка,
Медина и Иерусалим. В сторону Мекки обращают свои молитвы более
миллиарда мусульман на всем земном шаре, так как именно в этом городе
Аллах впервые объявил свою волю пророку Магомету. Основами нашей
религии являются пять обязательных ритуальных действий, именуемых
столпами веры. Так, ислам требует, чтобы каждый мусульманин сделал все
возможное и изыскал средства, чтобы совершить хаджж. Ни один
мусульманин не может считать, что выполнил свой долг, если хотя бы раз в
жизни не совершил паломничество в Мекку.
Второй город — Медина. Он считается городом пророка, так как
именно там похоронен Магомет.
И, наконец, Иерусалим. Именно там пророк был вознесен Аллахом на
небеса. Мусульмане всегда с горечью говорят об Иерусалиме, потому что
город оккупирован и не доступен для людей нашей веры.
Если Мекка, Медина и Иерусалим являются источником веры для
любого мусульманина, то Каир представляет собой образец торжества
мусульманства. Каир как бы воплощает в себе достижения арабской
цивилизации за прошедшие пятьдесят веков. Вообще Египет можно назвать
источником гордости всех арабов. Когда думаешь о могуществе и богатстве
древних египтян, об их культуре и науке, современные страны Персидского
бассейна 
представляются 
карликами, 
несмотря 
на 
всю 
выгоду,
выкачиваемую ими из нефтяных скважин.
Именно в Каире, городе, в котором жизнь бурлит уже много
тысячелетий, я стала женщиной. В арабской культуре, где моменту
перехода от ребенка к женщине придается столь большое значение, каждая
девочка одновременно со страхом и удовлетворением встречает свои
первые месячные. Я была просто поражена, когда некоторые из моих
подруг из Европы и Америки рассказывали мне, что не знали, что
происходит с ними, когда увидели свою первую кровь, а кое-кто из них
даже решил, что умирает. Приход месячных — обычная тема для разговора
в мусульманском мире. В этот момент ребенок становится взрослым.
Обратного пути в теплый кокон детской невинности не существует.
В Саудовской Аравии появление первых месячных говорит о том, что
пора выбирать первую чадру и абайю. Даже продавцы, мусульмане из
Индии или Пакистана, относятся с уважением к девочке, покупающей себе
первую чадру. Они стараются помочь выбрать то, что наилучшим образом
подходит юной женщине.

Хотя чадра должна обязательно быть черного цвета, качество и вес
материала могут быть самыми разными. Чадра может быть очень тонкой,
позволяя окружающим видеть слабый контур запретного лица. Лучше,
однако, приобретать чадру из более плотного материала, сквозь который
хорошо видно, но в то же время он надежно защищает женщину от
любопытных взглядов. Если женщина выбирает традиционную чадру из
толстой черной ткани, ни один мужчина не сможет рассмотреть ничего за
этим покровом, который не колышется, даже когда женщина глубоко
вздыхает. Правда, такой выбор делает невозможным рассматривать
драгоценности на золотом рынке или заметить в сумерках движущийся
автомобиль. Должна сказать, что в дополнение ко всему этому многие
женщины носят толстые черные перчатки и такие же чулки, чтобы ни один
сантиметр запретной плоти не оказался выставленным на всеобщее
обозрение.
Для тех, кто хочет проявить свою индивидуальность, есть много
способов. Часто женская одежда шьется по специальному заказу и
украшается самыми разнообразными ювелирными изделиями. Некоторые
из 
женщин 
настолько 
обвешаны 
побрякушками, 
что 
мужчины
оборачиваются на один только звон украшений. Сама абайя тоже часто
украшается разнообразной вышивкой.
Женщины, особенно молодые, всячески стараются выделиться из
толпы себе подобных. Продавцы показывают им образцы одежды, которая
должна соответствовать последним веяниям моды. Они показывают
девушке, как сейчас принято запахивать покрывало, как завязывать абайю,
чтобы нога была видна именно настолько, насколько ее можно выставить,
не навлекая на себя риска попасть в поле зрения мутавы. Каждая девушка
старается подобрать для себя наиболее подходящую манеру носить абайю.
В магазин входит ребенок, а выходит оттуда уже женщина, одетая в
абайю и чадру и считающаяся с этого момента достигшей возраста
замужества. Арабские мужчины без всякого интереса смотрят на девочку,
когда она входит в магазин, но как только она появляется в чадре,
отношение к ней меняется. Теперь мужчины пытаются увидеть хоть что-то
запретное, пусть это будет тоненькая полоска кожи между обувью и абайей.
Скрытые чадрой, мы, арабские женщины, кажемся нашим мужчинам
загадочными и соблазнительными.
Впрочем, я сейчас была в Каире, а не в Саудовской Аравии, так что
появление первых месячных не означало ничего, кроме неудобства. Сара и
Нура показали мне, что я должна делать, и сказали, чтобы я ни в коем
случае не говорила об этом Али, так как тот немедленно приказал бы мне

надеть чадру, хотя мы были и в Каире, а не дома, Capa смотрела на меня с
грустью и вздыхала не переставая. Она-то знала, что ждет меня. Отныне я
буду считаться опасной для всех мужчин, пока меня не выдадут замуж и не
спрячут за стенами нового дома. В Каире у Ахмеда были великолепные
апартаменты, занимавшие три этажа одного из современных зданий в
центре города. Ахмед с Нурой поселились на верхнем этаже, чтобы никто
не докучал им, а служанки-филиппинки, трое детей Нуры, Сара и я заняли
второй этаж. Али, Хади и египетский проводник жили под нами. Мы с
Сарой вздохнули с облегчением, когда узнали, что Али и Хади будут жить
на другом этаже.
В первый вечер нашего пребывания в Каире Ахмед, Нура, Али и Хади
решили отправиться в ночной клуб, чтобы посмотреть танец живота.
Ахмед решил, что лучше будет, если мы с Сарой останемся дома с детьми и
служанками. Сара не возражала, что же касается меня, то я подняла такой
шум, что Ахмед не выдержал и в конце концов махнул на меня рукой.
Мне было четырнадцать лет, и я была настолько поражена страной
фараонов, что громко провозглашала, что Каир — мой любимый город. Это
чувство к Каиру и по сей день живет во мне. Возбуждение бурлящего,
огромного города передалось и мне, так что душу мою охватили самые
разнообразные чувства. Я видела гуляющих по улицам мужчин и женщин в
самой разнообразной одежде, людей, ищущих приключений и пытающихся
обрести новые возможности. Я поняла, что моя прошлая жизнь была
пресной и что Каир являет собой полную противоположность городам
моей страны, казавшимся мне стерильными и безжизненными.
В Каире полно нищих, и это поначалу угнетало меня, однако, по
зрелому размышлению, я решила, что и в этом есть свой плюс, так как в
борьбе противоположностей я увидела возможность движения вперед.
Бедность многих толкает на борьбу за перемены, а без этого ни одно
государство не сможет динамично развиваться. Я снова вспомнила
Саудовскую Аравию с ее всеобщим благосостоянием, ведущим к застою и
разложению.
Безусловно, в нашей стране существуют различные классы: от
богатейших членов королевской семьи до низкооплачиваемых рабочих, но
никто из них, включая иностранную рабочую силу, не лишен самого
необходимого. Наше правительство гарантирует благосостояние всех
саудовцев. Каждый мужчина имеет право на собственный дом,
медицинское обслуживание, образование, работу и даже деньги на питание,
если заработка ему не хватает. Женщин обеспечивают мужчины их семей,
будь это муж, отец, брат или кузен.

В результате удовлетворения всех основных потребностей искра
жизни, которую разжигает неудовлетворенность, безнадежно угасла в моей
стране. Из-за этого я почти отчаялась дождаться, что Саудовская Аравия
окажется в состоянии перевернуть очередную страницу своей истории. Мы
слишком богаты и слишком ленивы, чтобы пытаться изменить что-либо в
жизни нашей страны. Когда мы ехали по Каиру, я сказала об этом своим
спутникам, но, кроме Сары, никто не понял, что я имею в виду.
Садилось солнце, и небо за резкими контурами пирамид золотилось в
его закатных лучах. Могучий Нил величаво катил свои воды через город и
дальше, в пустыню. Глядя на все это, я чувствовала, как кровь закипает у
меня в жилах.
Али со своим приятелем были в ярости оттого, что нам с Сарой, двум
незамужним женщинам, позволили поехать в ночной клуб. Хади долго и
нудно внушал моему брату, что это ничто иное, как подрыв устоев, и
победно заявил, что все его сестры вышли замуж в возрасте четырнадцати
лет и что до этого их тщательно оберегали мужчины его семьи. Он сказал,
что поскольку считает себя глубоко религиозным человеком, то обязательно
доложит моему отцу об этом недостойном поведении. Мы с Сарой,
осмелевшие оттого, что находились далеко от Эр-Рияда, корчили ему рожи
и говорили, что лучше бы ему держать свое мнение при себе.
Хади пожирал танцовщиц глазами, но в то же время отпускал в их
сторону грубые замечания и без конца повторял Али, что все они шлюхи и
что будь его воля, он приказал бы забить их камнями. Вообще этот Хади
казался мне напыщенным ослом. Даже Али устал от его лицемерия и начал
нетерпеливо барабанить пальцами по столу и демонстративно смотреть по
сторонам.
После поведения и высказываний Хади я была просто потрясена тем,
что произошло на следующий день.
Ахмед нанял лимузин, чтобы отвезти нас с Сарой и Нуру за
покупками, сам отправился на какую-то деловую встречу, а гид-египтянин,
бывший по совместительству шофером, повез филиппинок с детьми в
бассейн отеля «Меga House». Когда мы уезжали, Али и Хади еще спали,
утомленные вчерашним походом в ночной клуб.
Изнуряющая городская жара вскоре утомила Сару, и я предложила ей
поехать домой, оставив Нуру делать покупки. Нура не возражала и велела
шоферу отвезти нас, а затем вернуться за ней.
Когда мы вошли в дом, то услышали сдавленные крики, доносившиеся
из комнаты приятелей. Дверь была не заперта, и мы с Сарой окаменели на
пороге, когда увидели, что происходит. Хади насиловал совсем еще

маленькую девочку, ребенка лет восьми, а Али держал ее, чтобы бедняжка
не могла вырваться. Повсюду была кровь, а наш брат и Хади громко
хохотали.
При виде этой кошмарной сцены с Сарой сделалась истерика, она
громко закричала и бросилась бежать. Разъяренный Али вытолкал меня за
дверь и сбил с ног, так что я покатилась по лестнице. Я отчаянно пыталась
придумать, что же делать, как вдруг раздался звонок в дверь. Я увидела, как
Али открывает дверь и впускает женщину-египтянку лет сорока. Он
протянул ей пятнадцать египетских фунтов и спросил, есть ли у нее еще
дочери. Женщина сказала, что есть и что она приведет одну из них завтра.
Хади выволок плачущего ребенка. Мать, не моргнув глазом, взяла
содрогающуюся от рыданий девочку за руку и пошла прочь.
Ахмед не был удивлен, когда Нура рассказала ему о происшествии,
свидетелем которого пришлось стать нам с Сарой. Он поджал губы и
сказал, что разберется с этим. Позже он сказал Нуре, что мать сама продала
своего ребенка, противозаконного не случилось.
Даже после того, как мы застали брата с Хади за таким постыдным
занятием, они продолжали вести себя как пи в чем не бывало. Когда я
спросила Хади, как он может считать себя религиозным человеком после
того, что позволил себе, он просто расхохотался мне в лицо. Повернувшись
к Али, я пригрозила ему, что расскажу отцу, как он охотится за маленькими
девочками, но брат тоже рассмеялся, наклонился ко мне и прошипел:
— Скажи ему, я не возражаю!
Он сказал, что отец сам дал ему адрес человека, предоставляющего
подобного рода услуги, а затем добавил, что с маленькими девочками куда
интереснее, а, кроме того, отец сам всегда делает то же самое, когда бывает
в Каире.
Я чувствовала себя так, как будто меня посадили на электрический
стул — мозг мой пылал, рот широко открылся, и я непонимающе смотрела
па брата. Первой моей мыслью было, что все мужчины просто подонки.
Мне хотелось стереть из памяти воспоминание об этом ужасном дне и
вернуться к безоблачным мечтам моего детства. Наконец, не найдя, что
сказать в ответ, я повернулась и молча пошла прочь, с ужасом думая, что же
еще готовит мне ужасный мир мужчин.
Я по-прежнему считала Каир чудесным городом, по мысли о том, как
благотворно влияет бедность па общество, оставили меня. Несколько дней
спустя я снова увидела, как та же египтянка стучит в дверь нашего дома,
держа за руку очередную маленькую девочку. Я хотела поговорить с ней,
чтобы выяснить, как может быть, что мать продает свое дитя, однако,

увидев мое лицо, женщина поспешила удалиться.
Сара, Нура и я долго обсуждали этот феномен, и Нура грустно сказала,
что, по словам Ахмеда, это обычная практика во многих странах. Когда я
раздраженно вскричала, что скорее бы умерла от голода, чем продала
своего ребенка на поругание, Нура согласилась со мной, но заметила, что
легко говорить так, когда когти голода впиваются не в твой желудок.
Вскоре мы оставили Каир, и у Сары появилась возможность увидеть
Италию, о которой она так долго мечтала. Стоило ли ей пережить то, что
она пережила, чтобы ее мечта осуществилась? Сама она сказала, что
реальность превзошла ее ожидания.
Мы посетили Венецию, Флоренцию и Рим. Веселый смех и
жизнерадостный говор итальянцев до сих пор стоят у меня в ушах. Я
считаю их любовь к жизни величайшим благом, большим даже, чем их
искусство и архитектура. Рожденная в унылой стране, я восхищаюсь
народом, который старается не принимать себя слишком всерьез.
В Милане Нура за несколько дней потратила столько денег, сколько
большинство людей не зарабатывают в течение всей своей жизни. Они с
Ахмедом самозабвенно делали покупки, и создавалось впечатление, что
этим они стараются заполнить какую-то пустоту в своей жизни.
Хади и Али проводили большую часть своего времени, покупая
женщин, так как улицы итальянских городов и днем и ночью полны теми,
кто согласен продать себя любому, готовому заплатить назначенную цену. Я
увидела Али таким, каким он был всегда — эгоистом, не желающим думать
ни о чем, кроме своих удовольствий. Но я знала, что Хади гораздо хуже и
опаснее моего брата, так как он, покупая женщин, презирал их за роль,
выполняемую ими в этой сделке. Он желал их, но в то же время ненавидел
и их, и систему, которая позволяет им распоряжаться собой по своему
усмотрению. Его лицемерие казалось мне квинтэссенцией всего дурного,
что есть в мужчинах.
Когда наконец наш самолет коснулся посадочной полосы в аэропорту
Эр-Рияда, я знала, что мне надо готовиться не к самому приятному
событию в жизни. Мне было четырнадцать, отныне меня будут считать
женщиной, и я не знала, какая судьба ожидает меня. Каким бы ни было мое
детство, мне ужасно не хотелось расставаться с ним. У меня не было
сомнений, что моя жизнь женщины станет постоянной борьбой против
порядков моей страны, которая жертвует нами во имя торжества мужчины.
Однако мои страхи были ничто по сравнению с тем, что ждало меня
дома. Приехав домой, мы узнали, что наша мать умирает.

жүктеу/скачать 1,01 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: