39
«Если внимательно и долго прислушивать-
ся, то, Боже мой, как далека здешняя жизнь от
России! Начиная с балыка из кеты, которым за-
кусывают здесь водку, и кончая разговорами,
во всем чувствуется что-то свое собственное, не
русское. <…> не говоря уже об оригинальной,
не русской природе, мне все время казалось,
что склад нашей русской жизни совершенно
чужд коренным амурцам, что Пушкин и Гоголь
тут непонятны и потому не нужны, наша исто-
рия скучна и мы, приезжие из России, кажемся
иностранцами…».
1
Этими словами Чехов удиви-
тельно точно нарисовал внутренний и внешний
облик человека, жившего сто с лишним лет на-
зад на Дальнем Востоке, человека, запертого
в каторжных казармах Сахалина, отошедшего
от жизни в России, забывшего предков своих и
оставившего родину свою. Первый настоящий
писатель, посетивший Сахалин, перепись на-
селения которого впервые публикуется только в
наши дни. Какими глазами глядел он на остров,
на эту отравленную смрадную жизнь? Кто видел
и помнит тот взгляд, о котором мы лишь смутно
можем догадываться в нашем не столь отдален-
ном настоящем? С него ли началась литерату-
ра Сахалина? За Чеховым на Сахалин пришло
немалое количество писателей, журналистов,
мореплавателей, путешественников, ученых,
которых интересовали уклад и обычаи катор-
ги, местного населения (айнов, нивхов, уильта,
эвенков и прочих), иноземцев… Среди них мож-
но назвать Власа Дорошевича, Чарльза Хоуза,
Риндзо Мамию, Бронислава Пилсудского, Льва
Штернберга. Каждый из перечисленных и нена-
званных дополнял общую картину жизни Саха-
лина и Курильских островов, создавал этот непо-
слушный, дикий, почти первобытный облик. И не
только каторга становилась предметом изучения,
но и фольклор, культура и язык коренных наро-
дов, способность к социальному сожительству
между разными национальностями, укладами,
мировоззрениями, характерами. В то время, как
Сахалин был запретной темой для разговоров в
России, Чарльз Хоуз – известный британский ан-
трополог – пишет в 1901 году свой отчет (в общем-
то – книгу «На Восточной окраине») о научных ис-
следованиях среди коренных народностей и ка-
торжников Сахалина и заметки о путешествиях в
Корею, Сибирь и Маньчжурию с иллюстрациями
и картами. В этой книге он представляет картины
будней каторги, «слывущей в России самой же-
стокой пенитенциарной структурой, само упоми-
нание о которой в Санкт-Петербурге считается не-
желательным». В 2003 году эта книга-отчет была
переведена на русский язык, и наш читатель
впервые смог увидеть эти записки.
В чеховские же времена создавалась и другая
книга. Автором ее стал Альфред Кейзерлинг, ко-
Достарыңызбен бөлісу: