Питер москва Санкт-Петарбург -нижний Новгород • Воронеж Ростов-на-Дону • Екатеринбург • Самара Киев- харьков • Минск 2003 ббк 88. 1(0)



бет13/37
Дата20.11.2016
өлшемі12,57 Mb.
#2144
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   37

Феноменологические альтернативы

По мере того как попытки превратить психологию в естественную науку в соответствии с позитивистскими установками набирали обороты, вне этой области возникли важные альтернативные концепции психологии. Наиболее важными были две альтернативные точки зрения. Первая принадлежала историку Вильгельму Дильтею. Его протесты против естественно-научной психологии явились следствием различий, которые Вико и Гердер проводили между естественными и гуманитарными науками и которые позднее были включены Вундтом в его лейпцигскую систему. Другую альтернативу представляла психология акта Франца Брентано, уходящая корнями в неоаристотелевский перцептуальный реализм. И Дильтей, и Брентано отвергали аналитический атомизм в психологии, например Титченера, считая его дотеоретическими предположениями, искусственно налагаемыми на реальность живого опыта. Вместо этого они предпочитали описывать сознание как возникающее наивно, без каких-либо предположений о его природе; это направление получило название феноменологии. Они также протестовали против узкой специализации, утверждая, что все естественные науки, включая психологию, должны слиться воедино. Дильтей писал, что расцвет позитивистской науки опасен, поскольку он приведет «к росту скептицизма, культу поверхностного, бесплодного сбора фактов, и таким образом будет увеличивать отрыв науки от жизни» (цит. по: М. G. Ash, 1995, р. 72).

Психология акта Франца Брентано. Следуя картезианской традиции Пути идей, большинство психологов пытались анализировать сознание, разложив его на составляющие. Титченер всего лишь представлял самую крайнюю версию на практике. Они принимали за должное идею о том, что точно так же, как физический мир состоит из объектов, которые можно разложить на составляющие их атомы, объекты сознания состоят из материи разума, состоящей из компонентов ощущений и чувств. Принцип анализа, который работал столь блестяще в физике и химии, просто-напросто привнесли в психологию, надеясь на столь же блистательный успех.

Глава 3. Психология сознания -111 -

Среди психологов картезианского толка существовали разногласия относительно природы психологического анализа и сил, связывающих атомарные единицы в более крупные, осмысленные объекты опыта. Например, Вундт относился к психологическому анализу как к инструменту, эвристическому устройству, позволяющему психологии развиваться как естественной науке. Он говорил, что так называемые атомарные ощущения воображаемы, а не реальны, что создает удобную схему для дальнейшего научного исследования методом интроспекции (М. G. Ash, 1995). Вслед за Кантом Вундт полагал, что разум активно объединяет элементы опыта, синтезируя объекты сознания, и отводил ассоциации относительно незначительную роль гравитации психической вселенной. С другой стороны, ассоцианисты, подобные Титченеру, верили в реальность сенсорных элементов и, вслед за Юмом, отводили ассоциации единственную роль в психической организации (О. Kulpe, 1895). Однако, несмотря на эти различия, доминирующим подходом к изучению сознания был его анализ.

Но существовала диссидентская традиция, восходящая к перцептуальному реализму. Если мы более или менее непосредственно прикасаемся к окружающему миру, то материи разума, которую можно анализировать, раскладывая на атомарные компоненты, не существует. Вместо опыта анализа мы должны просто описывать то, что находим. Такой подход к сознанию называется феноменологией. В США реалистическая описательная традиция сохранялась благодаря влиянию шотландской психологии здравого смысла и активно внедрялась в психологию Уильямом Джеймсом (глава 9), а в философию — неореалистами (глава 10).

В немецкоговорящем мире Франц Брентано (1838-1917) активно боролся за реализм. Он был католическим теологом, порвавшим с Церковью, когда та провозгласила доктрину о непогрешимости Папы. Брентано стал философом в Венском университете, где поддерживал создание научной психологии. Он разработал влиятельную версию психологического реализма, которая в философии породила феноменологию, а в психологии — движение гештальта. Концепция разума Брентано (что неудивительно для католического философа) уходила корнями в реализм Аристотеля, который сохраняли и развивали средневековые философы-схоласты и который был забыт во время научной революции. Вместе с философами Шотландской школы Брентано считал Путь идей искусственным наложением ложной метафизической теории на наивный опыт. Создавая философскую феноменологию, Брентано пытался описать разум так, как он наивно дан в опыте. Брентано обнаружил, что разум состоит из психических актов, направленных на осмысленные объекты вне его самого, а не является собранием сложных психических объектов, составленных из сенсорных атомов:

Каждый психический феномен характеризуется тем, что схоласты в средние века называли интенциональным (или психическим) несуществованием объекта, и тем, что мы, ссылаясь на содержание, могли бы назвать направлением к объекту... Каждое психическое явление включает что-то в качестве объекта внутри самого себя, хотя не все они делают это одним и тем же способом. При предъявлении что-то предъявляют, при вынесении суждения что-то утверждают или отрицают, при любви — любят, при ненависти — ненавидят, при желании — желают, и т. д. (F. Brentano, 1874/ 1955, р. 88).

112 Часть II. Основание психологии

Различие между описанием разума у Брентано и анализом разума Р. Декарта — Дж. Локка весьма велико. Последний рассматривает идеи как психические объекты, которые представляют внешние по отношению к нам физические объекты. Более того, идеи представляют объекты лишь косвенно, поскольку сами идеи состоят из бессмысленных сенсорных элементов, таких как «красное ощущение № 113» + «коричневое ощущение № 14» + «уровень яркости 3-26», или три «формы С» вслед за «А плоским». Именно поэтому и таким способом Декарт привнес в философию изрядную долю паранойи, породив кризис скептицизма в эпоху Просвещения. Поскольку мир, как мы воспринимаем его в опыте (сознание), — это собрание вне-сенсорных частиц, у нас нет гарантии того, что идеи на самом деле соответствуют объектам. Следовательно, истинно объективное Знание мира ставится под вопрос — это исходный пункт картезианской философии. С другой стороны, Брентано рассматривал идею как психический акт, с помощью которого я постигаю сами объекты. Являясь актами, идеи нельзя разложить на атомарные единицы. Разум упорядочен, поскольку мир упорядочен, а вовсе не из-за «гравитации» ассоциаций (Д. Юм) или из-за того, что сам разум накладывает некий порядок на мир (И. Кант). Согласно воззрениям Брентано, разум является не психическим миром, по чистой случайности связанным с физическим миром, а средством, с помощью которого организм активно постигает окружающий реальный мир.

В области философии целью Брентано было скорее описать сознание, а не проанализировать его, разложив на куски. Это дало начало феноменологическому движению, начатому учеником Брентано Эдмундом Гуссерлем (1859-1938). Затем феноменологию разрабатывали Мартин Хайдеггер (1889-1976) и Морис Мерло-Понти (1908-1961), и она оказала влияние на экзистенциализм Жана-Поля Сартра (1905-1980). Хотя эти мыслители слабо повлияли на англоязычный мир, они являются основными фигурами в европейской философии XX в. Брентано также обучал психологов, в том числе Зигмунда Фрейда (глава 8) и Кристиана фон Эренфельца (см. р. 97). В академической психологии наибольшую роль среди его учеников сыграл Карл Стумпф (1848-1946), связавший Брентано с гештальт-психологией. Когда в 1894 г. при ведущем университете Германии — Берлинском университете, был создан Психологический институт, Стумпф стал его первым директором. Там он преподавал и обучал основоположников гештальт-психологии, вдохновляя их описывать сознание таким, какое оно есть, а не таким, каким ему следовало быть с точки зрения эмпирического атомизма.

Вильгельм Дильтей и гуманитарные науки. Историк Вильгельм Дильтей (1833-1911) намеренно разделял Naturwissenschaften и Geisteswissenschaften. Как мы узнали из главы 1, объяснение действий человека коренным образом отличается от объяснений физического мира. Поступок женщины, выстрелившей и убившей своего мужа, является физическим событием. Но понять это событие в присущих людям терминах означает нечто большее, чем просто проследить путь пули и показать, каким образом пуля вызвала смерть мужчины. Нам нужно знать, почему она выстрелила в мужчину, а не только то, каким образом она это сделала. Предположим, что мужчина был ее мужем и пытался тихо войти в дом поздно вечером, поскольку вернулся из загородной поездки на день раньше. Она могла застрелить его, потому что подумала, что это опасный грабитель и, возможно, насильник.

Глава 3. Психология сознания -113

Следовательно, в этом случае женщина исходила из соображений самообороны. С другой стороны, если их брак разваливался, она могла застрелить его, чтобы получить деньги по страховке, или из мести за любовные приключения, или в силу обеих этих причин. И в том и в другом случае физические события остаются одинаковыми, но смысл поступка и, следовательно, соответствующие действия полиции и органов судопроизводства зависят от проникновения в разум этой женщины. Прежде всего, нам нужно знать, каким был преднамеренный объект ее выстрела. Целилась ли она в грабителя или в мужа? Если в первого, то она, самое большее, виновна в неосторожности; если же во второго, то она виновна в преднамеренном убийстве. Естественные науки не могут решить эту проблему. Не в состоянии этого сделать и научная физиологическая психология, поскольку направление психического акта таится не в нейронах, а в субъективном разуме.

Дильтей говорил: «Мы объясняем природу; мы понимаем физическую жизнь» (цит. по: R. Smith, 1997, р. 517). Ученые-естественники объясняют физические события для того, чтобы предсказывать и контролировать их в будущем. Историк занимается уникальными человеческими поступками, записанными в истории, и пытается понять причины и мотивы, лежащие в их основе. Дильтей говорил, что также и психологи должны стремиться к пониманию мотивов и причин, которые таятся за действиями людей. Изучить преднамеренность (мотивы и причины) — значит, пойти дальше того, что может предложить естественная наука. Психология, ограничивающаяся исследованием сознательного восприятия и физиологии, на самом деле отделяет себя от человеческой жизни. Концепция преднамеренности и статус причин и мотивов в психологии остаются весьма запутанными. Идею превращения психологии в чисто психологическую дисциплину сейчас предлагают вновь, и ее защитники хотят заменить концепцию преднамеренности в психологии сугубо физиологическими концепциями. Когнитивистика исходит из того, что человеческий разум представляет собой своего рода компьютерную программу, встроенную в мозг, и пытается объяснить человеческие мышление и поступки как результат числовой обработки информации. Точно так же как компьютеры лишены причин и мотивов того, что они делают — хотя мы иногда обращаемся с ними так, словно они обладают этими качествами, — возможно, причины и мотивы людей тоже являются всего лишь общепринятым вымыслом.

Систематическая интроспекция: Вюрцбургская школа, 1901-1909

Одним из самых выдающихся и успешных учеников Вундта был Освальд Кюльпе (1862-1915). Подобно большинству психологов своего поколения, он находился под влиянием позитивизма и старался сделать психологию в большей степени полноценной естественной наукой, и в меньшей — ветвью философии, лишь частично опирающейся на эксперименты. В своей книге, предназначенной для философов, Кюльпе, обращаясь к коллегам-современникам, писал:

Если мы определяем философию как науку об основных законах, мы не можем называть эти физиологические исследования философскими. На деле, существует общее соглашение по этому вопросу среди психологов-экспериментаторов, или психологов-физиологов...

11|4 Часть II. Основание психологии

Следовательно, хорошо бы вообще обойтись без идеи об общей философии разума, или философии психических наук (О. Kulpe, 1895, р. 64-66).

Более того, хотя он считал, что исторические исследования разума, например психология народов Вундта, возможно, и могли бы стать научными, его определение научной психологии не слишком отличалось от того, которое дал его друг Тит-ченер:

Следует признать, что сфера психологии как самостоятельной науки уже четко очерчена. Она включает: а) редукцию более сложных фактов сознания к более простым; б) определение взаимоотношений зависимости, существующей между психическими процессами и физическими (неврологическими) процессами, происходящими параллельно первым; в) использование экспериментов для получения объективных измерений психических процессов и точного знания об их природе (р. 64).

Когда Кюльпе покинул Лейпциг и перебрался в университет Вюрцбурга, он занялся интроспективным исследованием мышления, борясь за то, чтобы психология стала полноценной естественной наукой. Занимаясь этим, он принял раннюю гейдельбергскую систему своего учителя, бросив вызов более позднему согласию Вундта с немецкой традицией исторического кантианства, которая утверждала, что создание научной психологии никогда не будет завершено, и отрицала доступ к высшим психическим процессам. Эти исследования принесли два важных результата. Первый указывал на то, что, вопреки Пути идей, некоторую часть содержимого сознания нельзя проследить до ощущений и чувств; второй подрывал основы ассоцианизма, предполагая, наряду с Ф. Брентано, что мысль является актом, а не пассивным представлением.

Метод, который Кюльпе разработал для исследования мышления, получил название «метод Ausfragen», т. е. метод вопросов. Он серьезно отличался от практики интроспекции, принятой в Лейпциге. Эксперименты Вундта были достаточно просты и представляли собой немного больше, чем простую реакцию на раздражитель или краткое его описание. Примерами этого метода служат психофизика Фех-нера, психическая хронометрия Дондера и эксперименты Вундта по апперцепции. При Кюльпе задания значительно усложнили, а процедуру интроспекции проводили более тщательно. Наблюдателю задавали вопросы определенного рода (отсюда и название метода). Иногда задание было простым, например дать ассоциацию на слово-стимул, а иногда достаточно сложным, например, согласиться или не согласиться с длинным отрывком из труда какого-либо философа. Помните, что наблюдателями в то время были не наивные студенты-старшекурсники, а профессора и аспиранты, имевшие хорошую подготовку по философии. Наблюдатель давал ответ обычным образом, но предполагалось, что он уделяет внимание психическим процессам, толчком к запуску которых служил вопрос и которые участвовали в решении проблемы. После того как ответ был дан, наблюдатель отчитывался о том, что происходило в его уме в промежутке между вопросом и ответом — т. е. он должен был описать процесс мышления. Метод был обманчиво прост, а полученные результаты сильно противоречили друг другу.

Первые же результаты шокировали почти всех психологов: мышление может быть безобразным, т. е. некоторую часть содержания сознания нельзя проследить, вопреки утверждениям Пути идей, до ощущений, чувств или их образов. Об этом

Глава 3. Психология сознания 115

открытии сообщалось в первой статье, опубликованной психологами Вюрцбург-ской школы, которая была написана А. М. Майером и Дж. Ортом и вышла в свет в 1901 г. В описанном эксперименте наблюдатель получал инструкцию реагировать на слово-стимул первым же словом, которое приходило ему на ум. Экспериментатор давал сигнал к готовности, называл слово-стимул и включал секундомер; наблюдатель давал ответ, и экспериментатор выключал секундомер. Затем наблюдатель описывал процесс мышления. А. М. Майер и Дж. Орт отмечали, что, по большей части, мышление сопровождается определенными образами или чувствами, связанными с актами воли. Но они также писали (А. М. Mayer and J. Orth, 1901), что «помимо этих двух классов сознательных процессов мы должны ввести третью группу... Наблюдатели очень часто сообщали, что они испытывали определенные сознательные процессы, которые не смогли бы описать ни как определенные образы, ни как акты воли». Например, выступая в качестве наблюдателя, А. М. Майер «отметил, что слово-стимул "метр" (meter) повлекло за собой особый сознательный процесс, которому в дальнейшем не удалось найти определения, вслед за чем было произнесено слово "хорей" (trochee)». Итак, ортодоксальность оказалась ложной; согласно А. М. Майеру и Дж. Орту, в сознании были обнаружены безобразные события.

Вюрцбургцы совершенствовали эти методы на протяжении многих лет, но результаты сохранялись прежними: безобразные мысли существуют. Более того, в Париже это же открытие независимо совершил Альфред Бине, занимавшийся мышлением у детей, а в Нью-Йорке — Роберт Вудворт. Результаты обоих исследований были опубликованы в 1903 г., но ученые ничего не знали о работах в Вюрц-бурге. Напротив, позднее Бине заявил, что новый метод правильно было бы назвать «парижским методом».

Как следовало поступить с безобразным мышлением? Собственная интерпретация вюрцбургцев менялась на протяжении всей жизни школы. А. М. Майер и Дж. Орт всего лишь открыли безобразное мышление — неясные, неуловимые, почти неописуемые «состояния сознания». Позднее их идентифицировали как сами «мысли». Окончательная теория гласила, что мысль является бессознательным процессом, сводящим безобразные элементы мысли, скорее, к сознательным индикаторам мышления, а не к самому мышлению. Но многие психологи по обе стороны Атлантики считали вюрцбургские методы, результаты и интерпретации неприемлемыми или, по крайней мере, подозрительными.

Так, В. Вундт в своей работе 1907 г. отверг результаты вюрцбургской школы, критикуя их метод. Он утверждал, что их эксперименты были поддельными и представляли собой опасное возвращение к ненадежной «кресельной» интроспекции, но уже проводимой в лабораторных условиях. По мнению Вундта, в опытах по мышлению совершенно отсутствовал контроль эксперимента. Наблюдатели не знали точно, какое перед ними будет поставлено задание. Психический процесс варьировал от одного наблюдателя к другому и от одного испытания к другому, поэтому результаты невозможно было бы воспроизвести. Наконец, Вундт говорил, что наблюдателю очень сложно, если вообще возможно, одновременно думать над поставленной задачей и наблюдать за ходом этого процесса. Следовательно, так называемое открытие безобразного мышления не было достоверным.

116 Часть II. Основание психологии

Разделяя расширенное определение возможностей интроспекции, данное О. Кюль-пе, Э. Б. Титченер повторил вюрцбургские исследования для того, чтобы опровергнуть их и защитить свою традицию ассоцианизма. В методологическом отношении он повторил высказывания В. Вундта о том, что отчеты наблюдателей о «безобразных» мыслях были не описанием сознания, а фальшивками, основанными на вере в то, каким образом человек должен решать проблему, поставленную в ходе эксперимента. В опытном отношении ученики Титченера провели эксперименты с мышлением и отметили, что им не удалось найти доказательств элементов безобразного мышления; они успешно проследили все содержимое сознания вплоть до ощущений и чувств (Н. М. Clark, 1911). Так, согласно утверждениям Титченера, многие на первый взгляд «безобразные» мысли наблюдатели из Корнеллского университета смогли проследить до кинестетических чувств в теле, ускользнувших от внимания наблюдателей в Вюрцбурге. Титченер пришел к выводу о том, что вюрц-бургцам не удалось тщательно пронаблюдать за своим сознательным опытом. Они установили, что психическое содержимое с трудом поддается дальнейшему анализу, но, вместо того чтобы продолжить анализ, предпочли сдаться и назвали его содержимое «безобразным мышлением».

Другие комментаторы предлагали альтернативные объяснения результатов, полученных в Вюрцбурге. Некоторые высказывали предположение о том, что одни типы разума обладают безобразным мышлением, а другие — нет, сводя, таким образом, противоречия между Э. Б. Титченером и О. Кюльпе к одному из индивидуальных различий. Эту гипотезу критиковали за неэкономичность: зачем природе понадобилось создавать два типа разума для того, чтобы прийти к одной и той же цели — аккуратному мышлению? И почему один тип должен преобладать в Кор-нелле, а другой в Вюрцбурге? Гипотезу о бессознательном мышлении отвергли на основании того, что то, что не является сознательным, относится не к психическим, а к физиологическим процессам и, следовательно, не подлежит психологическому исследованию. По мере того как конфликт затягивался, он становился все более трудноразрешимым. В 1911 г. Дж. Р. Энджел писал: «Чувствуется, что различия, которые разделяют авторов, проистекают больше из взаимного непонимания, чем из самого обсуждаемого явления» (]. R. Angell, 1911, р. 306). Его беспокоило то, что конфликтующие стороны в споре «ограничивались, по большей части, простыми утверждениями и отрицаниями типа "Да!" и "Нет!"» (р. 305).

В Америке самым важным последствием дебатов о безобразном мышлении стало подозрение относительно того, что интроспекция представляет собой хрупкий и ненадежный инструмент, зависящий от теоретических ожиданий. Наблюдатели в Вюрцбурге верили в безобразное мышление и находили его. Наблюдатели Э. Б. Титченера верили только в ощущения и чувства и обнаруживали только их. Р. М. Огден, американский сторонник безобразного мышления, писал, что критические замечания В. Вундта и Э. Б. Титченера в адрес вюрцбургских методов были вполне весомы, «даже если не продвигают нас ни на шаг вперед в решении проблемы и отрицают всю ценность интроспекции. Действительно, в ходе недавней дискуссии среди психологов эту позицию активно поддерживали двое присутствующих» (R. M. Ogden, 1911а). Сам Р. М. Огден высказал предположение о том, что различающиеся результаты, полученные в лабораториях Э. Б. Тит-

Глава 3. Психология сознания 117

ченера в Корнелле и О. Кюльпе в Вюрцбурге, выдают «бессознательную предвзятость», проистекающую из различного обучения этих психологов (R. M. Ogden, 191 lb, p. 193). Безобразное мышление выявило трудности интроспективного метода, и мы видим, что в 1911 г., в момент выхода статей Р. М. Огдена, некоторые психологи уже были готовы полностью отказаться от него. «Двоими присутствующими», упомянутыми Р. М. Огденом, были еще безымянные бихевиористы. Два годя спустя Дж. Б. Уотсон провозгласил новое направление, ссылаясь на противоречия, связанные с безобразным мышлением, как на серьезный провал интроспективной психологии.

Второе открытие вюрцбургских ученых привело их к отказу от ассоцианизма как неадекватного подхода к мышлению. Ключевой вопрос звучал так: что заставляет следовать за данной идеей одну идею, а не другую? Для свободных ассоциаций, таких как в экспериментах А. М. Майера и Дж. Орта, ассоцианизм давал приемлемый ответ. Если слово-стимул — «птица», то наблюдатель может отреагировать словом «канарейка». Тогда ассоцианист сможет утверждать, что связь «птица — канарейка» — самая сильная в ассоциативной сети наблюдателя. Но ситуация осложняется, если мы используем метод ограниченных ассоциаций, как это делал Генри Дж. Уотт в 1905 г. Используя этот метод, мы ставим перед наблюдателем определенное задание, например «назвать подчиненную категорию» или «назвать превосходящую категорию». В первом задании наблюдатель может ответить просто «канарейка». Во втором задании правильный ответ будет не «канарейка», а «животное». Но эти задания уже не являются свободными ассоциациями, а представляют собой акты целенаправленного мышления, порождающие предположения, которые, в отличие от свободных ассоциаций, могут быть истинными или ложными. Поэтому целенаправленное мышление отвергает простую связь «птица — канарейка».

Вюрцбургцы утверждали, что само по себе приведение ассоциаций не может объяснить природу рационального мышления, поскольку для того, чтобы наблюдатель правильно реагировал на задания, подобные тем, которые предлагал Уотт, не «клей» ассоциаций, а что-то иное должно направлять мышление по правильному пути в ассоциативной сети. Исследователи предположили, что мышление направляется самим заданием. Они утверждали, что задание определяет психологическую установку, или детерминирующую тенденцию, в мозге, задающую надлежащее направление в ассоциативной сети наблюдателя. Эти эксперименты предполагают существование бессознательного мышления, поскольку наблюдатели обнаружили, что при получении задания «Назовите превосходящую категорию для канарейки» ответ «птица» появлялся в их голове при весьма малой психической активности. Вюрцбургцы сделали заключение о том, что психический акт завершает мышление еще до того, как дано задание; наблюдатель до такой степени готов назвать превосходящую категорию, что в действительности ответ дается автоматически. Концепция психологической установки несет отпечаток психологии акта Ф. Брентано, которую вюрцбургцы позаимствовали у Э. Гуссерля. Мысли являются не просто пассивными образами (психическими объектами), а психическими актами, врожденно нацеленными на другие аспекты разума или на окружающий мир. Как писал О. Кюльпе, «фундаментальной характеристикой мышления

118 Часть II. Основание психологии

служат ссылки, т. е. нацеливание на что-то» (цит. по: М. G. Ash, 1995, р. 79), что точно повторяет формулировку преднамеренности, данную Ф. Брентано.

По мере того как исследования вюрцбургских психологов расширялись, они двигались от традиционной аналитической психологии содержания к психологии функций — психических актов, если использовать терминологию Брентано. Изначально они занимались описанием нового психического содержания, безобразного мышления, но в конце концов обнаружили, что мышление как акт исчезло из описания, данного в терминах сенсорного содержания. Как утверждал Брентано, психическая активность (функция) более фундаментальна и психологически реальна, чем предполагаемые атомы разума. Будущее принадлежало скорее психологии функций, а не психологии содержания, особенно в США. Было доказано, что содержание (объекты) разума вещь эфемерная, поймать которую гораздо сложнее, чем вещественные атомы, составляющие физические объекты. По мере того как на психологию начала оказывать воздействие теория эволюции (глава 9), вопрос о том, каким образом акты разума способствуют выживанию организма в борьбе за существование, стал более важной проблемой, чем вопросы о том, сколько визуальных сенсорных элементов разум может содержать.

Вюрцбургская школа продемонстрировала, что работы в области систематической интроспекции ведут в тупик (К. Danziger, 1990/ Как признавался В. Вундт, их метод был слишком субъективным, чтобы принести воспроизводимые научные результаты. Хотя работы, начатые этой школой, продолжались и после 1909 г., сама школа постепенно исчезла после того, как О. Кюльпе переехал в Боннский университет. Вюрцбургские исследования не создали ни одной систематической теории, хотя есть свидетельства того, что О. Кюльпе работал над подобной теорией в последние годы жизни. Удивительно, что с 1909 г. и до момента своей смерти он практически не высказывался о результатах вюрцбургских работ. Вюрцбургская школа не породила никакого альтернативного направления в психологии. Их методы были инновационными, хотя и абсолютно бесплодными; их открытия оказали стимулирующее действие, хотя и были аномальными; и в своей концепции психической установки они предвосхитили функциональную психологию будущего. Более значимым отпрыском феноменологии Ф. Брентано стала гештальт-психология.

Научная феноменология: гештальт-психология

Ведущими гештальт-психологами стали Макс Вертхаймер (1880-1943), Вольфганг Кёлер (1887-1967) и Курт Коффка (1887-1941). Вертхаймер был основателем и духовным лидером этого направления, и получил степень доктора философии у О. Кюльпе в Вюрцбурге. Вольфганг Кёлер сменил К. Стумпа на должности главы престижного Берлинского психологического института, он был основным теоретиком и исследователем-экспериментатором в группе, поскольку получил образование не.только в области философии и психологии, но и физики. Курт Коффка стал первым, кто письменно изложил идеи Вертхаймера и распространил весть о гештальт-психологии по всему миру с помощью книг и статей. Из многочисленных учеников и коллег самым выдающимся был Курт Левин (1890-1947), нашедший практическое применение теорий гештальта. Вдохновленные Стумпом описывать, а не искусствен-

Глава 3. Психология сознания -11|9

но анализировать сознание, они создали радикально новый подход к пониманию сознательного опыта, отвергавший практически все аспекты картезианского Пути идей. Еще до работ вюрцбургской школы стало ясно, что эмпирически-ассоциативная теория испытывает огромные трудности, пытаясь объяснить, каким образом имеющие значение, организованные объекты перцепции создаются из бессмысленных сенсорных атомов. Кристиан фон Эренфельц (1859-1932), с которым учился Макс Вертхаймер, начал работать над формулировкой конкурирующей точки зрения, введя в психологию термин гештальт (Gestalt) (форма или целое). Кристиан фон Эренфельц говорил, что мелодия больше, чем просто последовательность нот. Мелодию можно транспонировать в ином ключе, лишенном нот — сенсорных элементов, из которых предположительно состоит мелодия, никоим образом не изменив ее восприятия нами. Кристиан фон Эренфельц высказал предположение о том, что, помимо сенсорных элементов существуют формы-элементы (Gestalt-qualitateri), составляющие объекты сознания. Когда в 1890 г. ученый выдвинул эту гипотезу, он оставил неясным онтологический статус качеств гештальта. Налагаются ли они разумом на сенсорные элементы, как считал учитель Кристиана фон Эренфельца Алексиус фон Мейнонг (1853-1920)? Или они представляют собой нечто большее — объективные структуры (а не элементы), которые существуют в мире и подхватываются нашим сознанием, как полагали философы-реалисты и феноменалисты? Гештальт-психология упорно придерживалась второй точки зрения.

Отказ гештальт-психологии от картезианской схемы. Гештальтистов ужаснули атомистические теории сознания, и они предложили гештальт-психологию как либеральную революцию, освобождающую психологию от устаревшего режима. В. Кёлер, выступая перед Американской психологической ассоциацией, говорил:

Нас взволновало то, что мы обнаружили, но еще больше — перспектива открыть новые поразительные факты. Более того, нас вдохновляла не только возбуждающая новизна нашего предприятия. Была огромная волна облегчения — как будто мы вышли из тюрьмы. Тюрьмой была та психология, которую преподавали в университетах, когда мы были студентами. В то время мы были шокированы тезисом, что все психологические факты (а не только относящиеся к восприятию) состоят из несвязанных инертных атомов и что почти единственными факторами, комбинирующими эти атомы и, таким образом, порождающими действие, являются ассоциации, сформированные под влиянием простой смежности. Нас беспокоили абсолютная бессмысленность этой картины и вывод, подразумевающий, что человеческая жизнь, явно такая многоцветная и динамичная, на самом деле является пугающей скукой. Этого не было в нашей новой картине, и мы чувствовали, что дальнейшие открытия призваны окончательно упразднить старую картину (W. КоЫег, 1959/1978, р. 253-254).

Теоретики гештальт-психологии утверждали, что старая картина, Путь идей, основана на двух слабых и непроверенных предположениях. Первым была «гипотеза пучка» (по сути дела, ассоциативный атомизм), идентифицированная М. Верт-хаймером, которая гласила, что объекты сознания состоят из фиксированных и неизменных атомарных элементов, наподобие химических соединений. Согласно Вертхаймеру, гипотеза пучка представляла собой теоретическое допущение, искусственно накладываемое на опыт, а не естественное описание сознания таким, каким мы его находим. Вертхаймер писал:

120 Часть II. Основание психологии

Я стою у окна и вижу дом, деревья, небо.



Теоретически я мог бы сказать, что существует 327 степеней яркости и нюансов цвета. Но есть ли у меня «327»? Нет. У меня есть небо, дом и деревья. Таким образом, невозможно получить «327». И хотя такие смехотворные вычисления возможны и подразумевали бы, скажем, для дома 120, для деревьев — 90 и для неба 117, я должен, по крайней мере, иметь весь спектр и все части целого, а не, скажем, 127 и 100, и еще 100; или 150 и 177 (М. Wertheimer, 1923/1938, р. 71).

Вторым слабым допущением, которое старая картина накладывала на опыт, была «гипотеза о строгом параллелизме ответной реакции и силы раздражителя», сформулированная В. Кёлером (W. КоЫег, 1947). Эта гипотеза была физиологическим аспектом Пути идей. Она утверждала, что каждый сенсорный элемент в сознании соотносится со специфическим физическим стимулом, зарегистрированным органом чувств.

Критикуя гипотезу пучка и гипотезу о строгом параллелизме ответной реакции и силы раздражителя, гештальт-психологи отвергли почти всю современную философию разума. Атомизм в отношении сознания возник, когда Декарт отделил мир опыта (идей) от мира физических объектов. Перцепция стала сутью прямой проекции физических раздражителей на экран сознания, как в камере-обскуре. Гештальт-психологи использовали только часть идей философского реализма.

Программа исследований гештальта. Как исследовательская программа, гештальт-психология началась в 1910 г. с исследований видимого движения, которые проводил М. Вертхаймер при помощи В. Кёлера и К. Коффки. Видимое движение знакомо всем по фильмам, которые представляют собой серию быстро демонстрируемых неподвижных картинок, воспринимающихся как объекты, находящиеся в постоянном плавном движении. В экспериментах Вертхаймера (1912/1961) наблюдатели просматривали последовательные стробоскопические картины, представлявшие собой два вертикальных черных блока, зафиксированных в двух различных положениях на белом фоне. Вертхаймер изменял интервал между концом показа первого стимула и началом показа второго. Когда интервал между показами блоков составлял 30 мс, наблюдатель видел, как оба блока появлялись одновременно; когда интервал составлял 60 мс, наблюдатели сообщали о том, что они видят один блок, передвигающийся с места на место.

Чтобы дать этому открытию название, свободное от каких-либо теоретических ожиданий, которых гештальтисты старались избежать, Вертхаймер окрестил его р/гг'-феноменом. Термин «видимое движение» был отражением того объяснения, которое господствовало в те времена, когда Вертхаймер проводил свои эксперименты. Зажатые в тисках гипотезы пучка и гипотезы о строгом параллелизме ответной реакции и силы раздражителя, психологи интерпретировали видимое движение как иллюзию, когнитивную ошибку, при которой наблюдатель видит два идентичных объекта в двух местах, а затем ложно воспринимает, что это единственный объект, перемещающийся из одной точки в другую. Подобное объяснение утверждает, что не существует переживания движения, данного в сознании; движение просто «кажется», и этот опыт оправдывается. Вертхаймер и его последователи, напротив, настаивали на том, что переживание движения было реальным,

Глава 3. Психология сознания 121

на самом деле данном в сознании, хотя оно и не соответствовало никаким физическим раздражителям, вопреки гипотезам пучка и строгого параллелизма ответной реакции и силы раздражителя.

Эту идею гештальта можно проиллюстрировать восприятием иллюзорного контура на следующем рисунке:



Все отчетливо воспринимают треугольник, которого там, строго говоря, не существует. Более того, наблюдатели обычно видят область, ограниченную призрачным треугольником, более яркой, чем окружающее пространство. Таким образом, они воспринимают контур, а также различие темного и светлого, для которых не существует соответствующих физических стимулов.

Иллюзорные контуры показывают также, каким образом гештальтистское исследование p/ri-феномена можно привнести в решение проблемы восприятия объектов. На этом рисунке, так же как и при восприятии мелодической формы и phi-феномена, мы воспринимаем форму (гештальт), которой не соответствует никакая физическая стимуляция. Объекты (дом, деревья и небо Вертхаймера) непосредственно даны в сознании как осмысленное целое, а не как скопление атомарных ощущений.





Позднее В. Кёлер сформулировал общий организующий закон — закон Pragnanz, тенденцию опыта принимать самую простую форму из возможных.



Вертхаймер писал (М. Wertheimer, 1923/1938, р. 78): «Когда нам предъявляют некоторое количество стимулов, мы, как правило, не воспринимаем их как "количество" индивидуальных вещей, вот этой и вон той. Вместо этого в восприятии даны более крупные целые, изолированные и связанные друг с другом... Отвечает ли определенным принципам такое распределение и деление?» Вертхаймер дал утвердительный ответ и сформулировал набор «организующих принципов», которые упоминаются в учебниках и по сей день. Так, согласно закону сходства, мы склонны видеть чередующиеся столбцы квадратиков и кружков, а не пять линий чередующихся квадратиков и кружков:

122 Часть II. Основание психологии

Очень важно понять, что, согласно гештальт-психологии, гештальты не накладываются разумом на опыт, а открываются в опыте. Гештальты объективны, а не субъективны. Гештальты, особенно в формулировках Кёлера, представляют собой физически реальную, естественную самоорганизацию в природе, мозге, опыте, все они изоморфны по отношению друг к другу. В физике мы видим, как динамические силы спонтанно организуют материальные частицы в простые элегантные формы. Кёлер говорил, что мозг — это динамическое поле и, подобно самоорганизующимся силовым полям, отражающим физические гештальты, создает гештальты воспринятых объектов. «В каком-то смысле гештальт-психология стала приложением физики поля к важным разделам психологии и физиологии мозга» (W. КоЫег, 1967/1971, р. 115).

Конфликт между атомизмом и самоорганизацией в гештальты распространился и на исследование поведения, в том числе поведения животных. В конце XIX в. крупнейшим специалистом по поведению животных был Эдвард Ли Торндайк (1874-1949), превративший атомистическую теорию сознания в атомистическую теорию поведения (глава 10). Он проводил исследования на кошках, которых обучал работать с рычагом для того, чтобы выбраться из «проблемного ящика». Наблюдая их поведение (метод проб и ошибок), Торндайк сделал заключение о том, что животные формируют ассоциации не между идеями, а между раздражителями в ящике и ответной реакцией, позволяющей освободиться из него. Несколько позднее Кёлер исследовал интеллект крупных обезьян и пришел к другим выводам. Его обезьяны продемонстрировали интуицию, поскольку, подобно тому, как гештальты спонтанно возникают в сознании, неожиданно справлялись с проблемами с помощью простых решений. Так как конструкция проблемного ящика скрывает от животного его работу, поведение животного сводится к методу проб и ошибок именно такой ситуацией, а не ограничениями в формировании ассоциаций стимул-ответ. Торндайк навязывал своим подопытным животным случайное, атомистическое научение типа «стимул-реакция». Кёлер интересовался феноменологией поведения ничуть не меньше, чем феноменологией сознания. Позднее Вертхаймер применил гешталь-тистскую концепцию интуиции как самоорганизации поведения к человеческому мышлению, а Курт Левин — гештальтистскую концепцию динамического поля к социальному поведению. На примере этих исследований поведения и социальной психологии мы видим, что гештальт-психологи разделяли общее для всего поколения желание, чтобы психология стала полноценной естественной наукой. Тем не менее, делая основной упор на неделимом целом, они не разделяли устремления позитивистов, которые привели немецких психологов, например О. Кюльпе и Э. Б. Титченера, к той же цели — психологии как естественной науке.

В конце XIX столетия образованные немцы опасались атомистических представлений о Вселенной. Как мы увидели, для них атомизм был связан с двойным злом — Машины, объекта, сделанного из изолированных частей, и Хаоса, бесформенной пустоты атомов, в которой могли раствориться машины. Вера в реальное целое, гештальт, предлагала третий путь, где природе были присущи порядок и смысл. Но термин гештальт был связан с консервативными и расистскими направлениями немецкой мысли, склонными отвергать современную науку. Например, Хьюстон Стюарт Чемберлен говорил, что жизнь — это гештальт и что за исключе-

Глава 3. Психология сознания "J 23

нием атомизированных и лишенных нации евреев, каждая раса является гешталь-том, а высшая раса-гештальт — это тевтонская раса. Эренфельц, хотя и не был антисемитом, высказывал сходное мнение, противопоставляя гештальт (добро) Хаосу (злу) и находя надежду на спасение в немецкой музыке. Таким образом, когда Верт-хаймер, еврей, взял термин гештальт на вооружение научного, демократического, урбанистического направления, это был серьезный шаг. Вместо того чтобы клеймить науку за современные затруднения, он надеялся использовать хорошую, четко мыслящую науку для того, чтобы показать, что мир опыта не является ложью, а соответствует структурированной, организованной, имеющей смысл физической реальности.

Принятие и влияние гештальт-психологии. К середине 1930-х гг. гештальт-психология получила мировую известность, и этот факт на короткое время защитил Кёлера от преследования нацистов. Тем не менее в Германии гештальт-психологию подвергали жесткой критике. Наиболее серьезные возражения последовали со стороны психологической школы Ganzheit, или, в неточном переводе, целостной психологии, во главе которой стоял Феликс Крюгер (1874-1948), преемник В. Вундта в Лейпциге. Сторонники этой школы обнаружили, что гештальты объективны в физике, но не в психологии. Их девизом стало «Нет гештальта без гештальтиста», что, в соответствии с принципами философии Канта, означало, что гештальты навязывают разуму, а не открывают их в нем.

Начиная с К. Коффки, который уехал из Германии в 1927 г., ведущие гештальт-психологи покидали страну, эмигрируя в США. М. Вертхаймер был одним из первых евреев, лишенных нацистами профессорского звания. В. Кёлер сопротивлялся захвату университетов нацистами, но, несмотря на поддержку Министерства иностранных дел (М. G. Ash, 1995), также вынужден был уехать в Америку. Гештальт-пси-хологи вступили в конфронтацию с бихевиоризмом в обществе, в котором концепция гештальта не вызвала культурного резонанса. Хотя американские психологи с уважением относились к экспериментальным открытиям гештальт-психологии и даже избрали Коффку президентом Американской психологической ассоциации, они считали теорию гештальта странной и неоднозначной. Кроме того, теоретики гештальта были не склонны отказываться от своего немецкого пути и находили мало возможностей для того, чтобы обучать аспирантов (М. Sokal, 1984). Исключением был Курт Левин, который перестроил свою личность по американскому образцу, убедился, что может готовить соискателей степени доктора философии, и занялся такой американской темой, как групповая динамика (М. G. Ash, 1992).

Наследство гештальт-психологии трудно оценить. Гештальтистские демонстрации и принципы организации все еще можно встретить в учебниках по психологии. Их величайший вклад состоит в новой формулировке изучения восприятия: «резать природу в суставах». Они возражали не против расчленения опыта на части, а против анализа произвольных частей (М. Henle, 1985). Возможно, благодаря влиянию гештальта психологи испытывают настороженность по отношению к наложению дотеоретических предположений на их данные, а взгляд В. Кёлера на мозг как самоорганизующуюся систему возвращается, так и не получив признания, в коннекционистскую психологию и нейрологию. Тем не менее призывы гешталь-тистов к целостности и единству кажутся слабым голосом, доносящимся из уте-

124 Часть II. Основание психологии

рянной ныне культуры Bildungsburger. Возможно, лучший итог влияния гештальт-психологии предлагает один из последних живущих ныне гештальт-психологов, А. С. Лачинс. Он признал (A. S. Luchins, 1975), что терминология гештальта часто используется в современной, особенно американской, психологии, но отрицал, что концепции, к которым относятся эти термины, претерпели ассимиляцию. Возможно, что, подобно В. Вундту, гештальт-психология с ее упором на целое, на синтез и на помещение психологии в рамки более широкого «общего понимания человеческого существования» слишком соответствовала духу «мандаринов», чтобы пойти на экспорт.

Поворот к практике: прикладная психология

В основной своей массе академические немецкие психологи сопротивлялись идее о том, что психология должна стать прикладной дисциплиной. В. Вундт и психологи его поколения смотрели на психологию как на часть философии, но большая часть психологов следующей генерации хотела превратить ее в полностью естественную науку. Академические психологи сопротивлялись превращению психологии в поле практической деятельности по трем причинам. Первая заключалась в огромной ценности, которую в Германии «мандаринов» придавали чистой науке ради науки. Практические предприятия организовывали для зарабатывания денег, а не для культивирования души, а именно последнее было целью науки «мандаринов». К. Стумпф, например, боялся превращения психологии в поле узкой специализации, лишенное Bildung. В частности, он неприязненно относился к «американцам того сорта, которые стремятся получить степень доктора философии как можно быстрее и используя максимально возможное количество механической работы» (цит. по: М. G. Ash, 1995, р. 35). Во-вторых, немецкие академики добились Lehrfreiheit — академической свободы изучать и преподавать то, что им хочется, в результате политической сделки с Бисмарком. Академики могли делать все, что им хотелось, в пределах Академии, но им не позволялось вмешиваться в общественные и политические вопросы (К. Danziger, 1990). В-третьих, даже когда немецкая психология приняла функциональную направленность, занимаясь больше психическими процессами, а не психическим содержанием, каковой переход мы и наблюдали в случае вюрцбургской школы, ее функционализм не был связан, как американский функционализм (см. главу 9), с дарвиновской эволюцией. Немецкие идеи оставались философскими, тогда как американцы смотрели на разум как на практический орган приспособления к окружающей среде. Таким образом, американцы делали упор на том, как разум управляет повседневной жизнью, и, следовательно, на том, как помочь или улучшить его функционирование, тогда как немецкие психологи уделяли основное внимание традиционному гносеологическому вопросу: как разум познает мир (М. G. Ash, 1995).

Тем не менее и внутри Германии, и вне ее действовали социальные силы, ускорившие развитие психологии как прикладной области. Во Франции, как мы уже отмечали, психология была связана с психиатрическими клиниками и, следовательно, с практическими проблемами понимания и лечения психопатологий, а А. Бине изучал детей, намереваясь улучшить систему образования. Подобным же образом в Германии Уильям Стерн (1871-1938) разработал важное понятие коэф-

Глава 3. Психология сознания -J25

фициента интеллектуальности, или IQ Американская психология имела прикладное значение практически с самого начала, как мы увидим в следующих главах. Даже в Германии стала возрастать потребность в практической науке, в том числе и в естественных дисциплинах. Например, немецкая химическая промышленность участвовала в становлении химии как науки в немецких университетах (R. Smith, 1997). В обращении на заседании Общества экспериментальной психологии в 1912 г. бургомистр Берлина настаивал на том, чтобы психология получила практическое применение, подразумевая, что правительственная поддержка новой области зависит именно от этого (М. G. Ash, 1995). Наряду с университетами, пользующимися государственной поддержкой, возникали платные университеты; М. Вертхаймер начинал свои исследования p/zi-феномена во Франкфуртской коммерческой академии (М. G. Ash, 1995). Несмотря на содротивление элиты «мандаринов», прикладная психология — или психотехника, как ее называли в Германии (P. van Drunen, 1996), — эволюционировала параллельно с научной психологией, включая такие области, как психология спорта (G. Baumler, 1996), психология транспорта (Н. Hacker and W. Echterhoff, 1996) и железнодорожная психология (Н. U. К. Gundlach, 1996).

Судьба психологии сознания

Что же произошло с психологией сознания? Психологию отныне определяли не как науку о сознании, а как науку о поведении. Следовательно, может возникнуть впечатление, что психология сознания умерла где-то в XX в. С теоретической точки зрения, это в достаточной степени справедливо. Психологические теории В. Вундта, Э. Б. Титченера и О. Кюльпе более не преподают. Хотя в ослабленной форме, но до сих пор живы традиции гештальта. С другой стороны, если мы рассмотрим психологию сознания как область исследований внутри психологии — как психологию ощущений и чувств, а не как универсальное определение психологии, то психология сознания живет и здравствует. За последние десять лет вышло в свет множество книг о природе сознания, а когнитивистика и когнитивная нейрология сделали гигантские шаги в объяснении того, как человек познает мир. Наша дисциплина сегодня включает в себя настолько больше, чем исследования ощущений и перцепции, что она затерялась среди изобилия предметов изучения современной психологии. Дальнейшая история ранних этапов психологии как отдельного института — это история двух разных народов.

Медленное развитие в Германии. В Германии развитие психологии сильно тормозила культура философского Bildung мандаринов. До тех пор пока психология оставалась на тех рубежах философии, куда ее привел Вундт, психологи были вынуждены конкурировать с философами за профессорские должности и ресурсы. То, что психология становилась все более экспериментальной, воспринималось философами как вторжение в их исконную область, и они объединялись, чтобы противостоять развитию этого подхода в рамках психологии. Даже Эдмунд Гуссерль, симпатизировавший К. Стумпфу и гештальт-психологии, осуждал психологов с позитивистским уклоном, называя их «фанатиками эксперимента», поклоняющимися «культу фактов» (цит. по: М. G. Ash, 1995, р. 44). Но некоторые философы соглашались, что психологам следует объединяться с химиками и физиками,

126 Часть II. Основание психологии

а не с философами. Тем не менее все усилия двинуться в каком-либо одном направлении, например, как предлагал О. Кюльпе, в сторону физиологии и медицины, были безуспешны.

Положение еще ухудшилось в 1933 г., когда к власти пришли нацисты. Они разрушили старую систему «мандаринов» и выгнали из Германии ее лучшие умы. Германию покидали евреи и другие лица, страдавшие от преследований. Огромная волна эмиграции включала и интеллектуалов, представлявших самые разные области: от писателей (например, Томас Манн) и кинорежиссеров (например, Фриц Ланг) до крупнейших ученых (например, Альберт Эйнштейн). Среди них были и выдающиеся психологи, в том числе все крупнейшие гештальт-психологи, перебравшиеся в США, и Зигмунд Фрейд, проведший последние месяцы своей жизни в Англии. Ужасает тот факт, что многие психологи, оставшиеся в Германии, очень скоро перешли на сторону нацистов, в некоторых случаях снабжая «научными» обоснованиями их расовую политику, в том числе и с использованием концепции гештальта. В 1935 г. Феликс Крюгер выступил в защиту авторитарной политики нацистского государства: «Защита государственных интересов и правосудия не может осуществляться без жесткости. Она неизбежно приносит в жертву желания отдельных людей и даже их жизни во имя Целого, что должно продолжаться и впредь... Люди должны жертвовать своим несовершенством, повинуясь государству и добровольно признавая упорядочивающую власть, стоящую над ними» (цит. по: A. Harrington, 1996, р. 185).

Фридрих Сандер, бывший ученик В. Вундта и последователь Ф. Крюгера, связывал психологию с идеологией нацизма. В публичной лекции 1937 г. он заявил:



Тот, кто с верующим сердцем и глубоким чувством проследит истоки движущей идеи национал-социализма, везде откроет для себя два основных мотива, стоящих за колоссальной борьбой немецкого движения: желание целостности и волю к гешталь-ту... Целостность и гештальт, главенствующие идеи немецкого движения, стали центральными концепциями немецкой психологии... Современная немецкая психология и национал-социалистическое мировоззрение преследуют одни и те же цели: преодоление атомистических и механистических форм мышления... Следуя по этому пути, научная психология подошла к тому, чтобы стать полезным орудием для осуществления целей национал-социализма (цит. по: A. Harrington, 1996, р. 178).

Сандер с энтузиазмом поддерживал изгнание евреев, которые для многих немцев были символом лишенного корней атомистического Хаоса:

Кто бы ни повел Немецкий Народ... назад к его собственному гештальту, кто бы ни хотел помочь душе Народа достичь той цели, которой она жаждет: выразить свое собственное бытие — этот человек должен устранить все чужеродное из гештальта: прежде всего он должен аннулировать власть всех деструктивных чужеродных расовых влияний. Уничтожение паразитически размножающихся евреев имеет свою глубокую этическую справедливость в этом желании немецкой сущности очистить гештальт, ничуть не меньше, чем проводить стерилизацию своего собственного народа от носителей низшего генетического материала (р. 184-185).

При нацистском режиме психология завоевала самостоятельность. Поколение основоположников психологии сопротивлялось ее превращению в простые психотехники. Тем не менее в 1941 г. немецкая психотехническая психология получила

Глава 3. Психология сознания ^ 27

признание чиновников как независимое поле исследовании, «поскольку вермахт нуждался в обученных психологах, оказывающих помощь при отборе офицеров» (М. G. Ash, 1981, р. 286). Конечно, это оказалось сделкой Фауста, когда нацистский режим привел Германию к поражению во Второй мировой войне и последующему делению страны на Восток и Запад. Психология в Германии снова встала на ноги не раньше чем в 1950-х гг. (М. G. Ash, 1981), и это произошло уже в совершенно новых условиях доминирования американских идей.

Пересадка в Америку. С одной стороны, психология, «пришедшая» в США из Германии, получила здесь бурное развитие. В Америке она развивалась быстрее, чем в какой-либо другой стране. Например, Американская психологическая ассоциация была учреждена на десять лет раньше Немецкого общества экспериментальной психологии. С другой стороны, психология сознания в своем немецком виде не могла существовать за пределами Германии «мандаринов». Дж. Стэнли Холл (G. Stanley Hall) в 1912 г. писал: «Нам нужна психология полезная, диетическая, эффективная для мышления, жизни и работы, и, хотя в настоящее время мысли Вундта успешно культивируют в академических садах, они никогда не акклиматизируются здесь, поскольку чужды американскому духу и характеру» (цит. по: A. L. Blumental, 1986b).

Будущее психологии было связано, в основном, с США, но здесь ей было суждено существенно измениться по сравнению со своими немецкими корнями.

Библиография

Существует несколько работ, знакомящих с начальным периодом развития психологической науки: Wolfgang Bringmann and Ryan D. Tweney, eds., Wundt Studies (Toronto: Hogrefe, 1980); Josef Brozek and Ludwig Pongratz, eds., Historiography of Modem Psychology (Toronto: Hogrefe, 1980); C. Buxton, ed., Points of View in the History of Psychology (New York: Academic Press, 1986); Eliot Hearst, ed., The First Century of Experimental Psychology (Hillsdale, NJ: Erlbaum, 1979); Sigmund Koch and David Leary, eds., A Century of Psychology as Science (New York: McGraw-Hill, 1985); R. W. Rieber, ed., Wilhelm Wundt and the Making of a Scientific Psychology (New York: Plenum, 1980); и William W. Woodward and Mitchell G. Ash, eds., The Problematic Science: Psychology in Nineteenth Century Thought (NewYork: Praeger, 1982). Множество фотографий первых психологов, их лабораторий и их работы можно найти в книге: W. G. Bringmann et al. (1997).

Интеллектуальная атмосфера Германии XIX столетия великолепно описана в работе F. К. Ringer (1969), более современные данные приведены в: A. Harrington (1996). Условия, в которых создавалась психология, обсуждаются в трех статьях. Ричард Литтман (Richard Littman,1979) приводит общий отчет о возникновении психологии как дисциплины. М. Дж. Эш (М. G. Ash, 1981) описывает Германию в 1879-1941 гг. Курт Данцигер (Kurt Danziger, 1990) использует социологические методы для того, чтобы проанализировать появление психологических опытов на людях и сравнить несколько ранних моделей психологических исследований. Наконец, более старый, но все еще полезный отчет о самом становлении психологии, написанный сразу же после того, как оно произошло, можно найти

J28
Каталог: download -> version
version -> БАҒдарламасы 5-9 сыныптар Астана 2010 Қазақстан республикасы білім және ғылым инистрлігі
version -> Өмірбаяны Ақан сері, Ақжігіт Қорамсаұлы (1843 жылы бұрынғы Көкшетау облысы Үлкен Қоскөлдің маңы 1913 жылы, сонда) ақын, әнші, композитор. Әкесінің есімі Қорамса, шешесі Жаңыл
version -> Абылай хан
version -> Бағдарламасы 5-9 сыныптар Астана 2010 Қазақстан республикасы білім және ғылым инистрлігі
version -> Ғалымдардың ең ежелгі адамды атауы
version -> Өмірбаяны Ақан сері, Ақжігіт Қорамсаұлы (1843 жылы бұрынғы Көкшетау облысы Үлкен Қоскөлдің маңы 913 жылы, сонда) ақын, әнші, композитор. Әкесінің есімі Қорамса, шешесі Жаңыл
version -> Mұхтар Омарханұлы Әуезов
version -> ТҮркістан қаласы
version -> Абай Құнанбайұлы
version -> Міржақып Дұлатұлы


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   37




©engime.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет