При переводе следует добираться до непереводимого, только тогда можно по- настоящему познать



бет32/62
Дата14.02.2023
өлшемі2,37 Mb.
#168729
1   ...   28   29   30   31   32   33   34   35   ...   62
Байланысты:
Vlakhov Florin Neperevodimoe v perevode

Лапти и царвулы, пожалуй, одинаково устарели, приобрели исторический, наряду с национальным, колорит, но это никак не сблизило их ни в отношении смыслового содержания, ни, тем более, колорита. Когда в «Войне и

1 Липкин С. Перевод и современность. — МП, 1963, 4, с. 16—17.
2HaemmerIing К. Der Mann, der Shakespeare. Berlin — Grun-newald, 1938. Хемерлинг К. Човекът който се назваше Шекспир. София, 1946. (Перевод с болг. наш — авт.)
118
'Дави А. По Нилу на каяках. М.: Изд. вост. лит., 1962, с. 234. 2Андреев В. Д. Некоторые вопросы перевода на русский язык болгарской художественной литературы. — ТКП, с. 140.
119

мире» говорится, что Прокофий, выездной лакей, «сидел и вязал из покромок лапти» ', каждый русский читатель, как бы он ни был далек от этого дела, как бы мало ни знал о лаптях и покромках, знает, что лапти плетут (обычно из лыка), но болгарский читатель этого не знает, и для него выражение «плетеше цървули» — чистый абсурд, поскольку болг. цървул делается из цельного куска кожи и вязать его, стало быть, нельзя. «Царвулы» с «лаптями», — пишет В. Д. Андреев, — имеют только одну «общность» — их тоже надевают» 2.
К эпохе лаптей и царвулов относятся также рус. помещик, пол. пан и рум. чокой; о них выше уже было сказано, что они не взаимозаменяемы, что каждый из них, как кулик, только в своем болоте велик. Но здесь нужна оговорка. Помещик в русском языке имеет более широкое значение, включая землевладельцев «также в странах, где существует частная собственность на землю» (MAC), а паны были и на Украине и в Белоруссии. Это и должен был учесть переводчик «Старой крепости» Вл. Беляева и не превращать пол. пана в чокоя или даже в помещика; транскрибируя эти слова, мы принимаем их в значении реалии русской и румынской. Получилось так: «Особенно привлекателен се виждал нашият край на съседните полски чокои» (в оригинале: «Особенно сладким казался наш край соседним польским по-мещи-кам»; разрядка наша — авт.), а уже далее: «...полският помещик пан Янчевски...» (в оригинале: «...пол ьски и пан, п о м е щ и к (разрядка наша— авт.) Янчевский...»)3. Не хватило только для полноты комплекта ввести в перевод еще и болг. чорбаджию.
Разбирая случаи аналоцизмов и анахронизмов, как-то не хочется говорить о «высоком искусстве» перевода. Спустя почти пятнадцать лет после того, как С. Липкин познакомил нас с «герцогом Московии», уместнее всего будет снова напомнить о его присутствии в переводах и призвать переводчиков к бдительности, предложив им разрешение небольшой математической задачки. В пре-
1 Толстой Л. Н. Сочинения в 20-ти томах. Т. 5, с. 8.
2Андреев В. Д. Указ, соч., с. 139. Любопытно в связи с этим отметить толкование болгарской реалии в первом издании БРС (1947): «род примитивной крестьянской обуви из кожаных ремешков» (разрядка наша — авт.) — подсознательный отголосок лаптей.
'Беляев В. П. Старая крепость. М. — Л.: Гос изд. детской лит.,
1953, с. 8. .ь.,,,..,.
120
красной книге Б. Гржимека «Среди животных Африки», переведенной с немецкого языка, встречаем следующее предложение: «Однажды в герцогстве Бранденбургском на площади в две тысячи гектаров было собрано 4425 четвериков саранчи, что составляет ровно 250 тысяч литров»1. Как неисправимых крохоборов, нас заинтересовала старинная мера, причем в трех аспектах (так теперь модно говорить). Во-первых, чисто количественном. Из словарей выяснилось, что старая русская мера четверик составляет около 26 л; следовательно, 4425x26 должно дать указанные тысячи литров саранчи; но полученная сумма составила меньше половины. Деление литров на четверики также не дало желаемых результатов: не получилось ни равного, ни хотя бы близкого числа. Во-вторых, очень хотелось выяснить, какую меру употребил автор в подлиннике. Не располагая оригиналом, мы воспользовались выпущенным в Болгарии переводом и обнаружили болгарскую (но вовсе не древнюю, как указано в БРС) меру сыпучих тел крина ( = около 15 л), которая и помогла нам добраться до нем. Scheffel (через РНС сделать этого не удалось, так как четверик там фигурирует, как и следовало ожидать, только в транскрипции). Третье наше «почему» касалось «мирного сосуществования» метрического гектара с древним, как нам казалось, шеффелем (в БИРС транскрипция дается на первом месте перед переводом «четверик»). Последняя точка в этой задачке была поставлена после проверки по старым немецким справочникам; выяснилось, что в Пруссии, где находится Бранденбург, мера вместимости шеффель = 54,962 л.
Задачка эта позволяет сделать несколько полезных для практики перевода выводов: 1) старые единицы народной метрологии в современных художественных текстах употребляются чаще как носители колорита — реалии, а не как меры, тем более, что их величины большей частью не особенно устойчивы (например, шеффель мог означать несколько величин от 23 до 223 л — разных для разных немецких земель); 2) эти меры переводятся обычно как реалии, каковыми они и являются, т. е. либо транскрибируются, либо заменяются функциональным аналогом; 3) поскольку для читателя перевода немецкая мера шеффель не намного понятнее как мера, чем четверик, в принципе логичнее было употребить ее, чтобы пе-
'Гржимек Б. Среди животных Африки. М.: Мысль, 1973, с. 132.
5—747 121

редать ее колорит; но это только в принципе, а конкретно, 4) так как в немецком тексте для немца соседство шеффеля с гектаром не так сильно «шокирует», гораздо лучше было подобрать более нейтральную замену; саранчу собирали, должно быть, в ведра — вот и подходящий аналог; правда, ведро не может содержать около 60 л, но чтобы снять это несоответствие, число ведер можно было бы увеличить, а в крайнем случае, даже оставить одни литры: потеря в колорите будет незначительной — он здесь же отчасти компенсируется немецкими географическими названиями, зато не получилось бы этого неприятного аналоцизма.
Можно указать на любопытный случай появления анахронизмов и аналоцизмов, вызванных пренебрежением к примату своих реалий, встреченных в чужом тексте (см. следующую главу). В испанском журнале прошлого века "La ilustracion Espanola у Americana" сто лет тому назад появились превосходные корреспонденции испанских журналистов с фронтов русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Этот материал был недавно обнаружен болгарскими историками, и в печати («Литературен фронт», 8/20.2.1975) появились переводы отрывков из этих «хроник», как они их называют. Под титулом «великий герцог» здесь фигурирует главнокомандующий великий князь Николай Николаевич, но наряду с ним встречаем и князя (Церетелева) и графа (Игнатьева); вместе с совершенно правильным «две сотни кубанских казаков» появляются уже знакомые (с. 68) «болгарские легионы»; путь, пройденный войсками, приводится в километрах, и тут же толщина дерева измеряется в футах. Что бы ни писал автор, переводчик, зная, к чему конкретно относятся его описания, обязан был учитывать русские и болгарские реалии того времени.
Примеры аналоцизмов и анахронизмов встречаются, к сожалению, слишком часто: герои Дж. К. Джерома берут с собой в дорогу пирожки, пирог с телятиной и лепешки; русский мальчик несет «бохчичка, завита в салфетка, от която още от пет крачки мирише на топли бухти и банички с извара»1 (разрядка наша — авт.] — совершенно невозможное стечение болгарских и иных реалий для обозначения предметов русского быта; впрочем, пирог по воле переводчиков так часто превра-
щаё1ся в баницу, что в сознании болгарского читателя она, вероятно, стала неотъемлемым для русской кухни понятием.
И в заключение приведем два характерных примера анахронизмов, взятых А. Н. Гвоздевым из ученических сочинений как образец неуместного употребления неологизмов: «Беликов запугал весь педколлектив» (разрядка наша — авт.) и «чиновники, приняв Хлестакова за ревизора, боялись чистки»1 (разрядка наша — авт.) (А. П. Чехов и Н. В. Гоголь, наверное, были бы в восторге!)
Нередко грешат в этом отношении и авторы, вводя в грех многих переводчиков. Не давая себе в этом отчета, автор употребляет анахронизмы и аналоцизмы, прибегая просто к привычным иностранным словам, вполне естественным для его слога. Так, описывая французскую действительность эпохи феодализма XIII—XIV вв., Е. Пар-нов говорит о маркграфах, ленных владениях, рейтарах. В относительно старом французском толковом словаре находим только margrave — «титул некоторых суверенных князей в Германии». (Разрядка наша — авт.) Все три слова — немецкого происхождения. В другом месте той же книги, описывая уже современный пейзаж на севере Франции, одна из героинь употребляет слово мыза, типичную прибалтийскую (эстонскую) реалию (MAC).
Причины этих погрешностей против национального и исторического колорита в основном связаны с личностью переводчика (или автора) — недостаточной его сосредоточенностью, незнанием реальных фактов, отсутствием сообразительности, а иногда и незнанием некоторых основных положений теории перевода, таких, например, как нежелательность передавать реалию чужую реалией своей. Следовательно, и рекомендации касаются непосредственно методов работы и подготовки переводчика.
1 Гвоздев А. Н. Очерки по стилистике русского языка. Изд. 2-е. М.: Учпедгиз, 1955, с. 87. -


123

1 Гайдар А. Съдбата на барабанчика. — В кн.: Гайдар А. Ти
мур и неговата команда. София, 1977. ,- . • .
122 ~



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   28   29   30   31   32   33   34   35   ...   62




©engime.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет