При переводе следует добираться до непереводимого, только тогда можно по- настоящему познать



бет46/62
Дата14.02.2023
өлшемі2,37 Mb.
#168729
1   ...   42   43   44   45   46   47   48   49   ...   62
Байланысты:
Vlakhov Florin Neperevodimoe v perevode

илистое» и «Змеиное болото», прилагательные, компонен­ты которых явно переведены с латышского; у Дж. Лондо­на есть «Лунная долина» и «Сын Волка», но есть и ничего не говорящие нам «Джис-ук» и «Чугэнгат»— индейские имена, несомненно осмысленные в языке соответствующе­го племени; мы переводим «Скалистые горы», но сохраня­ем Оксфорд («Воловий брод») и Голливуд («Священный лес»). Рассказы А. П. Чехова населены невероятным мно­жеством персонажей, и большая часть их фамилий и про­звищ обладают совсем прозрачной внутренней формой. Открываем наугад т. Зсобр. соч. и читаем «подполковник Требьен» (фр. «очень хорошо»), «Клюшкин», «Перега-рин», «Зельтерский», «Бленский» ! — из пяти фамилий четыре «говорящих» на одном только развороте книги...
Что же нужно переводить, что транскрибировать?
В отношении названий действительно сущест­вующих географических объектов (топонимов) строго установленного правила нет. По традиции одни топонимы передаются путем транскрипции, независимо от достаточ­но ясного содержания (мы говорим Шварцвальд, а не «Черный лес», Стара планина, а не «Старая гора»), дру­гие переводятся — «остров Святой Елены (в оригинале Saint Helena Island), Берег Нокса (в оригинале Кпох Coast).
Но переводчика интересуют прежде всего встречаю­щиеся в художественном произведении вымышлен­ные имена. В рассказе А. П. Чехова «Экзамен на чин» все фамилии персонажей можно причислить к смысло­вым: главный герой Фендриков, учитель географии Гал­кин, учитель русского языка Пивомедов, смотритель уезд­ного училища Хамов, законоучитель Змиежалов, инспек­тор народных училищ Ахахов. Экзаменуемый Фендриков, «приемщик X-го почтового отделения» — «седой, борода­тый человек с почтенной лысиной и солидным животом», а устаревшее шутливое слово фендрик значит «молодой человек с претензиями» (MAC) или «фатоватый молодой человек» (Уш.); можно было бы предположить, что автор подтрунивает над своими героями, но рассказ не дает почвы и для такого вывода. Нет видимой причины толко­вать характеры или поведение и остальных персонажей исходя из значений их фамилий; Хамов только раз упо­мянут: «Через переднюю пробежал на улицу штатный
1 Чехов А. П. Собр. соч., в 12-ти томах. Т. 2. М.: Гос. изд-во худ. лит-ры, 1961, с. 194—195.

217

8-747

смотритель уездного училища Хамов», и это все, что ав­тор сообщает о нем.
При этом положении едва ли будет оправданным стремление во что бы то ни стало осмысливать все эти не то что говорящие, а прямо-таки кричащие имена, коль скоро они не имеют подчеркнутой опоры в тексте. Потери, конечно, будут: нередко веселое, смешное имя создает атмосферу, но перевод или подстановка могут оказаться большим из двух зол. Если есть основания для «перево­да» фамилии дьячка Вонмигласова («Хирургия») —очень уж «духовное» у нее содержание, то его партнер, фельд­шер Курятин, вероятно, сохранит свою и в переводе, так как ни с профессией, ни с характером, ни с поведением его в рассказе она не связана. Переводя «Хамелеона», английский переводчик счел нужным объяснить в сноске значения фамилий Очумелова (from the word "ochume-li" — crazed) и Хрюкина (khryu-khryu — pig's grunt); в сноске раскрыто внутреннее содержание фамилии Червя-кова из «Смерти чиновника». Вряд ли А. П. Чехов связы­вал фамилии первых двух с какими-нибудь чертами их характеров; так что переводчик своим подстрочным объ­яснением только отвлекает внимание английского читате­ля от действительной характеристики героев. А что каса­ется Червякова, то осмысление фамилии, если считать ее столь тесно связанной с образом чиновника (вопрос не бесспорный), можно было, пожалуй, достигнуть иным пу­тем— например, заменив рус. червяка англ, worm (а, мо­жет быть, и добавив характерное для русских фамилий окончание -ин или -ский).
В других случаях намерения автора совершенно ясны, когда имя, как говорил Золя, «становится в наших глазах как бы душой персонажа»1. Б. А. Старостин приводит несколько таких имен с их переводами из «Моникинов» Купера: Lord Chatterino — Лорд Балаболо, John Jaw — Джон Брех (букв. Джон Челюсть), Island of Leap-high— остров Высокопрыгия. Такие имена-ярлыки, встречаю­щиеся гораздо чаще у старых авторов, насыщают текст всевозможными символами. К материалам о переводе подобного рода говорящих имен у Н. Галь, А. Арго, Н. Любимова2 и др. можно добавить хотя бы примеры из
Марка Твена — прозвище придворного остряка-самоучки сэра Дайнадена-шутника, имя, которое жена героя дает новорожденной дочке — Алло-Центральная, из «Пет­ра I» — «Федька Умойся Грязью», заглавие книги А. Реб-манна «Странствования Ганса Глазей-на-мир (Kiekindie-welt) по всем частям света и по Луне». Из русской лите­ратуры достаточно упомянуть хотя бы «Недоросля» и любое произведение М. Е. Салтыкова-Щедрина.
По существу это, конечно, не столько фамилии, сколь­ко клички, прозвища, т. е. названия, даваемые помимо имени, обычно указывающие на какую-либо примечатель­ную черту характера, наружности, деятельности (БАС), что и обусловлено их более тесной связью с контекстом. Так как в них обычно содержание преобладает над фор­мой, т. е. форма «подогнана под содержание», выбор приема сделать, в общем, легче. Тем не менее между про­звищами (кличками) и другими говорящими именами людей нет качественной разницы: их смысл выявляет только контекст, и только при таком осмыслении перевод­чик обязан довести до сознания своего читателя их вну­треннее содержание. Иначе каждого Рыжика (мальчик) и каждую Буренку (корова) придется переводить. Мы, ко­нечно, не хотим сказать, что если можно безболезненно сохранить в переводе бурую масть Буренки, то этого де­лать не надо. Напротив: это всегда желательно, так как при транскрипции прозвища потери неизбежны; но если ее нарицательное значение не связано с контекстом, если из последнего не видно, что она была действительно бу­рая, то меньшей потерей будет транскрипция, чем какое-нибудь режущее глаз английское имя, сочиненное на ос­нове этого цвета, типа Browny.
В качестве иллюстрации различного типа связей гово­рящего имени с контекстом приведем несколько приме­ров. «В шутку его (Лос-Анджелес) называют Роудсвил-лем — Дорогоградом» '. До этого автор освещает вопросы дорожного строительства в этом городе, подробно описы­вает дороги, так что шутливая кличка как бы резюмирует сказанное; если оставить ее непереведенной, она повиснет в воздухе, почему в самом тексте и дается перевод. «Ули­ца, где живет Сережа, называется Дальняя. Просто

1 См.: Старостин Б. А. Нормы практической транскрипции.— РР, 1969, № 5, с. 53.
2 Г а л ь Н. Слово живое и мертвое. Из опыта переводчика и ре­дактора. М.: Книга, 1972, с. 130—134; Арго А. Факты и выводы.—
218

8*
МП, 1959, 1, с. 297—299; Любимов Н. Перевод — искусство -МП, 1963, 3. 1 Кондратов С. Н. Свидание с Калифорнией, с. 27.
219

называется: от нее всюду близко»1 — пример другого типа: противопоставляя внутреннему содержанию назва­ния улицы антоним «близко», автор сосредоточивает на нем внимание читателя, и, следовательно, если не пере­дать и в переводе значение этого имени, смысл второго предложения остается непонятным; транскрипция имени здесь явно противопоказана.
Обычно, как в приведенных примерах, на необходи­мость осмысления указывает узкий контекст. Возможны однако и случаи, когда переводчику приходится при ре­шении этого вопроса опираться на широкий контекст и даже на произведение в целом. Приведем здесь два близ­ких по решению переводческой проблемы примера: «Ло­шадиная фамилия» и «Кому на Руси жить хорошо».
В рассказе на трех с половиной страницах — свыше 40 «лошадиных» (-{-одна «собачья») фамилий! И все под­лежит переводу, ни одну нельзя передать путем транс­крипции. Но это почти не связано с затруднениями пере­водческого характера, так как переводчик имеет свободу действия: он не обязан осмысливать каждую фамилию по оригиналу — достаточно того, 1) чтобы она была «лоша­диной», 2) чтобы по форме напоминала русскую фами­лию (суффиксы, окончания) и 3) чтобы соответствовала правилам ассоциации в отношении последовательности появления этих фамилий в подлиннике: Д'обылицын — /(обылятников — К,обелев («собачья» фамилия, по ассо­циации с другими), /(оренной— /(оремников— Пристяж-кин—*/ерезседельников— Засупонин; и, разумеется, в конце связь между овсом и «настоящей» лошадиной фа­милией Овсов.
Затруднения, вероятно, вызовет перевод рассказа на неславянские языки, но трудность будет заключаться не в семантике отдельных имен, а в передаче формы.
Примерно так же обстоит дело с переводом начала пролога «Кому на Руси жить хорошо»; необходимость подстановок и здесь обусловлена всем содержанием поэ­мы, и здесь точность семантики не связывает руки пере­водчику; достаточно передать признаки крайней нищеты и бесправия, но, конечно, чем ближе к подлиннику, тем лучше. Приведем несколько строк с перечислением этих имен и, соответственно, болгарский перевод (разрядка наша — авт.):
'Панова В. Ф. Сережа. М.: Госуд. изд. худ. лит-ры, 1958, с. 4. 220

«Седмина полукрепостни от Стегната губерния, от Страдала околия, отПустопразна об­щина,
из близките села: Закръпково, Окъсанко, Босяков о, Треперково, Горелов о, Гладничево, и още Недород...»

«Семь временнообязанных, Подтянутой губернии Уезда Терпигорева, Пустопорожней во­лости
Из смежных деревень — 3 а_п л а т о в а, Д ы р я в и н а, Ра'зутова, Знобишина, Горелова, Н'е е л о в а, Неурожайка тож...»1
В этих примерах как семантика имен, так и намерения авторов совершенно ясны. Бывают, однако, случаи, когда автор вкладывает в данное имя смысл, рассчитанный на более «тонкую сообразительность», даже на качества чи­тателей выше среднего уровня. Приведем два примера из журнала «Крокодил». В фельетоне, озаглавленном «Хо­роший урожай — это плохо», интервьюированный «по­просил, чтобы его имя не упоминалось, и мы будем назы­вать его в интервью вымышленным именем, например, Эгри Калчер»2. Нигде не указано значение этого англий­ского «имени» — «Земле Делив»: всюду оно дается ини­циалами «Э. К.», но, поскольку речь идет о сельском хо­зяйстве и «говоритель» — фермер, имя это не случайно придумано. И второй пример: «Экзаменационная комис­сия,— сказал мистер Кобрин г. — Прошу: мисс Эда Асфиксия, Сеньор Джан-Мария дела Пиранья и мистер Роббер»3 (разрядка наша — авт.). В данном случае все имена являются выразителями роли зловещей комиссии: Кобринг— от «кобры», Асфиксия — от «уду­шья», «душительница», Пиранья — намек на хищную ры­бу и Роббер — «разбойник». Но все эти значения настоль­ко зашифрованы английским «шифром», что не могут дойти до сознания читателя оригинала. Подобные име­на есть в романе А. Р. Беляева «Человек-амфибия»: Их-тиандр («рыбочеловек»), доктор Салватор («спаситель») и много других.
Что делать переводчику с такими именами, значение которых не всегда понятно и читателю подлинника? Вряд
'Некрасовы. А. Сочинения в 2-х томах. Т. П. М.: Худ. лит­ра, 1976, с. 153.
2 Кр., 1977, № 23, с. 12.
3 Кр., 1975, № 27, с. 12.
221
ли можно дать однозначный ответ, так как решения будут приниматься в каждом отдельном случае с учетом особен­ностей текста. Желательно, в общем, найти средство, если не раскрыть внутреннюю форму такого имени, то хотя бы ненавязчиво подсказать ее наличие.
Намного сложнее передавать такие имена, в которых , за совсем будничной формой кроется глубокое содержа­ние. Ряд исследователей отмечает, что тот или иной писа- . тель дает своим героям символические имена '. Думается, i что, поскольку подавляющее большинство читателей под- » линника не ощущает этих символов, нельзя вменять в ви- i ну и переводчику, если он не отразит их символичность. •
Непереводимость имен собственных, их отнесенность -к безэквивалентной лексике обусловлена присущей боль- -шинству из них связи с определенным народом, с нацио- .-нальными традициями и культурой, что и роднит их с j? реалиями (см. ч. I, гл. 1). Рус. или болг. Иван потеряет;* свою национальную принадлежность, если его «перево- * дить» фр. Жан, англ. Джон, исп. Хуан («Жуан» и «Гу- . ан» — плоды неудачной транскрипции), серб. Яоеан, | венгр. Янош, нем. Йохан, ит. Джованни, чеш. и пол. Ян, |; фин. и эст. Юхан, арм. Ованес. И не только потеряет свое, •• а хуже того — приобретет чужое, не присущее ему кон- ' нотативное значение, искажающее национальный, а иног­да и исторический колорит соответствующего текста. .:
П. А. Дмитриев и Г. И. Сафронов, рассматривая груп­пу славянских имен, фамилий и прозвищ, указывают между прочим и на их «способность... выражать опреде­ленную национальную или иноязычную специфичность»2, признак, который при переводе должен непременно сохра­ниться. Того же мы требовали и от реалий. Коннотацией обладают прежде всего личные имена, несмотря на пос­тоянно растущее «смешение языков» в современном об-
1 Например, имена братьев Карамазовых (Дмитрий — от богини зем­ли Деметры) и др. См.: Белов С. В. Имена и фамилии у Ф. М. Достоевского. — РР, 1976, № 5; Неслучайные слова и дета­ли в «Преступлении и наказании». — РР, 1975, № 1; Магаза-н и к Э. Б. Имена собственные в художественной литературе. — РР, 1968, J$> 3; Шаталова В. М. Указ, соч.; Громова В. В. Фамилии в романе М. Шолохова «Тихий Дон». — РР, 1977, № 1.
2Дмитриев П. А., Сафронов Г. И. Передача славянских имен при переводах. — ТКП, с. 150.
222
ществе. Каждая нация стремится сохранить свой фонд национальных имен, ограничить проникновение иноязыч­ных; в результате Игорь и Олег, Татьяна и Валентина — это русские имена, а Альфреды, Жанетты и Жоржетты составляют нежелательные исключения.
Сохранение при переводе собственных имен в их пер­возданном виде связано с некоторыми особенностями транскрипции в плоскости каждой пары языков; на них мы останавливаться не можем. Подчеркнем опять-таки лишь основную тенденцию: передавать звучание имени настолько близко к оригинальному, насколько это позво­ляет графическая система ПЯ.
Частным вопросом при передаче личных имен являет­ся «перевод» суффиксов субъективной оцен-к и. Трудность здесь заключается не в том, что одни язы­ки богаты уменьшительными, увеличительными, уничи­жительными, ласкательными и другими формами, в то время как в других языках их почти нет; в отношении имен собственных это особого значения не имеет, посколь­ку мы не можем болг. Петърчо передать рус. Петенька, или рус. Оленьку — болг. Оленце: оказалось, что эти суф­фиксы также являются носителями некоторого отблеска национального колорита. Затрудняет в основном необхо­димость довести до сознания читателя значение суффик­са. Если рус. Верунька оставить как есть в болгарском переводе, то маловероятно, чтобы читатель догадался об оттенке, который придают этому имени суффиксы — лас­ковом и вместе с тем шутливо-уничижительном. И еще: нередко в тексте одного произведения встречается целый ряд вариантов одного и того же имени: Андрей, Андрю-ша, Андрюха, Андрюшенька, Андрюшка; тут уж чита­тель не только не сумеет различить оттенки, но может подумать, что речь идет о разных персонажах. Выйти из этого положения без потерь почти невозможно. Видимо, придется ограничиться несколькими наиболее популяр­ными из суффиксов, понятных читателю перевода из его прежнего читательского опыта, и отбросить все остальные или контекстуальными средствами дать понять, каков ха­рактер эмоциональной оценки, вносимой тем или иным суффиксом.
Есть, однако, еще одно затруднение, в частности при переводе на близкородственные языки: омонимия суффиксов субъективной оценки. Суффикс -к- в бол­гарском языке имеет только уменьшительно-ласкательное значение (Яна — Янка), а в русском — в ряде случаев
223
пренебрежительное (Соня — Сонька); и того хуже — в болгарском он может употребляться и в отношении муж­ских имен: болг. Васка может быть ласкательным от Ба­сил, но также и самостоятельным женским именем, Бан­ка— только ласкательное от Иван, а Ваня —только жен­ское имя.
Суффиксы эмоциональной оценки — национально ок­рашенные— нельзя смешивать со словообразовательны­ми суффиксами, которые являются лишь элементами грамматики и передаче на другой язык не подлежат. По­этому болг. Иваница, т. е. жена Ивана, мы совершенно . свободно переводим рус. Иваниха. При переводе на дру­гие языки, где аналогичной формы нет, в случае надоб­ности это имя собственное можно передать описательно — «жена Ивана», если, конечно, это не обращение.
Сложно обстоит дело и с передачей на некоторые язы­ки, так сказать, «семейного» имени: Ивановы, Джонсы.-Например, фамилия в «Саге о Форсайтах» (в подлиннике The Forsyte Saga) в болгарском переводе фигурирует как Форсайтови, т. е. она приобрела славянский притяжатель­ный суффикс -ов, точно так же, как и Буденброкови; на наш взгляд, это приводит к некоторой болгаризации фа­милии и едва ли является лучшим выходом. Может быть, лучше в ряде случаев сохранить фамилию в ее исходной форме.
Определенными национальными чертами обладают у разных народов и фамилии. С известной приблизитель­ностью по фамилии можно угадать национальность ее носителя: если Джонс — это скорее всего англичанин или американец, то Иванов — вероятнее всего, русский или болгарин, Йованович— серб, Иваненко — украинец, Пет­реску— румын, Петропулос — грек, а Ованесян — навер­няка, армянин или, по меньшей мере, лицо армянского происхождения. Все это, однако, несколько условно: Май-ер — вероятнее всего, немец или австриец, но с тем же успехом он может быть и американцем, и русским, и евре­ем, и даже французом; Флотов и Бюлов при характерно славянском суффиксе являются немцами, а лейтенант Шмидт Петр Петрович — русским; впрочем, исключения не отменяют правил. Важно здесь подчеркнуть, что и фа­милии транскрибируются с максимальной тщательностью, чтобы сохранить их национальный колорит.
Нам не пристало рассказывать русским читателям об особенностях русских фамилий, но с точки зрения болгар­ского переводчика отметим только, что огромное их раз-
224
нообразие в добавление к падежным изменениям создает иногда серьезные трудности. Даже и сейчас иной раз родительный падеж принимают за именительный, смеши­вают мужские имена с женскими, не различают иностран­ную фамилию русских в отношении рода (переведено Бауэром — переведено Бауэр) и т. д.
В романских, германских, скандинавских языках спе­циальные формы для фамилий типа Джонсон, Эриксен, Коллинз, Адамз относительно редки по сравнению, напри­мер, со славянскими языками. Однако с точки зрения пе­ревода важнее, что в последних женские фамилии четко отличаются от мужских. Так как у англичан и французов этого нет, то естественные для каждого русского разли­чия часто оказываются для них недоступными. А при пе­реводе на русский, наоборот, придется, быть может, до­полнительно пояснять, кто говорит: господин или госпожа Уайт?
Вопреки всему сказанному, немалую роль в «перево­де» имен собственных играет и традиция. О географиче­ских названиях мы уже говорили. А в антропонимах так­же существуют свои привычные несообразности. Так, Лев Николаевич Толстой во французской транскрипции будет Leon Nlkolaievitch Tolstoi, Алексей Толстой — Alexis то­же Николаевич, Николай Васильевич Гоголь также пере­менил имя на французское — Nicolas, Илья Мечников — на ЕНе; великий болгарин Георги Димитров известен во Франции как George Dimitrov и т. д. М. М. Морозов' отмечает англифицированные имена персонажей басен И. А. Крылова: «Демьянова уха» превращается в soup of master John, «сосед Фока» — в Thomas, «Тришкин каф­тан»— в Sammy's coat и т. д. Думается, что если фран­цузская транскрипция — давно укрепившаяся традиция, то англификация персонажей Крылова — просто само­управство.
В отношении приемов передачи собственных имен при переводе мы уже не первое десятилетие настаиваем на том, что в интересах передачи национального колорита нельзя пренебрегать ни малейшей возможностью сохра­нения их максимально близкого к оригинальному звуча­ния в любом языке, куда бы они ни попали. Того же мне­ния, к нашему большому удовлетворению, придерживает­ся и А. А. Реформатский. Мысль эта выражена ясно и
'Морозов М. М. Пособие по переводу. М.: Изд. лит. на иностр. яз., 1956, с. 17.
225
образно, что и заставило нас привести всю цитату из его прекрасной статьи: «Если я вижу «одну и ту же» фами­лию, допустим, в русском тексте — Яблонская, а в иных текстах передо мною: Яблоньска, Яблонска, Я б-лонськая,то мне ясно, что 1) это польская фамилия, 2) это чешская фамилия, 3) это украинская фамилия. Информация о «национальном колорите» дана в написа­нии, и это хорошо! Многих пугает вопрос, «а как же скло­нять», если Яблоньска или Яблонска (для муж­чин: Яблоньски, Яблонски)? Во-первых, это уже второй вопрос. Надо различать' исходную форму и вопрос о том, как с ней поступать в синтаксически связанном тексте. А разве нас пугают такие «несклоняемые» гру­зинские фамилии, как Орджоникидзе, Бадридзе или Палиашвили, Яшвили? Ничего страшного для русского текста нет. Кроме того, можно установить, если уж так хочется склонять, «супплетивное правило»: в именительном падеже (исходная форма!) Яблоньска, Яблоньски, а в косвенных — по русскому образцу: Яблоньской, Яблоньскую, Яблоньского, Яблоньскому... Но 6 для польских извольте беречь! Это «национальная метка», пусть она будет цела»1.
В литературе немало данных о «переводе» чешских, литовских, латвийских, польских, венгерских имен2, на которых мы останавливаться не будем. Переводчику нуж­но постараться уточнить, что относится к области грам­матики и не подлежит транскрипции (например, инверсия имени и фамилии в венгерских именах — мы говорим не Лист Ференц, а Ференц Лист), а что составляет «нацио­нальный костюм»3 и должно быть передано при переводе (например, суффикс -увна — -owna в польских девичьих именах).
И имя-отчество в русских именах, уникальная особен­ность, не имеющая подобной ни в одном языке, в том числе и славянских: Петр Иванович и Ирина Георгиевна могут быть в принципе только русскими, и если можно говорить о «национальном костюме» в ономастике, то это
'Реформатский А. А. Указ, соч., с. 329—330.
2 Реформатский А. А. Указ, соч.; Левый И. Указ соч.; Россельс Вл. Перевод и национальное своеобразие подлинника; Молочковский Ю. Легче или труднее? — МП, 1962, 2; Кундзич О. Переводческий блокнот. — МП, 1966, 5.
3Кундзич О. Переводческая мысль и переводческое недомыс­лие.— Сб. Вопросы художественного перевода. М.: Сов. писатель, 1955, с. 235.
226
самый яркий пример. И здесь еще небольшая деталь: рус­ское отчество часто соответствует по форме югославским фамилиям, а кроме того, ту же форму нередко имеют и русские фамильные имена, но тогда обычно с другим ударением (Петр Максимович — имя и отчество, а Макси­мович, с ударением на предпоследнем слоге, — фамилия); и еще: нередко в разговорной речи отчество используется в качестве обращения. Важно здесь то, что все эти дета­ли — тоже детали «национального костюма», который следует перевоплотить в ПЯ.
От умного, тактичного введения в текст перевода чу­жих имен собственных в значительной степени зависит и успех в деле сохранения национального колорита всего произведения. А для этого требуется, помимо владения языками, еще и широкая переводческая культура. Полез­но также помнить, что, например, топонимы с течением времени меняются: сегодня столица Болгарии называется София (с ударением на первом слоге), прежде называ­лась Средец, а еще раньше — Сердика, что древний Царь-град (болг. Цариград) стал впоследствии у русских Кон­стантинополем, а теперь известен под своим турецким именем — Стамбул (болг. Истамбул); что болгарский го­род Плевен во время русско-турецкой войны 1877— 1878 гг. русские называли Плевной и т. д.
Впрочем, это уже исторический колорит. Здесь же, в заключение, мы только пожелаем еще раз переводчикам тщательнее присматриваться к именам собственным, ста­раясь путем транскрипции «сохранить «чужое», исполь­зуя средства своего» (Гердер), но не называя Байрона Георгием или Нойштадт Новгородом.


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   42   43   44   45   46   47   48   49   ...   62




©engime.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет