Ради жизни на земле-86 (сборник)

От карты перешли к макету участка границы, решали разные варианты задач: на поиск и задержание прорвавшихся из-за кордона диверсионных групп, на взаимодействие застав в случае появления крупных банд в пограничной полосе. По тому, какие задачи ставил комендант и как разбирал решения, начальники застав поняли: работа предстоит большая и сложная, капитан Середа умеет организовать службу на границе.

После обеда комендант решил проверить подготовку начальников застав. Стреляли из всех видов оружия. Потом перешли на спортивные снаряды, а после — на импровизированный манеж, на площадь, занимались верховой ездой с преодолением препятствий. Капитан на своем гнедом — стройном, тонконогом Беркуте первым чисто и красиво взял препятствия, показав пример остальным.

У начальника 4-й заставы лошаденка норовистая, никак не шла на препятствие. И препятствие-то пустяковое: «хердель» — забор из хвороста.

— Лейтенант Буланов! Энергичней посылайте коня вперед! — командовал Середа. — Выжимайте шенкелями!

— Я уже выжал из него все, — в сердцах ответил тот.

— Буланов, ко мне! Слезайте! — решительно приказал Середа.

Комендант проверил стремена, подпруги и легко, красиво вскочил в седло. Он выехал на исходный рубеж и с места послал лошадь в галоп. Легко взял забор из жердей, а перед «херделем» конь круто повернул и ушел в сторону. Капитан снова заехал, взял лошадь в шенкеля, пришпорил, птицей перемахнул забор. Перед «херделем» конь взвился на дыбы и рухнул на препятствие.

Треск хвороста, клубы пыли — ни коня, ни всадника. Когда пыль рассеялась, начальники застав увидели: Середа наклонился над лошадью, пытаясь поднять ее за поводья. Лошадь не вставала. Тогда он взял ее за подпруги, приподнял и поставил на ноги. Начальники застав только ахнули. Потом этот случай шутники передавали как анекдот: лошадь, мол, не могла перепрыгнуть через забор, споткнулась и упала. Середа вгорячах подхватил ее и вместе с ней перемахнул через препятствие.

После занятий начальники застав окружили коменданта.

— Ну и дали вы нам жару, — вытирая мокрый лоб, пожаловался один. — Спина потная…

— Нет у вас кавалерийской закалки. Это же легкая разминка, а вы все в мыле, — с усмешкой заметил Середа. — Вот когда я учился в кавшколе Буденного, там действительно давали нам жару. Бывало, после кавподготовки гимнастерку хоть выжимай. Да и на южной границе, куда я после школы прибыл в двадцать седьмом году, тоже приходилось нелегко.

…Вторую неделю пограничный отряд нес службу по усиленному варианту. Стало известно: вооруженная банда буржуазных националистов готовит переброску агентов гестапо за кордон.

Капитан Середа, склонившись над картой, прикидывал: «Где же она попытается прорваться? Скрытых подступов больше на правом фланге. Но там две недели назад уже разгромили одну банду, пытавшуюся уйти за кордон. Вряд ли враг сунется еще раз туда, где был бит. Вероятно, попытается проскользнуть на левом фланге». Комендант только что вернулся оттуда, обошел с лейтенантом Булановым все места, которые следовало взять под особый контроль, уточнил план охраны и взаимодействия. Вроде все предусмотрел, принял меры. И все же на душе было неспокойно.

Домой Середа пришел далеко за полночь, прилег на диван, не снимая снаряжения. Поднял его резкий продолжительный телефонный звонок, Дежурный докладывал:

— На участке четвертой заставы наряды ведут бой с бандой.

— Быстро коня! — энергично бросил в трубку Середа. — Поднять резервную заставу!

К месту боя комендант прискакал на взмыленном коне. У командного пункта начальника заставы Середа резко осадил Беркута. Лейтенант Буланов, разгоряченный, взволнованный, докладывал:

— Банда напоролась на засаду. В перестрелке один бандит убит, пятеро захвачены в плен, остальные рассыпались по лесу. С нашей стороны потерь нет, ранен боец Филатов.

— Быстро перекрыть все пути к границе, — натягивая поводья, распорядился Середа.

— Уже перекрыты. Поисковые группы справа и слева берут банду в клещи.

Капитан круто повернул Беркута и поскакал навстречу подходившей резервной заставе. Она завершила окружение, и к утру вооруженная банда из двадцати шести человек была ликвидирована. Ни одному лазутчику не удалось уйти за границу.

Комендант горячо поблагодарил участников боя за умелые и решительные действия. Особо отметил смелость пограничника Филатова. Тот стоял в строю с забинтованной головой. Пуля бандита попала ему в звездочку на фуражке, скользнула и задела висок. Кровь заливала лицо, глаза, но отважный воин продолжал бой. О его подвиге 12 декабря 1940 года писала «Комсомольская правда»: «Раненный в голову пограничник Филатов после ожесточенной перестрелки один захватил пять бандитов. Оставив для их охраны красноармейца Сидорова, он снова бросился по пятам нарушителей».

Вскоре стало известно, что в банде были фашистские агенты. У них изъяли важные документы, по которым органы госбезопасности раскрыли крупную шпионскую организацию в нашем тылу.

В марте 1941 года в Москве, в Большом Кремлевском дворце Михаил Иванович Калинин вручил капитану Середе орден «Знак Почета». Вместе с ним получили награды отличившиеся при ликвидации банды лейтенант Буланов и красноармеец Филатов.

…Третью неделю пылал на нашей земле пожар Великой Отечественной войны. Все это время подразделения 94-го погранотряда, прикрывая отход частей 13-го стрелкового корпуса, вели непрерывные бои, разведку, совершали ночные вылазки в тыл врага. После двадцатидневных боев 12 июля подразделения отряда сосредоточились в местечке Сквира, юго-западнее Белой Церкви, для отдыха, пополнения оружием и боеприпасами.

Все дни тяжелого и горького отступления капитан Середа с болью думал: «Где же тот рубеж, на котором мы остановим врага, дадим ему решительный бой и заставим повернуть назад?»

Начальник погранотряда майор Босый сообщил: после пятидневного отдыха отряд получит новую задачу — охрану тыла 26-й армии. Середа облегченно вздохнул: «Наконец-то фронт стабилизируется, враг будет остановлен на подступах к Киеву…»

Ни капитан Середа, ни его начальник не знали тогда, что обстановка на том участке фронта резко изменится, что уже через день в образовавшуюся брешь на Киев устремятся танковые и моторизованные дивизии фашистов и пограничникам придется вступить в смертельный бой с танковой армадой. Но это произойдет через сутки. А пока бойцы приводили в порядок обмундирование и снаряжение, командиры принимали пополнение, получали оружие, боеприпасы. Вечером после ужина пограничники пошли отдыхать, а капитан Середа со старшим политруком Петром Колесниченко собрали начальников застав, подвели итоги и наметили план на следующий день.

Начальники застав отправились в свои подразделения. Середа устало повалился на соломенную постель, приготовленную ординарцем, но сон не шел. Перед глазами возникали эпизоды недавних боев, сожженные железнодорожные станции с разбомбленными эшелонами беженцев. У Середы сжималось сердце: где-то в таком же эшелоне была и его жена Александра Ильинична с дочкой Олей и сыном Витей.

В памяти всплыло тревожное утро 22 июня… Шура была взволнованна, но, как всегда, сдержанна. Привыкшая за многие годы пограничной службы мужа к частым ночным тревогам, неожиданным вызовам, она подхватывалась вместе с Иваном и, ни о чем не спрашивая, помогала ему быстрей собраться — подавала снаряжение, планшетку, фуражку. В то утро Середа вскочил от первых разрывов вражеских бомб и умчался на границу, даже не попрощавшись с женой и детьми, только крикнул с порога: «Шура, на всякий случай приготовься!» Капитан знал обстановку на границе, готов был ко всяким неожиданностям, но не хотел верить, что началась война. Еще теплилась надежда: а может, это только провокация?

Когда пограничный отряд по приказу командования отходил от границы на новый рубеж, семей уже не было. Эшелон с женами и детьми военнослужащих на второй день войны отправился на восток.

Все эти дни трудного, горького отступления Середа с щемящей тоской думал о семье: где они, что с ними? В коротких тревожных снах ему часто виделись жена и дети. Сын Витюша являлся то уже подросшим мальчиком-школьником, то забавным карапузом, каким он был, когда Середа еще служил на закавказской границе. Нахлобучив отцовскую фуражку, Витя из-под козырька сверкал довольными лукавыми глазенками:

— Я тоже пограничник.

Середа подкидывал сынишку к потолку, бодал ежиком стриженых волос.

— Пограничник должен быть крепким и сильным, а ты каши мало ешь и плохо растешь.

Витя рос смышленым, любознательным. Отцу хотелось, чтобы сын пошел его дорогой, он мечтал послать его в пограничное училище и мысленно уже видел Виктора молодым лейтенантом-пограничником. И вот война все опрокинула, перечеркнула…

Утром 13 июля пограничный отряд получил боевую задачу: занять оборону западнее станции Попельни, перекрыть Житомирский тракт и задержать передовые части танковой колонны врага, рвущейся на Киев. Весь день и ночь рыли окопы, укрепляли оборону.

Следующее утро выдалось тихое, безоблачное. Выглянувшее из-за горизонта солнце быстро рассеяло сумрачные тени, теплые бронзовые лучи упали на черепичные крыши домов, на пологие скаты небольшой круглой высоты. Пограничники и бойцы мотострелкового полка внутренних войск за ночь превратили эту высоту, прикрывавшую Попельню с запада, в опорный пункт.

Капитан Середа из своего окопа смотрел на подернутую сизой дымкой опушку леса. Где-то там терялась узкая полоска Житомирского тракта. Захваченный накануне немецкий пленный показал, что по Житомирскому тракту на Попельню движутся танковые и моторизованные дивизии армии Клейста. Наша разведка подтвердила: за лесом все села забиты немецкими танками, бронетранспортерами и мотопехотой.

Появился первый вражеский самолет-разведчик. Пролетев над позициями пограничников, он скрылся за лесом.

— Сейчас жди «гостей», — спокойно сказал Середа старшему политруку Петру Колесниченко.

— Что же, встретим как положено, — ответил тот. Накануне боя комиссар собрал членов ВКП(б) и ВЛКСМ комендатуры. Все они в один голос заявили: стоять насмерть. Тогда же из коммунистов и комсомольцев создали группы истребителей танков. На них была главная надежда в бою. Со связками гранат и бутылками с горючей смесью они приготовились к решительной схватке с фашистскими танками.

— Давай, Петро, на правый фланг, держи там! — распорядился Середа. — А я буду здесь, в центре.

…Тяжелый бой с танками длился несколько часов. Раскаленная жестоким боем и палящим солнцем земля дышала жаром, чадила гарью. Середа с марлевой повязкой на голове, сквозь которую проступали темные пятна запекшейся крови, с автоматом в руках переползал от окопа к окопу, подбадривал бойцов.

Во второй половине дня натиск врага усилился, положение пограничников осложнилось. Смолкли поддерживавшие их пушки — кончились снаряды. Застыли два наших подбитых танка. Противник начал охватывать фланги, в тылу появились фашистские автоматчики. Дальше удерживать оборонительные позиции не было возможности.

По приказу командования пограничники отходили на новый рубеж, за реку Ростовицу, к селу Строков. Шли при тридцатиградусной жаре по высокой пшенице, кукурузным полем. Мучила жажда. Люди, утомленные многодневными переходами, бессонными ночами, выбивались из сил. Многие были ранены, но держались мужественно, несли на себе пулеметы, боеприпасы.

— Быстрей, товарищи, быстрей! — торопил бойцов капитан Середа.

Надо было оторваться от противника, отойти на новые позиции, пока враг не сбил слабое прикрытие, оставленное на старом рубеже.

В пути капитан получил письменное распоряжение от начальника штаба отряда майора Врублевского — вместе с группой лейтенанта Артюхина задержать противника на промежуточном рубеже, после чего отойти к узкоколейке, где их будет ждать паровоз с вагонами, и соединиться с основными силами.

Пограничники развернулись по склону высоты между селами Парипсы и Голубятин, оседлали шоссе и начали готовить оборону. Но не успели отрыть окопы, как на дороге появились вражеские танки. Они с ходу открыли беглый огонь, передние развернулись в линию и двинулись на позиции пограничников. Горячий ветер донес до бойцов лязг гусениц и запах едкого дыма.

— Собрать гранаты! Приготовить связки! — скомандовал Середа.

Бойцы рвали нательные рубахи, связывали гранаты. Несколько пограничников поползли навстречу танкам. Раздались взрывы. Две машины, окутанные дымом, заскрежетали гусеницами, завертелись на месте. Остальные повели огонь с места. За танками соскакивали с машин автоматчики.

— Пулеметам, огонь по пехоте! — раздалась команда Середы в грохоте взрывов и свисте осколков.

Застрочил станковый пулемет Лукичева. Меткие очереди срезали не менее десятка вырвавшихся вперед автоматчиков. Ударили ручные пулеметы и автоматы слева и справа, поредевшие цепи фашистов откатывались, ища укрытия за броней танков.

Середа, лежавший в воронке от снаряда, рукавом вытер капли пота на лице, облегченно вздохнул: первая атака отбита. «Задержать бы еще хоть на полчаса, чтобы наши успели отойти. А потом по оврагу к узкоколейке — и к основным силам». Грохот взрывов, свист осколков, вой мин слились в сплошной рев. Черное облако земли и дыма повисло над позициями.

Едва смолк грохот канонады, Середа услышал справа и слева на флангах длинные пулеметные и автоматные очереди, взрывы гранат. Из-за густой завесы пыли нельзя было рассмотреть, что там происходило, но капитан понял: враг решил смять фланги и взять в кольцо. «На правом — Колесниченко, этот не отступит, — подумал Середа. — Выдержит ли левый?»

Он вскочил и побежал туда, но не успел сделать и несколько шагов, как впереди грохнула мина. Черный, косматый столб с огненными языками взметнулся высоко и медленно стал оседать. Вместе с ним, словно подкошенный, падал на землю и Середа. Что-то острое, обжигающее прошило обе ноги, от нестерпимой боли потемнело в глазах. В затуманенном сознании мелькнула горькая мысль: «Неужели конец?»

Середа открыл глаза. Ординарец Степа, склонившись над ним, торопливо зубами отрывал куски от своей рубахи и перевязывал ему раны.

— Оставь, — прошептал капитан. — Беги к комиссару, передай, чтобы отводил людей к узкоколейке! Быстрей!

Стиснув зубы, хватаясь за жесткую обгоревшую траву, Середа подполз к станковому пулемету, отодвинул убитого пулеметчика, вставил новую ленту и сжал рукоятки. На измятом пшеничном поле появились фашистские автоматчики. Уверенные, что после мощного налета минометного огня все пограничники уничтожены, шли не маскируясь, в рост, с засученными рукавами. Гитлеровцев было около двух десятков. Подпустив их поближе, капитан припал к прицелу и нажал на гашетку. Он строчил долго, пока в прорези прицела не исчез последний фашист. «Это вам не Западная Европа! — Середа приподнялся, вытер рукавом с лица капли пота, оглянулся. — Успел ли Колесниченко отвести людей?»

Справа и слева, утюжа окопы пограничников, ползли бронированные коробки с черно-белыми крестами. Прямо на пулемет Середы двигались два танка. Длинные черные стволы, торчавшие из башен, на рытвинах раскачивались вверх, вниз, в стороны, словно выискивали жертву. Когда до машины было не более полусотни метров, Середа отчетливо увидел: из башен торчали не пулеметы, а стволы огнеметов. Мгновенно вспомнилось учение на полигоне, когда танки-огнеметы выжигали в дзотах огневые точки. В черных клубах пламени и дыма горела земля, плавился металл. Но не страх, а горькая досада охватила капитана: нечем ответить наглому врагу. Выпущенная по танку пулеметная очередь не причинила ему никакого вреда. Связку бы гранат под гусеницу.

Середа лихорадочно шарил руками у пустых коробок от лент. Гранат не было. Нащупал бутылку с горючей смесью. Стиснув зубы, приподнялся на колени, размахнулся и бросил в ближайший танк. Звонко брызнуло стекло. Огонь мгновенно охватил башню, багровые языки пламени жадно лизали броню, пожирая ненавистные черно-белые кресты. В то же мгновение две шипящие раскаленные струи вырвались из стволов. Огненный удар ослепил Середу. Словно солнце обрушилось на него всей своей огромной раскаленной массой. И сразу все потонуло в огненной круговерти…

Отходившие на новый рубеж бойцы видели, как на том месте, откуда свинцовым огнем разил фашистов станковый пулемет, высоко в небо взметнулось багрово-черное пламя…

В тот трудный день, 14 июля 1941 года, пограничники 94-го погранотряда, пришедшие с Карпатских гор, грудью своей преградили путь фашистским танкам, рвавшимся к столице Украины, задержали их продвижение на один день. Всего на один день! Но из таких дней начинала складываться наша победа.

* * *

Недалеко от станции Попельня, что юго-западнее Киева, на развилке дорог между селами Голубятин и Парипсы стоит обелиск, на нем золотом искрятся слова:

В землянке комбата Шорина был полумрак. Маленькое оконце, дребезжавшее при каждом взрыве, скупо пропускало слабый свет хмурого сентябрьского утра. И может, от этого усталое, с воспаленными от бессонницы глазами лицо комбата казалось еще более мрачным.

Облокотившись на грубо сколоченный из необструганных досок столик, майор левой рукой держал трубку полевого телефона, а правой быстро делал пометки на карте. Устало, но твердо произносил:

— Патронов нет! И не обещаю до вечера! Рассчитывайте на свой запас. Уточните, где замечены танки и пехота. Так… Ясно… Сунутся — встретьте как следует. Я скоро буду у вас.

Майор положил трубку, быстро сунул карту в планшет и взял каску.

В это время дверь скрипнула, из-за нее глухо прогудел неторопливый бас:

— Разрешите, товарищ майор?

Повар-инструктор батальона Волков с трудом протиснулся в узенькую дверь, остановился у порога. Головой уперся в потолок, спиной закрыл сразу полстены землянки.

Комбат, не успевший еще надеть каску, поднял голову и смерил недовольным взглядом не ко времени явившегося кулинара.

— Ну что у тебя? — холодно спросил Шорин, поправляя бинокль на груди и всем своим

видом показывая, что времени у него для разговора нет.

— Товарищ майор, заложил последние продукты в котел. Сегодня накормлю, а завтра… — Повар беспомощно развел руками.

— Н-да, — озабоченно процедил Шорин и потер жесткой ладонью щетинистый подбородок.

Волков стоял у порога, переминаясь с ноги на ногу, ждал ответа. Но что утешительного мог сказать комбат этому добродушному бойцу, если час тому назад он приказал все оставшиеся на ходу машины срочно отправить за боеприпасами! Заместитель по снабжению заикнулся было, что надо бы одну полуторку послать за продуктами, но Шорин одернул его:

— Если не успеем подвезти снаряды и патроны, вряд ли кому понадобятся крупы и макароны!

Третью неделю батальон курсантов Новопетергофского военно-политического пограничного училища вел упорные бои на Кингисеппском шоссе, сдерживая вместе с ополченцами натиск фашистов. Обстановка была трудная. Батальон то и дело менял позиции, отходил на новые рубежи, контратаковал ночью… Но не было случая, чтобы Волков застрял где-нибудь со своей автокухней и не накормил людей в срок. За все дни боев только один раз чуть не попал в беду.

Фашисты прорвали оборону. Роты пограничников отходили на новый рубеж. Тылы, поспешно свернув свое хозяйство, откатывались назад. Спешил со своей автокухней в указанный ему район и Волков. На лесной дороге фашистский стервятник заметил его, начал бомбить, обстреливать из пулеметов. Взрывной волной чуть не опрокинуло машину. Осколки и пули изрешетили кабину, разбили стекло. Заглох мотор. Волков с шофером Сашкой выскочили из машины в канаву, отползли в кустарник. И тут откуда ни возьмись — немецкий мотоцикл с коляской, прямо к машине.

Фашист, что сидел в коляске, залез в кабину, начал заводить мотор.

— Гад, угонит автокухню, чем буду кормить курсантов! — У Волкова от злости потемнело в глазах.

Сорвался с места и с криком «Ура!», стреляя на ходу, вместе с Сашкой бросился на немцев. Фашисты даже не успели опомниться. Сидевший за рулем мотоцикла не сделал ни одного выстрела, дал стрекоча в кусты. А того, что копался в кабине, скрутили и — в кузов.

* * *

Кухня своевременно прибыла в свой район.

Комбат, посмеиваясь, говорил:

— Без отличной работы твоей батареи, Волков, немцев нам не сдержать…

— Так что же делать? — не выдержав затянувшейся паузы, спросил Волков.

— Что делать? — Комбат недовольно хмыкнул и, сузив глаза, уставился на Волкова. — Повар-инструктор, знающий все премудрости кулинарии, спрашивает, что ему делать?! Да делай что можешь! Бифштексы, ромштексы!..

Голос Шорина звучал строго, взыскательно, а лицо Волкова расплылось в добродушной улыбке: под изогнутыми бровями начальника он уловил плохо спрятанные насмешливые искорки. Видно, на войне без шутки, как и без махорки, не обойтись.

— Бифштексы и ромштексы, товарищ майор, — подхватил Волков, — нам раз плюнуть. Но, как говорят, для того чтобы сделать жаркое, надо иметь…

— Знаю, знаю, — перебил комбат. — Когда есть, из чего сделать, всякий может. Вот при Суворове, — майор многозначительно поднял палец, — не только повар, но любой солдат мог из жука суп сварить.

— Из жука? — усмехнулся Волков. — Что-то не слыхал. Вот из лягушек за границей делают разные деликатесы. Это я знаю точно.

— А знаешь, так и делай! — Комбат лукаво подмигнул, поймав кулинара на слове.

— Так это ж, товарищ майор, для всяких фонов, баронов, а наш брат не станет есть такую дрянь. Ему подавай настоящую, русскую пищу. — Волков ладонью похлопал себя по животу. — Такую, чтоб ремень трещал.

Майор усмехнулся, вышел из-за стола, потер пальцем наморщенный лоб.

— С наблюдательного пункта мне доложили, что вчера на правом фланге, за оврагом, недалеко от нашего переднего края, немцы сгружали с машин в сарай какие-то мешки и ящики. — Комбат с хитрецой поглядел на Волкова. — Смекаешь, что за груз?

Волков недоуменно шевельнул плечами:

— В ящиках могут быть и патроны и макароны, а в мешках определенно крупа и сахар.

— А теперь смекай дальше.

— А что дальше? Это же у немцев, не у нас.

— «Попросить» надо у них взаймы эти продукты. Соображаешь?

Волков улыбнулся:

— Соображать-то соображаю, но один я разве «выпрошу»? Склад-то, наверное, охраняется?

— Дам тебе в помощь двух курсантов.

— Это мало, товарищ майор, — запротестовал повар. — Если уж «просить», то надо минимум полсклада, тут меньше чем отделением не обойтись.

— Ишь загнул! Отделение! — Майор даже рассмеялся. — Иди к командиру взвода разведки, передай, что я приказал выделить трех курсантов. И чтобы к утру батарея твоя работала на всех парах. Понял?

— Будет сделано! — выпалил и метнулся к двери, боясь, как бы комбат не передумал и не изменил своего решения.

…Затаившись в кустарнике на опушке леса, недалеко от немецкого склада, несколько часов подряд лежали курсанты вместе с Волковым. Все точно подсчитали: сколько шагов часовой делает туда и обратно, через какое время происходит смена, откуда появляется разводящий. Тщательно изучили местность, составили план действий. И как только наступили сумерки, старший группы Стародымов с одним курсантом двинулся вперед. Волков с Бурцевым навели автоматы на сарай и замерли, готовясь на случай неудачи прикрыть отход товарищей.

— Ну что, скоро? — шепнул сзади шофер Сашка. Волков вздрогнул от неожиданности.

— Что тебе, черту, не терпится, — огрызнулся он. — Я же сказал: позову, крикну совой. Понял?

— Да уж очень долго вы копаетесь тут. Стемнело, начинать нужно, а то…

— Слушай, иди-ка ты к своей кобыле, — шикнул на него Бурцев, не отрывая взгляда от сарая, — а то она еще со скуки заржет, и тогда плакали наши продукты.