Ради жизни на земле-86 (сборник)

О своей сестре Гарип не сообщил Наби. Сделал это специально. Хотел проверить, что будет говорить о Душанбе сам офицер. И, к его удивлению, рассказ шурави очень походил на то, что поведала сестра. Да что там похож. Еще больше нового, интересного узнал он от Наби. Каждый раз после встречи с шурави старый Гарип возвращался в кишлак с тяжелой головой. Разные мысли не давали ему покоя. Не мог понять, какая это там, за горами, страна чудная, где люди чувствуют себя свободно, вольно, живут счастливо, одной дружной семьей. Как им это удалось? Как смогли добиться такой жизни? И почему у них все не так, как здесь? Ведь земля у них такая же. Те же горы, равнины, арыки. И небо над головой одно. Из одних облаков льется дождь, сыплет снег, а на самом деле все разное. Почему аллах так несправедлив? Помнит старый Гарип, как построжал лицом молодой шурави, когда он в который раз вслух поделился с ним своими мыслями.

— Не так сразу пришла эта новая, счастливая жизнь, — ответил он, вздыхая. — Много пришлось за нее постоять, крови пролить. Но люди знали, за что проливали кровь, на что шли.

Гарип и сам был готов не пожалеть себя ради счастливой жизни, но только годы у него не те, силы на исходе.

Вся надежда теперь на таких, как Мухамед Бари, Али Дерхан, Хамид, молодой Гасан. За такими нельзя не пойти в самое пекло, потому что они знают, на что идут. Они все делают ради людей, той самой счастливой жизни, дарящей дехканам свободу, радость. Только им тоже очень несладко сейчас. Не расстаются с оружием, забыли о сне, о семьях. Не одного уже обожгла бандитская пуля. А Дерхан стал калекой — ног лишился. Вот такой ценой достается счастливое будущее. Но, может, внуку повезет, не придется ему слышать крики убитых горем матерей, видеть скупые слезы на лицах мужчин, пробитые гранатометом стены домов, дувалов. Как в это хотел верить старый Гарип!

Где-то совсем близко простучала автоматная очередь. За ней другая. Тревожно залаял у соседей пес. Гарип тенью скользнул к окну. Цепко прислушался. Выстрелы повторились. «На северной окраине, — определил старик. — Что же там происходит? Неужели снова в кишлак спешит беда?..»

* * *

— Нас обстреляли неизвестные, — услышал Наби как всегда спокойный голос замполита батальона. — Они двигаются в сторону кишлака. По моим данным, это душманы Башира…

Наби уже было известно о разгроме банды Башира. Знал он и то, что некоторым бандитам удалось вырваться из огненного кольца, которым их зажали батальоны регулярной афганской армии. Обо всем этом Акрамову сообщил Махмуд Бари, когда Наби наведался в кишлак поговорить о строительстве новой школы.

— Дни их сочтены, — говорил партийный секретарь. — Сутки-другие — и с этими шакалами будет покончено. Жаль только, что в оставшееся время еще может пролиться кровь. Много крови…

— Где вы находитесь? — забыв об усталости минувшего дня, о сне, запросил Наби. — Сообщите, где находитесь? Сейчас же идем на помощь.

Но Гарник больше не отзывался. Радиостанция молчала. Это молчание было самым тяжелым в жизни Акрамова, раскаленным обручем давило виски, рождало смутные мысли. Радиостанция ожила буквально через пару минут, но Наби они показались вечностью.

— Сообщите… — чувствуя, как дрожит от волнения голос, повторил Наби и тут же замер.

В ответ раздался незнакомый басок. Акрамов попытался вспомнить, кому из офицеров батальона он мог принадлежать, но осекся, услышанное ошеломило его.

— Ранен Гарник?! — не веря себе, переспросил Наби.

— Что?! — метнулся к нему Куприн.

— Да, Антон, — отрешенно глядя в угол палатки, сказал Акрамов. — И причем тяжело.

Это было уже второе ранение замполита. Первый раз попав в засаду, Гарник отделался царапиной. Потом, когда сопровождал колонну, от пули снайпера его спас рядовой Оганисян. Заметив целившегося в политработника врага, в последний момент солдат успел прикрыть офицера своим телом. А теперь вот не уберегся.

— Засада? — быстро спросил Куприн.

— Нет, нападение, — жестко ответил Наби, нисколько не сомневаясь, что именно так и есть, и агитотряд попал не в засаду, а выдержал самое настоящее нападение банды душманов.

В палатке уже собрались все офицеры роты. Наби коротко рассказал об обстановке. Подчеркнул, что, по всей видимости, душманы не минуют кишлак, но, вполне возможно, рискнут испытать и силу гарнизона.

— Взвод Зарифова остается здесь, — приказал Акрамов. — Салий — срочно на помощь агитотряду. — Посмотрев на Куприна, добавил: — Антон, пойдешь с Салием. А я с третьим взводом на «десятку». Надо усилить пост, да и кишлак рядом. В случае чего не оставим в беде товарищей…

Акрамов уже покидал палатку, но его остановил звонок дежурного по контрольно-пропускному пункту. Тот сообщил, что из кишлака прибежал мальчишка.

— Какой еще мальчишка? — не понял Наби.

— Да вы его знаете, — пояснил дежурный. — Внук старика.

— Внук Гарипа? — спохватился Наби. — Давай его быстрее ко мне.

Вскоре за палаткой раздались торопливые шаги сержанта.

— Ну что скажешь, бача? — присев на корточки и вглядываясь в бледное лицо ночного гостя, спросил Наби. — Говори, дорогой, быстро, времени в обрез.

Мальчишка, шмыгнув носом, настороженно посмотрел на стоявшего рядом лейтенанта Зарифова.

— Говори смело, здесь опасаться нечего, — успокоил его Наби.

— Дедушка шлет шурави Наби свой привет и просит прийти на помощь, — произнес мальчуган. — Бандиты ворвались в кишлак.

— Ворвались?! — поразился Акрамов. — Ты это точно запомнил?

— Они были возле нашего дома. Их там много. Я видел сам, — глотая слова, заторопился внук Гарипа. — Дедушка просил передать, что без вас кишлаку будет трудно.

Наби резко выпрямился.

— Мальчишка остается здесь, — отчеканил, глядя на Зарифова. — Смотри за ним в оба. Не вздумай отпустить в кишлак.

Прислушавшись, помрачнел лицом. Со стороны кишлака, не смолкая, гремели выстрелы.

— Товарищ старший лейтенант, — раздался взволнованный голос рядового Седикова. — На связи «Ампула».

Наби бросился к радиостанции. «Ампула» — позывной комбата.

В эту минуту Акрамову очень хотелось услышать его голос, узнать, что скажет ему Царев.

* * *

— Ушел, шакал, — выдохнул со злостью и шапкой вытер с лица капли пота. — Весь кишлак облазил, за каждый дувал заглядывал, и вся зря. Словно и не было здесь.

Хамид слушал молча, стараясь не встречаться взглядом с взглядом Гасана. Он чувствовал за собой вину.

— Но ведь не мог же он испариться? — в сердцах бросил Гасан. — А тем более покинуть кишлак. Все тропинки перекрыты.

— Скорее всего как услышал о том, что Ахмед к нам пришел, сразу в бега пустился, — заметил Хамид.

— Какие могут быть бега, — махнул рукой Гасан. — Я ведь его, подлеца, еще утром видел. За час-другой до встречи с бывшим дуканщиком.

— Тогда затаился, ждет удобного случая покинуть кишлак.

Гасан посмотрел на Хамида.

— Нет, — усмехнулся недобро. — Этого случая он не дождется. Без устали буду кружить вокруг кишлака, но его не выпущу.

— Да-а, — протянул Хамид невесело. — Хороший урок мне преподала жизнь. Разве мог подумать, что Сайд способен на подлость?…

— Ничего себе подлость! — возмущенно воскликнул Гасан. — Самое настоящее предательство. За деньги нас продал.

— Знать бы раньше… — сказал Хамид и тут же пожалел об этом.

— А я разве вам не говорил? Не предупреждал вас? — удивленно поглядел на Хамида Гасан.

— Верно, — согласился Хамид. — И говорил, и предупреждал. Ну, ошибся я в человеке. Не смог разглядеть в нем негодяя. На будущее урок добрый. А пока оставим этот разговор. Не до раздоров сейчас. Время, сам знаешь, какое. Башир со своими головорезами по округе рыскает, за кордон хочет пробиться. А по пути еще раз о себе напомнить. Уже два кишлака кровью залил. Как бы и к нам не пожаловал. Здорово мы ему насолили. Захочет получить должок.

— Так мы его и отдадим, — нахмурился Гасан. — Сумеем за себя постоять. Не впервой с душманами встречаться.

— Все это так, — задумчиво произнес Хамид. — Но Башир стал совсем другим. Ему уже нечего терять, напролом идет. Да и сил у него еще немало. Из ХАДа за Ахмедом приезжали. Говорили, что около двухсот человек с ним ушло. Вот и представь, что будет, если они нападут на кишлак. Нас ведь горсточка.

— Но и мы другими стали, — возразил Гасан. — Прошли закалку и в мелких стычках, и в больших боях. Каждый знает, что защищает, за что идет в огонь. — Поглядев на молчавшего Хамида, продолжил: — Ты-то что предлагаешь?

— Пока не стемнело, надо оповестить всех из отряда самообороны, — произнес Хамид. — Побывать на полях, у арыка, в тракторной мастерской, но обязательно всем сообщить, что вечером общий сбор. Придет Махмуд с партийцами, обсудим план на случай нападения, уточним совместные действия. Думаю, надо привлечь всех мужчин, каждому вручить оружие, увеличить количество постов. Этого требует обстановка.

— Понял, — с готовностью ответил Гасан, закидывая за плечо автомат. — А заодно поищу Сайда. Глядишь, и нападу на след.

— Вряд ли, — усомнился Хамид. — Теперь он долго не даст о себе знать. Скорее всего, больше о нем и не услышишь.

— Это еще как сказать, — усмехнулся Гасан. — Лично я хочу не услышать, а увидеть этого шакала, посмотреть еще разок в его крысиные глазки.

— Только будь осторожен, — предупредил Хамид. — Такие встречи лишь одному из двоих оборачиваются удачей. К тому же Сайд из тех, кому не откажешь в смелости, находчивости.

— Знаю, — перебил Гасан. — Вот и хочу еще раз проверить эти качества. А заодно узнать, не он ли подстрелил Рехтана? Ведь в ту ночь именно Сайд проверял посты.

Вздохнул Хамид и вновь ничего не ответил. Стыдно ему было за себя. Сколько уже лет в партии, не один год борется с контрреволюцией, кажется, знает все повадки врага, а не разглядел предателя, с которым жил бок о бок. Заметив на столе крохотный бумажный листок, встрепенулся.

— Слушай, Гасан, я чуть не забыл. Час назад прибегала дочурка Али Дерхана. Принесла записку от отца. Тот просил, чтобы ему принесли оружие. Мол, время опасное, всякое может случиться. А он и без ног хочет оставаться бойцом. Надо уважить просьбу товарища. Как смотришь?

— Узнаю Дерхана, — улыбнулся Гасан. — Вот настоящий характер! Конечно, нельзя отказать в просьбе. Обязательно зайду к нему.

— Так что, до вечера? — спросил Хамид, всматриваясь в усталое лицо Гасана.

— До вечера, — кивнул тот, тоже пристально глядя на старшего товарища.

Что-то заставляло их так глядеть друг на друга. А что — и сами не могли понять. Так порой смотрят люди, подсознательно предчувствуя долгое расставание. Еще не знают о нем и даже не подозревают, но где-то там, глубоко внутри, уже пробивается, тревожа сердце, беспокойное чувство разлуки. Ни Гасан, ни Хамид не ведали в ту минуту, что им оставалось быть вместе считанные часы. Не могли они знать и то, что ближайшая ночь разлучит их навсегда.

* * *

— Ты что, Али? — удивленно спросил Гасан.

— Слышал? — кивнул тот в темный квадрат окна. — Кажется, стреляют?

Гасан прислушался.

— Показалось, — успокоил друга.

Но сам заторопился уходить. И так долго задержался в доме Дерхана. Принес автомат, поинтересовался здоровьем товарища, поделился новостями — слово за слово, и вот уже полночь. А ему еще посты проверять.

— Мне пора, — сказал он Дерхану. — Нужно на северной окраине побывать. Знаешь, какое сейчас время, а там люди неопытные.

— Спасибо тебе, — дрогнувшим голосом произнес вдруг Дерхан. — Пришел, поговорил, и тепло на душе стало.

— Да брось, Али, — смутился Гасан. — Нашел за что благодарить.

— Тебе не понять, что значит приход друга, — с грустью сказал Дерхан. — Особенно к таким, как я. — И со злостью мотнул укрытыми простыней культяшками.

Гасан хотел успокоить, подбодрить товарища, но не успел. За окном, совсем близко, тишину разорвала автоматная очередь. За ней другая.

— Слышишь! — воскликнул Дерхан. — Говорил же тебе, что стреляют.

— На северной окраине, — прошептал Гасан. — Что же там произошло?

Он бросился было к двери, но ему вдогонку раздался крик Дерхана:

— Стой!

Гасан резко обернулся. Свесившись с низкой кровати, на него смотрел Дерхан. И было в его глазах что-то такое, что Гасан невольно вернулся.

— Эх, Али! Не узнаю тебя. К чему это — прощай? Да мы с тобой через час встретимся.

— Хорошо бы твои слова сбылись. Хорошо бы, — вздохнул Дерхан. — Но аллах к нам давно не прислушивается. С того дня, как сам появился на этой земле. Ты лучше к моим прислушайся — выполни одну просьбу. Быть может, самую последнюю и самую главную для меня.

— Семью укрыть? — быстро спросил Гасан.

— О семье я сам позабочусь, — махнул рукой Дерхан. — Сейчас же отправлю по соседям, другим укромным местам. Всякое может быть, а ты лучше дай мне еще пару автоматных рожков. Тоже на всякий случай. Знаешь, мне с ними будет немного спокойней.

— Али, у меня же у самого… — начал Гасан, но осекся под пристальным взглядом друга. — Ладно, только для тебя. — И полез в подсумок.

— Спасибо! — оживился Дерхан. — Я знал, что ты не откажешь. Теперь пусть приходят ко мне. Я их встречу как следует. Они еще узнают, кто такой Али Дерхан. А теперь прощай, друг. И не волнуйся за меня…

Гасан выскочил на ночную улицу и замер от неожиданности. Кишлак уже наполнился грохотом выстрелов, криками женщин и детей. На окраине бушевало пламя пожара. Ошеломленный увиденным, услышанным, Гасан невольно растерялся. Он не знал, что ему теперь делать, куда бежать. Только мгновение длилось его замешательство. На считанные доли секунды растерялся он. А еще через мгновение бежал навстречу выстрелам.

* * *

Оставшись одни, Али не долго раздумывал:

— Я остаюсь здесь, с тобой, — не дав ему договорить, твердо произнесла Зурфа.

По голосу жены Али понял, что не уйдет она из этой комнаты, не оставит его в пугающем одиночестве. Но Али понимал и другое — какой опасности он подвергает жену, оставляя возле себя. Нет, он должен, обязан заставить ее уйти, отвести беду от себя, детей. Тут нужно действовать иначе.

— Хорошо, — вздохнув, сказал он. — Будь по-твоему. Только сначала займись все же детьми. Младшую отведи к Гарипу, а старшую направь к Фатиме. Там им вряд ли что станет угрожать. А после можешь возвращаться.

«Вряд ли ты успеешь вернуться, — подумал он. — Если душманам удалось ворваться в кишлак, здесь такое начнется — на улицу не выйти».

Али еще раз взглянул на такие дорогие ему лица. «Неужели я их больше не увижу?» — мелькнула мысль, и от нее заныло сердце. Заметив, как по детским щекам побежали слезы, он вымученно улыбнулся, махнул на прощание рукой и тут же отвернулся, чтобы не выдать своих повлажневших глаз.

— Али, жди, я скоро, — донесся до него уже с порога голос Зурфы.

— Береги детей! — бросил ей вдогонку, чувствуя, что она его уже не слышит.

…Эхо боя все сильнее накатывалось на дом Держана. Все ближе становились автоматные выстрелы. Али уже отчетливо различал топот десятков ног, чьи-то злобные выкрики. Собравшись с силами, он дотянулся до лампы, до отказа прикрутил фитиль. Тонкий язычок огня несколько раз отчаянно дернулся и погас, погружая комнату в тревожную темноту. До боли закусив губу, Дерхан поднялся на своих обрубках, грудью налег на подоконник. Поудобнее положил автомат. Так же не спеша, аккуратно разложил на кровати запасные рожки.

— Вот теперь, кажется, все, — устало выдохнул он, вглядываясь в ночь.

Дом Дерхана стоял на углу. Окно, возле которого устроился, выходило на перекресток. Сейчас он пустовал. Лишь в дальнем конце улицы темноту рвали всполохи частых выстрелов.

Вот на перекрестке мелькнула одна тень, другая, дробно простучал пулемет. Дерхан до рези в глазах всматривался в темноту. Кто там, за окном, в нескольких шагах от него? Свои? Чужие? Где-то за углом ударила автоматная очередь. По оранжевой цепочке трассера определил — стреляют в сторону окраины, туда, откуда накатывался шум боя. Значит, свои, отстреливаются. Выстрелы стихли, но после донеслись возбужденные крики. Перекресток заполнился новыми тенями. Али теперь знал, кто маячит перед его окном.

— Пора, — скомандовал он сам себе, и тут же внезапно появившийся голос предостерег: — Постой! Что ты делаешь? Подумай, что с тобой будет через несколько минут. Разве тебе справиться с такой ордой? Она же тебя сметет мгновенно. Да и тебе ли, калеке, с ней тягаться. Отсидись молча, не напоминай о себе, и все обойдется. Неужели тебе не хочется жить?

— Пора! — жестко повторил Али, стыдясь минутной слабости.

Никто из душманов не расслышал звона разлетевшегося на мелкие кусочки оконного стекла. Его заглушила дробная автоматная очередь. Дерхан бил почти в упор. Перекресток вмиг опустел. На нем остались лишь те, кого сразили выстрелы. Али хорошо слышал их крики, стоны в наступившей тишине. Отброшенные к дувалам душманы быстро опомнились. И вот уже как призраки закружили вокруг дома их согнутые фигуры. Ветхие стены старого строения приняли на себя всю ярость душманского огня.

Али не испугался, когда одна из очередей прошлась по подоконнику, осыпав его лицо острой крошкой. Не дрогнул сердцем, когда прямо перед собой увидел искаженное страхом и злобой лицо бандита. Полоснул по нему короткой очередью и потянулся за новым рожком. А когда израсходовал и этот, понял, что минуты его сочтены. У него оставался всего один магазин. Последний из тех двух, которые ему отдал Гасан. Вот теперь Дерхану стало жаль себя. Жаль, потому что рано приходилось умирать. Слишком мало он продержался. Не так много отправил на тот свет ненавистных душманов. Но самое скверное еще ждало впереди. Наклонившись за рожком, Али сделал резкое движение, и магазин скользнул с кровати. Али похолодел, услышав негромкий стук металла о глиняный пол. Сколько трудов ему нужно затратить, чтобы поднять рожок. А время не ждет. Каждое мгновение на счету…

За стеной, в соседней комнате, на женской половине, зазвенели выбитые стекла. Дом задрожал от взрыва.

«Гранату бросили», — понял Али, пробуя дотянуться до рожка, но так и не смог.

— Возьми, — вдруг расслышал он до боли знакомый голос.

— Зурфа! — ахнул Дерхак и не поверил себе. Да и откуда ей здесь взяться, в окруженном со всех сторон душманами доме?

— Возьми! — вновь требовательно прозвучал голос жены, и Али почувствовал, как на его ладонь лег магазин автомата.

— Зурфа! — воскликнул он, пораженный появлением жены. — Как ты здесь оказалась?

— Потом, — хриплым от волнения голосом ответила она, и тут Дерхан еще раз поразился. На плече у Зурфы разглядел автомат. Он скорее почувствовал, чем увидел, как белесая полоска ремня впилась в покрытое паранджой плечо жены.

— Откуда? — ахнул он.

— У Гарипа выпросила, — быстро ответила Зурфа. — И вот еще что.

Звякнув, на кровать упало несколько рожков.

— Стреляй, Али! — требовательно прокричала Зурфа и, пригнувшись, отбежала к соседнему окну. — Стреляй же! Не медли!

Но Дерхан медлил. Он как завороженный смотрел туда, в темный угол своей лачуги, где ему была знакома каждая выемка на глиняном полу, на обшарпанных стенах и где сейчас в. слабых руках Зурфы неистово бился автомат, со звоном выплевывая град пустых гильз. Неужели это была его Зурфа? Робкая, послушная, не перечившая ему даже взглядом, боявшаяся раскатов далекой грозы. Да, ему был известен ее характер: твердый, упрямый. Он, правда, редко проявлялся. Но чтобы Зурфа взяла в руки оружие… Такого Дерхан не мог и представить. А теперь она рядом, в двух шагах от него. Каким чудом проникла в окруженный душманами дом? Как сумела побороть в себе страх? Нет, плохо он знал свою жену…

Что-то горячее ужалило его в плечо. Вскрикнув, он потянулся к окну, в одно мгновение сменил в автомате магазин и открыл огонь. Вторая пуля отбросила его от подоконника, заставила вздрогнуть всем телом, перекосила от боли в кривом изломе рот. Он попытался дотянуться до окна, но откуда-то из гудящей выстрелами ночной темноты по глазам его ударил яркий свет. Дерхан не заметил, как следующая очередь душманского автомата прошлась над его головой. Широко раскинув руки, словно стремясь в последней, решающей попытке схватить за горло невидимого врага, он всем своим телом, искореженным взрывом мины, рухнул назад, в бездонную пропасть.

— Али! — пронзительно закричала Зурфа, и от ее леденящего душу голоса невольно застыли в проеме окна две тени, еще секунду назад готовые броситься в дом.

Тигрицей рванулась к мужу Зурфа. Ее уже не пугали те, кто прилип к стенам дома, кто завис на подоконниках разбитых окон. Страх прошел. Да и не было в эти минуты у нее страха. Припав к Дерхану, то нежно гладила его колючие от щетины щеки, не замечая своих слез, то, напрягаясь изо всех сил, пыталась приподнять мужа, не веря, что тот уже никогда не поднимется.

— Али! — звала в надежде, что он хоть отзовется стоном, вздохом. — Али!

Рядом прогремела автоматная очередь. Одна, другая… По лицу больно стеганула отлетевшая рикошетом от близкой стены горячая гильза. Но Зурфа даже глазом не повела.

— Али! — все просила мужа подняться.

И только когда чьи-то сильные руки подхватили ее за плечи и потянули за собой, опомнилась. Напряглась всем телом, готовясь к схватке, и тут же услышала знакомый голос.

Сколько раз она его слышала, а кому принадлежал, не могла вспомнить.

— Скорее, — вновь донеслось до нее.

— Хамид! Ты?! — неуверенно спросила она и, приблизив лицо к тому, чьи руки лежали у нее на плечах, поняла, что не ошиблась.

— Бежим! — раздалось в ответ.

— Нет, — яростно мотнула Зурфа головой. — Не могу. Здесь Али!

Она хотела сказать еще что-то, но Хамид резко толкнул ее к стене, и Зурфа увидела, как на кончике ствола его автомата забилось пламя. Бросившись на усеянный пустыми гильзами пол, она дотянулась до своего автомата. Прижавшись друг к другу плечами, они поливали огнем ворвавшихся в дом бандитов.

Больше они не сказали друг другу ни слова. Но каждый знал: им уже не расстаться, они до конца будут вместе…

* * *

Оставив позади себя не один проулок, задыхаясь от бега, Гасан неудержимо мчался туда, где гремели выстрелы, где наверняка падали сраженные бандитскими пулями его боевые товарищи и где им сейчас так нужна была его помощь. «Только бы успеть. Только бы они продержались», — билось в его сознании.

Горько усмехнулся Гасан. Вот ведь как получилось. Хотел первым встретить бандитов, а что вышло? Вздохнув, Гасан еще раз огляделся. С разных концов кишлака до него доносились выстрелы, крики, детский плач, какие-то команды. От услышанного на сердце стало невыносимо тоскливо. Проверив автомат, Гасан направился дальше. Туда, где чаще всего раздавались всплески боя.

Ему не удалось пройти и ста метров. Впереди послышался топот десятков ног, и навстречу ему выбежало несколько человек. Гасан отпрянул в сторону, прижался спиной к стене дувала. Но его уже заметили. Не рухни он на землю, не вожмись всем телом в податливый песок, остался бы лежать на пыльной полночной улице кишлака, перерезанный автоматной очередью…

Гасан отстреливался одиночными — берег патроны. Выстрел — и бросок в сторону. Выстрел — он уже в другом месте. Ничего, что изрезаны в кровь острыми камнями ладони, что горячий пот застилает глаза и сердце вот-вот выскочит из груди: главное, что его миновали душманские пули, значит, еще не одного бандита отправит к аллаху.

Но так продолжалось недолго. Душманы осмелели. Уже с двух сторон раздавались их выстрелы. Гасан понимал — скоро они прогремят и с третьей. Ведь бандитам ничего не стоит пробраться по дворам и атаковать его прямо из-за дувала, который чернеет напротив и до которого всего пять шагов.

Гасан сдвинул планку с отметки одиночного выстрела. Почувствовал — начинается самое важное: и к чему экономить боеприпасы? А когда улицу вновь заполнили выстрелы, топот ног — он ударил по набегавшим длинной очередью. Воспользовавшись секундным замешательством врага, схватился за колючий гребень дувала, подтянулся и рывком перевалил на другую сторону.

Он даже не успел перевести дыхание, оглядеться, как понял — враг рядом. Тени мелькали за постройками, у противоположной стены узкого дворика.

«Доволен, Гасан? Ты ведь ждал встречи с врагом. Ты готов был его давить голыми руками, и вот она, твоя последняя встреча с ним, — прошептал запекшимися губами. — Так пусть она будет последней и для тех, кто ворвался в кишлак. Тебе от них уже не уйти».

Прижавшись к стене дувала, сдирая плечом высохшую глину, крадучись сделал один шаг, другой. Так, осторожно, дошел до ворот. Оставался еще один, решающий шаг, и тут его заметили.

— Вот он! — раздался чей-то пронзительный вопль, и тут же прогремела очередь.

И все же последний бросок удался. Он сумел покинуть двор-ловушку невредимым. Но, выскочив на улицу, вновь увидел тени.

«Обложили», — зло ругнулся он и метнулся к оставленной кем-то тележке.

Приготовившись к бою, не сразу обратил внимание на раздавшуюся чуть в стороне автоматную очередь. Столько ему приходилось их слышать с тех пор, как покинул дом Дерхана, что не стоило и прислушиваться. Да и не по нему же стреляли. Но очередь снова вспорола ночь.

— Неужели наши?! Неужели идут на помощь?! — обжегся радостной мыслью. Но тут же отбросил ее в сторону. Вряд ли в это нужно верить. Им сейчас не до него. Да и откуда товарищам знать, где он находится.

Душманы притихли. Казалось, их и вовсе нет рядом.

Но Гасан знал — так только кажется. Догадывался, что они сейчас как саранча ползут, приближаются, готовые наброситься на него всей темной массой. И этот миг скоро настал. Десятки наполненных злобой голосов заполнили улицу. Но в следующее мгновение по разъяренной толпе ударил автомат Гасана. Быстро отстегнув опустевший магазин, он достал новый.

— Последний? — не веря себе, произнес он и рукой провел по подсумку. Больше рожков не было. — Эх, Дерхан, подвел ты меня, — с сожалением вздохнул Гасан и спохватился. А действительно, как там он сейчас — боевой товарищ? Неужели тоже ведет схватку с врагом? Да и в его ли положении ее вести… Какой из него боец…

«А каким бойцом будешь ты сам через несколько минут? — подумалось невольно ему. — Пройдет еще немного, и в магазине останется одна пружина…»

Гасан, поняв безвыходность своего положения, мотнул головой, словно не веря, что он останется лежать здесь, на пыльной улице, так больше и не увидев восход солнца, не услышав голоса друзей, не заглянув в глаза матери.

«Да ты совсем раскис, Гасан, — упрекнул себя. — Рано собрался на свидание к аллаху. У тебя ведь еще в магазине столько патронов. Вспомни Кундуз. Там бывало и похуже, один рожок оставался на троих, и ничего — пробивались. Выше голову…»

* * *

Гасан огляделся в надежде найти выход из положения, хотя бы зацепиться взглядом за камень, где можно укрыться. Но что разглядишь из-под тележки, да еще в такой мрак. И все же приметил невдалеке дерево. К нему и пополз, стараясь не выдать себя шумом, бряцаньем автомата. Но едва оказался возле мощного ствола тополя — раздались выстрелы. Били по тележке, бежали к ней. Гасан замер, стараясь подпустить душманов ближе — бить наверняка. Он приготовился нажать на спусковой крючок, но его опередили. Совсем рядом прогремела автоматная очередь. Затем еще раз — всего в нескольких шагах от него. Гасан прижался к тополю, огляделся: откуда бьет враг? Но это был не враг. Иначе почему стихли выстрелы душманов, отчего они вновь залегли?

Гасан выглянул из-за ствола дерева. Вдоль дувалов бежали бандиты. Их не остановили и несколько коротких очередей.

— Все, — вслух произнес Гасан. — Бежать некуда. Теперь надо в последний раз показать, чего ты стоишь, Гасан. Показать, как умирают те, кому дорога свобода, кто всем сердцем принял революцию.

Он рассчитал все: и сколько патронов у него осталось, и как бросится на того, кто первым подбежит к нему, как сдавит его горло руками… Одного не учел — автоматной очереди за спиной.

— Сюда! — донеслось сквозь стоны и крики душманов до Гасана. — Сюда!

Гасан вздрогнул, оглянулся.

— Да быстрей же! — вновь раздался чей-то требовательный голос.

Еще не веря, что кто-то пришел к нему на помощь, из-за него рискует жизнью, Гасан медлил. Он не знал, куда бежать. И вдруг увидел, как в двух шагах от него, из проема дувала, показалось белое пятно лица. А затем разглядел и нетерпеливый взмах руки.

— Я здесь, сюда.

Пригнувшись, Гасан бросился на этот призывный голос, не зная, кому он принадлежит и что его ждет, — сердце подсказывало, что зовет друг. Уже нырнув в дыру, он почувствовал, как что-то горячее ударило в руку, словно к ней прикоснулись раскаленным прутом…

* * *

— Махмуд, может, еще разок покричишь в свою трубу?

— А стоит ли, учитель? — с сомнением в голосе произнес кузнец Гафар. — Словами поле не засеять, врага не одолеть.

— Верно, Гафар! — кивнул Гасан. — Врага надо уничтожать. И чем больше, тем лучше.

Сморщившись от боли, он взглядом подозвал к себе кузнеца.

— Перевяжи потуже, — попросил товарища.

— Все это так, — согласился Нулла. — Но не совсем. К чему, например, рисковать людьми? Разве мало потеряли сегодня? Дерхан, Хамид…

— Так почему же те, кто засел в мечети, еще дышат? — вскипел Гасан. На его исхудавших щеках заходили крутые желваки, в глазах засверкали яростные огоньки. — Почему ласкаем их слух уговорами, а не мстим за погибших товарищей?

— Потому, что не хотим лишних жертв, — пояснил Нулла.

— Эх, учитель, — вздохнул Гасан. — В твоей голове много того, чего я, быть может, никогда не постигну. Но вижу, что главное ты так и не понял: за кровь надо платить кровью.

— Ты злой человек, Гасан, — сдвинув на переносице густые брови, сурово сказал учитель. — Я это только сейчас понял.

— А я гораздо раньше, — мрачно усмехнулся Гасан. — Когда впервые увидел кровь ни в чем неповинных людей, когда на моих глазах вздрогнула и раскололась надвое стена Кабульского политехнического, а из трещины рванулось пламя, послышались стоны и крики моих ровесников. Да разве все расскажешь, — махнул он рукой. — Но хочу добавить, сегодня ночью, когда я, как загнанный заяц, оказался среди шакалов, много пережил, и злость моя к душманам стала намного сильнее, чем прежде. Ее из меня уже ничем не выбить…

— Гасан, считаю, стоит еще раз попробовать, — сказал Махмуд. — Мы ведь ничего не потеряем.

— Пробуйте, — безразлично махнул тот рукой. — Ты, Махмуд, этим уже, кажется, трижды занимался. А что в ответ? Выстрелы. Они ведь не ослы, соображают, что ждет, когда поднимут руки.

— Но и надеяться им не на что, — удивился молчавший до этого капитан — командир батальона регулярной армии. — Со всех сторон окружены. Куда им теперь деться?

— Человек всегда на что-то надеется, пока живет, — поправляя повязку на руке, ответил Гасан. — А душманы ждут темноты. Хотят использовать ее для себя. Попытаются пробиться сквозь наши заслоны.

— Ты что! — обиделся капитан. — Мы из-за этой банды уже две недели покоя не знаем. Которую ночь на ногах. И в самый последний момент упустить. Нет!

Гасан внимательно посмотрел на капитана. Понимал: этот человек чертовски устал: лицо совсем посерело…

— Ладно, Махмуд, — не оглядываясь, крикнул он Бари. — Делай, что хочешь. Только предупреди — в последний раз упрашиваешь, больше ждать не будем.

— Смотрите! — вдруг воскликнул Гафар.

Все последовали его совету — взглянули в сторону мечети. И каждый увидел, что от саманных построек, розовых в первых лучах солнца, приближалась женщина. Шла то вздевая к небу руки, то опуская. То исчезая за гребнями дувалов, то вновь показываясь.

— Да это же Фатима?! — дрогнувшим голосом прошептал Гасан. — Что с ней случилось?

Забыв о раненой руке, бросился навстречу. За ним поспешил Гафар. Только раз видел Гасан такое лицо у Фатимы. Когда пришел к ней рассветным часом и сообщил о смерти сына.

— Почему вы стоите неподвижно, будто по шею засыпаны песком? — спросила она тихим голосом, от которого каждому стало не по себе. — Почему говорите сами, когда должны говорить автоматы? Почему… — Не досказав, она стала опускаться на землю. — Там Гарипа убили, — прошептала, теряя сознание. — Там Башир…

* * *

…Когда в кишлак ворвались душманы, Гарип достал из потайного места оружие. Нашел его полгода назад, охотясь в горах. Повертел в руках с интересом — такое не встречал у шурави, не видел и у своих дехкан. Наверняка какая-то банда потеряла. У них теперь всякого оружия вдосталь — за границей не жалеют для них денег, всем снабжают, лишь бы помешать новой власти утвердиться, укорениться. Закинул его за плечи, поспешил домой. Знал: пригодится. И не ошибся.

Не успел выйти за порог, подбежала Зурфа с детьми.

— Ты их обоих оставь у меня, — сказал Гарип. — До Фатимы можешь и не добежать. А я постараюсь надежно спрятать.

Посмотрел на испуганные лица девчонок-малышек, помолчал, качая головой сердобольно. Затем повернулся к Зурфе:

— Что обещать, вместе и укроем.

Спрятали в глубокой яме, которую только что вырыл Гарип. Сверху прикрыли ворохом сухостоя. Прощаясь, Зурфа. вдруг остановила свой взгляд на автомате Гарипа. И тут же начала просить отдать ей оружие. Не скажи, что для Дерхана, никогда бы не отдал. Да и где это видано, чтобы в такое лихое время оружие отдавать. И кому — женщине! Но разве для Дерхана жалко? Не раздумывая, Гарип протянул Зурфе оружие. Помедлив, бросился в дом, тревожить свои запасы.

— Будь осторожна, — напутствовал ее.

Гарип был не из тех, кто отдавал людям последнее. Долгая жизнь научила его оставлять кое-что и себе, на черный день. А их у него за восемь десятков лет было немало. Не пересчитать. И когда Зурфа скрылась в темноте, Гарип вернулся к своему тайнику. Из него достал автомат, который выпросил у Хамида. Тот старика слушать не хотел. Но Гарип напомнил о встрече с Ахмедом, засомневался, что она не повторится, как тогда ему быть? Время такое, что без оружия как без рук. Словом, упросил Хамида. Пообещал в трудную минуту, если, конечно, она случится, поддержать дехкан…

…Сначала Гарип хотел пойти к дому Дерхана. Оттуда уже доносились выстрелы. Но пробраться туда не удалось. В кишлаке такое завертелось, чего Гарип уже давно не помнил. Пришлось поплутать по переулкам, лабиринтам дувалов. Он не знал, где находятся бойцы отряда самообороны, где горсточка царандоевцев. Да и как это было узнать? Но Гарип верил — они держатся, ведут бой. Вел его и сам Гарип. Правда, использовал при этом свою тактику — охотничью. Уже не одного бандита свалил он метким выстрелом. Действовал осторожно, бил из-за дувала, угла дома. А затем случай свел его с Гасаном. Вернее, Гарип не знал, что это был именно Гасан, даже не был с ним знаком. Лишь раз мельком видел парня с Хамидом. А теперь понял, что кому-то из своих трудно. И разве мог не прийти на помощь? Гарип подоспел в самый нужный момент, когда царандоевец, считай, уже находился в гостях у аллаха. Нще бы немного — и больше не было бы в кишлаке Гасана. Вместе и пробились к основным силам отряда самообороны.

…Кишлак продержался всего час. Дехкане не могли устоять под мощным натиском вооруженных до зубов душманов. Те ворвались в кишлак с двух сторон. Махмуд с Гафаром, Нуллою сняли остальные посты, дозоры — стремясь собрать остатки бойцов в один кулак, не дать бандитам уничтожить их по крохотным группкам. Это им почти удалось. Но что могли они сделать против такой массы душманов? Но все же держались. Трудно передать словами ту радость, которая охватила их сердца, когда в самый решающий момент пришла помощь.

Лишь немногим из бандитов удалось вырваться из огненного кольца. Да и то недалеко. Спасаясь от метких выстрелов, забежали в мечеть. Вот тебе и слуги аллаха, даже святым местом не дорожили, ворвались туда с оружием.

Гарип не стал дожидаться развязки, поспешил к себе. Нужно было выпустить дочек Дерхана, да и к нему самому наведаться. Но вышло все иначе. Встретил кузнеца Гафара, и тот такое рассказал, что, несмотря на возраст, Гарип побежал к дому Дерхана. Увиденное потрясло старика. Много в его жизни было потерь, но смерть Али, Зурфы и Хамида, как никакая другая, потрясла Гарипа. Долго ходил он по кишлаку, не замечая следов пожаров, разрушений, пятен крови на стенах дувалов. Так незаметно для себя оказался рядом с мечетью.

— Что, еще сопротивляются? — спросил у одного из бойцов, стоявшего в оцеплении.

— Сопротивляются, — кивнул тот. — Да мы и не пытались по-настоящему их оттуда выбить. Жалко людей терять. Может, поймут, что деваться некуда, сами выйдут. Ко всему мечеть. Не стрелять же в нее.

И тогда Гарип решился. Вспомнил всех, кого ночь отобрала у родных, близких, кто больше не выйдет в поле, к кирязам, и решился.

«Ведь люди все же, — думал он. — Неужели не поймут, что жизнь в их руках. Неужели не сделают единственно верный для себя выбор?»

Вслед ему неслись предостерегающие крики, его звали вернуться. Но Гарип упрямо шел туда, где засели душманы.

…Когда его окружили, Гарип не испугался. Начал говорить то, что хотел сказать, что желал донести до сердец этих заблудших, обманутых.

— Довольно крови. Покиньте мечеть. Смиритесь с тем, что вас ждет. А ждет трудное. Вас встретят не с объятиями и радостью. Вас опалит гнев и ненависть в глазах дехкан, — говорил старый Гарип. — Много бед и страданий принесли народу. Народ и решит, как с вами поступить. Доверьтесь ему. Это то самое, что спасет вас от гибели…

В удивительной тишине звучали слова Гарина. Тишина обрадовала его: значит, сумел тронуть, обнадежить, сказать что-то важное для потерявших надежду выжить людей.

— Подумайте, в кого вы стреляете, кого грабите? Таких же, как вы сами…

Гарип не договорил. Где-то совсем рядом раздался властный голос. Толпа расступилась, и Гарип оказался один на один с человеком, лицо которого было ему знакомо. Где-то он уже видел эти черные как смоль брови вразлет, нос с горбинкой, аккуратные усики и холодные глаза. Но где и когда?

— Что, не узнаешь? — донесся насмешливый голос. — А ведь когда-то ты не жаловался на свою память. Даже гордился ею. И на слова был скуповат. Почитал нашу мудрость: чем длиннее язык, тем короче жизнь. А теперь что? Как мулла речист…

— Башир-хан! — ахнул Гарип и невольно поклонился в приветствии. Но тут же спохватился, выпрямился. Смело посмотрел в глаза. — Покинь мечеть, не гневи аллаха, не проливай напрасно крови, — произнес он ломким от волнения голосом.

— Да, Гарип, изменила тебя новая власть, изменила, — покачал осуждающе головой тот. — Были времена, когда за трое суток охоты я от тебя и слова не слышал, а тут…

Башир почти вплотную приблизился к Гарипу.

«А ведь ты сам здорово изменился, — подумал старик, вглядываясь в главаря банды. — Обрюзг, лицом построжал, зверь в тебе проглядывается».

— Эй вы, там, в мечети! — прогремело в полумраке. — Слушайте все! Долго еще намерены отсиживаться? Подумайте о себе. Вы окружены…

— Махмуд! — прошептал Гарип, узнав голос партийного вожака.

— По местам! — прорычал Башир, и каждый из этой разношерстной толпы бросился в разные стороны.

— Стрелять только по моей команде! — крикнул вдогонку Башир. Посмотрев на Гарипа, недобро ухмыльнулся: — Зря сюда пожаловал, очень зря. — Оглянулся, поискал кого-то взглядом. — Саид! — позвал одного из бандитов. — Займись стариком. Он слишком долго здесь находился и слишком многое увидел.

— Башир, ты просвещал голову в разных странах, и тебе известно, что нет на земле силы, которая бы остановила восход солнца. Так знай, что нет и той силы, которая бы спасла тебя, стаю твоих шакалов.

Гарип хорошо видел, как вздрогнул, съежился от его слов главарь, быстро оглянулся.

— Твоя голова, старик, тоже не песком набита, — осклабился он. — И я помню, как ты мне давал советы, как учил жизни. Не забыл и строки корана, которые гласят: «Кто хочет, пусть теряет, кто хочет, будет неверным». Так вот, я не хочу терять то, что имел, не желаю оставаться неверным. И ради этого пойду на всё… — Башир уже не говорил — кричал. Последние слова адресовал Саиду: — Почему медлишь, осел?!

— Шевелись! — спохватился тот и ткнул Гарипа прикладом.

Гарип покачнулся, хотел сказать на прощанье что-то резкое, злое, но, скользнув взглядом по лицу бандита, поразился. Перед ним стоял один из царандоевцев, который не так давно вместе с Хамидом выслушивал его, Гарипа, когда он рассказывал им о случайной встрече с Ахмедом.

— Да как же это ты?.. — начал было Гарип, но не договорил, с презрением отвернулся.

— Выбрось его из мечети, — приказал Башир.

Стоявший у двери коротконогий душман замешкался.

— Быстрей! — рявкнул Саид и сам бросился к засову.

Гарип молча смотрел на дрожащие от волнения руки бандита.

— Как у вора, — вслух произнес и усмехнулся в лицо побагровевшему Саиду.

— Ну ты, — прошипел в ответ тот и сильным пинком вытолкнул старика из мечети.

…Солнце уже высоко поднялось над кишлаком. Но на его улицах стояла глухая тишина. Все вокруг будто вымерло. Нет, это только казалось. Жизнь брала свое. Она продолжалась, заявляла о себе далеким, едва слышным женским плачем, всплеском детского крика, лаем собак. Напоминала и тускло поблескивающими стволами автоматов, выглядывающими из-за стен дувалов, рябых от следов пуль. Оттуда на Гарипа с тревогой и надежной глядели десятки глаз. С тревогой потому, что старик находился рядом со смертью. С надеждой, веря, что, может, она не коснется его, не поднимется у душманов рука на человека, который желал им добра.

Гарип, опустив голову, сделал один шаг, другой, отдаляясь от мечети. Горько было у него на душе. Он зря рисковал, его не поняли, а значит, скоро снова прозвучат выстрелы и прольется чья-то кровь. И они прозвучали. Только намного раньше, чем Гарип ожидал. Ему оставалось пройти совсем немного, и он был бы в безопасном месте. Но Гарип медлил. Шел тяжело, словно нес на своих плечах огромный камень. А затем вдруг обернулся к мечети, шепча про себя проклятия тем, кто остался в ней, тому, с кем когда-то был близок, кого учил меткости стрельбы, законам охоты, но так и не смог научить законам жизни, человеческой доброте. И, наверное, эти проклятия были услышаны — в ответ ударили автоматные очереди. Стоившая веками мечеть покачнулась, поплыла перед глазами, устремляясь куда-то в лазуревую высь утреннего неба, и сам Гарип устремился вслед за нею.

К старику бросились из-за настороженных дувалов.

— Башир… Там Башир… — шептал он, чувствуя, как невидимая скала давит ему грудь. Последними усилиями попытался отодвинуть ее, приподняться и хоть на мгновение взглянуть, нет ли рядом любимого внука, посмотреть на его лицо, но так и не сумел…

* * *

— Гасан! Они выходят! Ты посмотри, Гасан, они сдаются! — взволнованно, словно не веря себе, прокричал Махмуд.

— Ты посмотри… — звал звонкий от напряжения голос Махмуда.

Спрыгнув с брони, Наби взглянул в сторону мечети. Потемневшая от времени, дождей и дыхания «афганца», массивная дверь уже была распахнута настежь, из нее поодиночке выходили душманы. Неуклюже подняв над головой руки, глядя себе под ноги, они с опаской приближались к дувалам, каждое мгновение ожидая выстрелов.

— Один, два, три… — монотонно считал учитель Нулла.

— Вот и всё, — устало вздохнул Наби и спиной прижался к нагретой солнечными лучами броне. — Кишлак может жить спокойно. Да и нам в самый раз отдохнуть. Такая ночь позади.

Он прикрыл глаза.

— Что с вами, товарищ старший лейтенант? — с тревогой в голосе спросил сержант Ильюх.

— Ничего, — успокоил его Наби.

— Может, воды? — участливо спросил Кичко, и Акрамов увидел перед собой брезентовый чехол фляжки.

— Спасибо, ребята, — улыбнулся Наби. — Просто мне кое-что вспомнилось…

А вспомнилось ему многое. И прежде всего — минувшая ночь. Черная для дехкан и такая трудная для его подчиненных… Он выполнил приказ комбата. Помог Гарнику, которого трижды атаковали душманы. Не оставил в беде и сам кишлак…

И еще вспомнилась Наби первая встреча с Аслановым. Не случайно вспомнилась. О ней напомнило не только последнее письмо от бывшего комбата, в котором тот слал ему привет, напомнила и минувшая ночь.

— То, что сами решили начать службу здесь, в Афганистане, хорошо, — говорил Асланов, цепко всматриваясь в почти мальчишеское лицо лейтенанта, погоны которого еще не выжгло жгучее солнце полигонов. — Мне тоже по душе трудности. С них и сам начинал офицерскую биографию. Они раскрывают человека во всей полноте. И не с годами, а сразу. Месяц-другой, и человек как на ладони. Кто сильный, кто слабый, кто горит, а кто тлеет. Но здесь трудности особые. Они называются одним словом — специфика. Сложная, скажу, эта штука. Сразу все и не объяснить. Нужно время. Оно у нас будет. А пока знай, здесь все иначе. И ритм жизни иной, и ход занятий другой. Боевые приказы намного короче, ибо порой времени в обрез, а марш-броски значительно длиннее. Специфика, лейтенант, специфика. И время «Ч», о котором столько вам говорили на занятиях, не всегда известно. Оно может наступить в любую минуту, ибо в любую минуту может ударить из темноты, из-за скалы или бархана выстрел. Это время «Ч» должно быть у каждого из нас, несущих здесь службу. О боеготовности говорю, лейтенант, о внутренней боеготовности каждого — офицера и солдата. О готовности в любой миг отразить удар.

Уже больше года нет в батальоне Асланова. Но не раз вспоминал его уроки Наби. Да разве он один? Вспоминал и его слова о времени «Ч». Впрочем, не только вспоминал — испытывал на себе. Они гремели, эти бандитские выстрелы, частенько. Но в ответ раздавались другие — выстрелы подчиненных Акрамова. Срабатывало то самое время, о котором говорил Асланов, срабатывала постоянная готовность советских воинов встретить опасность. Так было и в минувшую ночь…

…Первым к душманам бросился Гасан. Наби видел, как он подбежал к широкоплечему, в рваном халате бандиту, схватил здоровой рукой за плечи и, рванув на себя, что-то требовательно прокричал. В ответ было молчание. В ответ на Гасана смотрели затравленно. Гасан кинулся к другому, к третьему. Но вновь натыкался на испуганные, молчаливые взгляды.

— Нет, вы скажете! — срывая с плеча автомат, с искаженным от ярости лицом, прокричал Гасан. — Вы сейчас все скажете…

— Гасан! — сурово окликнул Махмуд. — Прекрати! Назад!

— Что — Гасан? — взъярился тот. — Зачем мне эти молчаливые ослы, у которых копыта в крови? Мне нужен Башир. Всем нам он нужен. Но его здесь нет.

— Они не скажут, — успокоил его кузнец Гафар. — Ты же видишь, они ничего не знают.

— А что тогда они знают? — вскипел Гасан. — Как поджигать школы, как подбрасывать мины и взрывать мачты электропередач, убивать, разрушать?

Гафар с Нуллой переглянулись.

— Не горячись, Гасан, — сказал учитель. — Усмири свою злость. Пойдем отсюда. Прошу тебя, пойдем…

— Ну что, — кивая в сторону бывших душманов, произнес Махмуд, обращаясь к командиру батальона. — Принимай под свою ответственность, а нас ждут дела. Большие дела.

* * *

— Но может, его в мечети и не было? — усомнился Наби.

— Был, — твердо произнес Махмуд. — Я старому Гарипу верю. Он лишнего не скажет. Даже на пороге смерти сумел нас предупредить.

— Но где же он может спрятаться? Кишлак дважды прочесывали.

Махмуд посмотрел на Акрамова, невесело усмехнулся:

— Здесь Башир. Как змея затаился. Знает, что его ждет, если попадет к нам в руки. Думаешь, на кишлак случайно напал? Нет, чувствуя близкий конец, хотел напоследок отомстить. Сколько раз мы ему давали отпор, сколько раз он на нас обжигался, вот и затаил злобу. Да, наверное, и с вами решил свести счеты…

— Вряд ли, — возразил Наби. — Скорее, ему некуда было деться. Зажали его со всех сторон, вот и вышел на кишлак. А когда спасаешь свою шкуру, обо всем забываешь. Лишь бы самому уцелеть.

— Нет, — махнул рукой Махмуд. — Надо знать Башира. На все готов пойти, лишь бы отомстить. Ни перед чем не остановится. Но не беда. Он в наших руках. Его ищут повсюду. И увидишь, еще не зайдет солнце, как Башира найдут.

Они шли узкой улицей, которая то обрывалась у темного пятна пожарища, то вновь вилась вдоль серых, однообразных дувалов. Позади Махмуда и Наби, след в след, не спеша, настороженно глядя по сторонам, двигались Кучкаров и Кичко.

Махмуд предложил Акрамову пройтись по кишлаку. Хотел показать, что натворили душманы, а заодно выбрать место для будущей школы.

— Сами ведь говорили, что жизнь продолжается и надо спешить, — сказал он Наби. — Так не будем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. А дел предстоит столько, что голова кругом идет. Но мы решили начать со школы.

Кишлак постепенно наполнялся гомоном голосов. Он словно просыпался от долгой спячки. Но увиденное холодило людские сердца.

— Только бы нам не мешали жить, только бы не гремели выстрелы, — возбужденно говорил Махмуд. — Через год ты бы не узнал кишлак. Будет новая школа, будут новые улицы. Их назовем именами тех, кто отстаивал новую власть — Хамида, Дерхана, Гарипа. И площадь будет. Ее назовем площадью шурави…

Махмуд не договорил, словно захлебнулся. Наби оглянулся на секретаря партийной организации и замер. Схватившись рукой за бок, тот медленно оседал на землю.

— Командир! — всплеснулся за его спиной тревожный крик Кичко, и в следующее мгновение от сильного удара он рухнул рядом с Махмудом. Падая, успел заметить, как в двух десятках метров, где кончался дувал, сереет облачко от недавнего выстрела. И еще увидел три тени, метнувшиеся к ветхой мазанке, вросшей в землю пустыми окнами.

— Душманы! — крикнул Кичко. — И откуда они взялись?

…Махмуда Бари Наби поручил Кучкарову. Сам же с Кичко короткой перебежкой достиг дувала, прижался к его шершавой стене. От недавнего падения саднило плечо. Акрамов с досадой посмотрел на сержанта. Ну и силен Кичко, мог бы и поаккуратней толкнуть.

Затаив дыхание, они не сводили глаз с мазанки, ожидая выстрелов, готовые открыть огонь. «Неужели это те, из мечети? Неужели это Башир?» — думал Наби.

Две длинные автоматные очереди, сливаясь в одну, раскололи тишину. Следом ударила третья.

— Вон откуда бьют, — показывая стволом автомата, прокричал Кичко.

Но Акрамов и сам видел чернеющую в стене дыру.

— Гранатой бы туда, — услышал Наби рядом возбужденный голос Кучкарова.

— Почему здесь? Я ведь оставлял вас с Махмудом…

— С ним все в порядке, — подползая, сообщил Кучкаров. — За дувалом спрятал — и к вам.

Наби не стал выговаривать, не до того было. Он думал, как выйти из создавшегося положения, что предпринять. За спиной пустела улица. Но где-то вдалеке уже слышался топот десятков ног. Это, услышав выстрелы, к ним спешили на помощь. Можно было дождаться подкрепления, за дувалом не страшны пули. Но Наби представил, как сейчас улицу заполнят люди. Они бросятся сюда на выстрелы и сами, не зная, где их ждет опасность, попадут под смертельный огонь. Из черного проема вновь прогремели автоматные очереди. Решение созрело мгновенно. Но оно не было стихийным, случайным. К нему старший лейтенант Наби Акрамов шел всю свою недолгую жизнь. Готовился, слушая рассказы отца — опытного офицера, проходя закалку в школе ДОСААФ, в военном училище, командуя взводом. Это было не просто решение, а проявление характера — твердого, мужественного характера настоящего советского человека, патриота, интернационалиста, который во все времена не могли понять враги.

…Голоса людей становились все ближе. Еще минута-другая, и спешащие на помощь товарищи упадут, скошенные выстрелами бандитов.

Наби почувствовал на себе напряженные взгляды Кичко и Кучкарова. Они тоже поняли сложность ситуации. Они знали, что уже поздно бежать назад, предупреждать об опасности, и ждали решения командира.

— Прикройте! — скомандовал Наби и метнулся к мазанке.

Не добежав, на ходу бросил гранату. Считанные секунды лежал на показавшемся таким горячим песке, всем телом ощущая, как вздрогнула и закачалась от взрыва земля. А еще через мгновение неведомая сила подняла его и бросила туда, в зев черного проема, откуда валили клубы дыма и где ждала неизвестность. Уже проваливаясь в пугающую пустоту, он почувствовал, как рядом мелькнули до боли знакомые и родные лица Кичко и Кучкарова…

…Из троих бандитов в живых остались двое. Их вытащили бойцы отряда самообороны. Гасан даже не взглянул на них. Он долго смотрел на Акрамова, словно видел впервые. А затем крепко обнял Наби и прошептал что-то горячее, так и не понятое Акрамовым.

— Что с Махмудом? — вытирая рукавом куртки черное от копоти лицо, спросил Наби, еще тяжело дыша.

Рядом стояли живые и невредимые Кичко и Кучкаров.

— Тяжело ему, — ответил Гасан. — Но скоро он будет с нами.

Гасан вдруг отшатнулся и подскочил к сгорбившемуся душману.

— Ты?! — только и процедил сквозь зубы. — Я знал, что встречусь с тобой, Сайд, верил в это. И ты запомнишь нашу встречу…

Наби отвернулся и уловил на себе пристальный взгляд второго душмана. Пригляделся и невольно вздрогнул — перед ним стоял Башир. Наби не поверил своим глазам.

— Ты счастливый, шурави, — донесся до него полный злобы голос. — Счастливый. Только надолго ли?

И Наби понял, что не мог ошибиться.

— Что это он? — с недоумением спросил Гасан, кивая на душмана.

— Как видишь, знакомого встретил, — ответил после недолгого молчания Акрамов. — Того самого Башира…

— Башира?! — ахнул Гасан. — Ты не ошибся?! Точно Башира?!

В считанные мгновения царандоевец оказался напротив бывшего главаря.

— А ведь точно — Башир! — воскликнул он звенящим от ненависти голосом. — Вспомнил фотографию.

Высоко подняв руки, Гасан прокричал:

— Эй, люди, спешите сюда! С Баширом покончено! Вот он перед вами…

Гасан собирал дехкан, что-то горячо, взахлеб им рассказывал, объяснял, но Наби уже не слышал. В его памяти всплыл далекий знойный день, развилка дороги возле арыка, исчезнувший в белом мареве караван. Кажется, это было только вчера, а прошло уже столько времени…

Наби поспешил к раненому Махмуду, к своим подчиненным. Только теперь он с удивлением заметил, что тени от дувалов стали совсем короткими и солнце давно стоит в зените, готовое вот-вот покатиться за парящие в легкой дымке гребни далеких гор. «Ничего, — подумалось Наби, — завтра оно вновь взойдет. Завтра снова наступит утро, его сменит день. Пусть же он будет для кишлака без выстрелов. Да и сколько можно взрывать тишину. Она так нужна всем».

Он шел и не знал, что впереди новые испытания, новые дни и ночи, полные тревог. И так будет до самого последнего дня его службы в Афганистане…

* * *

Наби так и не понял, кто произнес эти слова. Кучкаров? Ильюх? Аманбеков? Или всегда невозмутимый Кичко? А может, их сказал только что пришедший в роту рядовой Айжанов, чей восторженный взгляд Наби не раз ловил на себе? Чувствуя, как тугой комок подкатил к горлу, Акрамов в который уже раз оглядел строй теперь уже бывших его подчиненных. Так же долго, пристально, словно стараясь на всю жизнь запомнить каждое лицо, оглядывал строй когда-то капитан Дорожкин, прежде чем покинуть роту.

Он мог бы ответить так же беззвучно и верил, что его обязательно бы поняли. Как понимали всегда в ходе службы, в минуты опасности, задушевного разговора. Но не стал этого делать.

— Я вас не забуду! — сказал громко, так, чтобы его могли слышать на флангах.

И от этих слов, этого последнего признания командира строй вздрогнул, будто прозвучала чья-то команда, качнулся вперед, словно стремясь тесным кольцом окружить ротного и больше не отпускать от себя…

— Из кишлака что-то задерживаются, — поглядывая на часы, с беспокойством произнес Куприн. — Обещали прийти попрощаться, а времени у нас уже в обрез.

— Они не придут, — с грустью глядя на бывшего своего заместителя, сказал Наби. — Я сам утром у них побывал. Прошелся по новенькой школе, поговорил с учителем Нуллой, встретился с Гасаном, Махмудом. Гасан настоящий человек. Внука Гарипа взял к себе. Сегодня в партию его принимают. Ты найди возможность — поздравь парня…

Наби сдержал слово, которое дал на пыльном плацу палаточного гарнизона. Не забыл своих бывших подчиненных — боевых друзей. Помнит и сейчас, у кого он учился и кого сам учил ратному мастерству, верности интернациональному долгу. Но особенно ярко, зримо и взволнованно он вспомнил всех поименно, когда ему вручали Золотую Звезду Героя. Этого высокого звания бывший воспитанник ДОСААФ, коммунист, теперь уже капитан Наби Акрамов удостоен за мужество и героизм, проявленные при выполнении интернационального долга в Демократической Республике Афганистан.
Примечания
1

Я дочь богатого крестьянина (нем.). — (Прим. авт.)

(обратно)
2

Хурджин — дорожная сумка (дари). — (Здесь и далее — прим. авт.).

(обратно)
3

Чапан — халат (дари).

(обратно)
4

Кяфир — негодяй, злодей (дари).

(обратно)
5

Дрыш! — Стой! (дари)

(обратно)

Оглавление

МИХАИЛ ИЛЬИН . КАК ПАХНУТ ПОДСНЕЖНИКИ ПЕРЕД АТАКОЙ

Из записей в полевых книжках

ОБ АВТОРЕ ЭТИХ ЗАПИСОК

ЮЖНЕЕ ОЗЕРА ИЛЬМЕНЬ

СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ

Первый бой. Взятие Больших Дубовиц

Коварная «кукушка»

Горячий Демянский котел

Как на сопке Заозерной…

«Вралишен Тарабахтер»

Венок на могилу моих павших товарищей. Один перед амбразурой

Плен хуже смерти

На болотном островке

Танк в ловушке

В волчьей пасти

Факельщики

«Непобедимые» в плену

Тыл — фронт

Падение Зеленого рубежа

Крик филина и музыка Баха

3-Й БЕЛОРУССКИЙ ФРОНТ

В Восточной Пруссии

Новогодний фейерверк

Испорченный обед

Охота на «пантер»

ФИНАЛ. 1-й ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЙ ФРОНТ

Самый край нашенской земли

Акула

Конец кровавого атамана

Маньчжурские впечатления

ЗЕМЛЯКИ НА ВОЙНЕ

Последние дни Ивана Сидоренко

Летчик на земле

ВАСИЛИЙ ВИШНЯКОВ . ТАНК, ОБОГНАВШИЙ ВРЕМЯ

Пролог

Глава вторая. Старый конструктор

Глава третья. Думайте все!

Глава четвертая. Будем делать новый танк

Глава пятая. Гвадалахара, Гвадалахара…

Глава шестая. На двух полигонах

Глава седьмая. Ночь главного конструктора

Глава восьмая. Снежный рейс

Глава девятая. Звездный час

Глава десятая. Последние дни

Вместо эпилога

Василий Кукин . ОТ ПЕРВОГО И ДО ПОСЛЕДНЕГО ВЫСТРЕЛА

ЗА ПОЛЧАСА ДО ВОЙНЫ

ШАГНУВШИЕ В БЕССМЕРТИЕ

В ТОТ ТРУДНЫЙ ДЕНЬ

ГЛАВНАЯ БАТАРЕЯ

ГЛУБОКИЙ РЕЙД

НА ВОЛГЕ И ПОД КЕРЧЬЮ

Будет связь!

Дерзкий прорыв

«Снаряды еще послужат»

СТАРШИЙ СЕРЖАНТ ЖЕНЯ

НАВЕЧНО ПРАВОФЛАНГОВЫЙ

НЕПОКОРЕННЫЙ ДОТ

ПАРЕНЕК ИЗ МОРДОВИИ

ЗОРИ НАД БУГОМ

ПОСЛЕДНИЕ МЕТРЫ ВОЙНЫ

НИКОЛАЙ МАСОЛОВ . МАШЕНЬКА С ДОМНИКОВКИ

На поле брани

На заброшенной мельнице

Пробираясь к своим

У старого пасечника

Смелая разведка

Влюбчивый обер

Девичьей кровью омытые

Поединок

ФЕДОР КАЛАШНИКОВ . ПАРТИЗАНСКИМИ ТРОПАМИ

ЗИНАИДА ИЛЬИНА . КОМИССАР ВЕРА

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВ . В СНЕЖНОМ ПЛЕНУ

1

2

4