СӘтбаевтану оқу-әдістемелік құралы (хрестоматия) Павлодар Кереку 2009 (574) ббк 72(5каз)я7 с 23 С. Торайғыров атындағы пму-нің тарих және кұқық факультеті әдістемелік кенесінің отырысында басуға ұсынылды Пікірсарапшы

Дорогой Каныш Имантаевич, посылаю Вам, как мы условились, главы, посвященные советскому периоду: гражданской войне, восстановительному периоду, индустриализации. Завтра пришлю остальные: коллективизация, вторая и третья пятилетки.

Публикуется впервые.

Из отчетов диалектологической экспедиции 1939 г. Казахстанскому филиалу Академии наук СССР было известно имя старейшего сказителя песен о сорока крымских богатырях. Но по известной причине никаких мер со стороны филиала по записи этих песен не было принято.

О происхождении песен о сорока крымских богатырях старый Мурун-Жирау сообщает следующее: первым творцом этих песен был известный в истории казахского народа легендарный Сыпра-Жирау, живший приблизительно 500 лет тому назад. Сыпра-Жирау передает свое творение представителю нового поколения Абиль-Жи-рау; от него они стали известны Нурун-Жирау, у которого перенял их представитель четвертого поколения Мурун-Жирау, но у него нет последователей.

Единственным путем полной записи сказаний Мурун-Жирау является стенограмма, но необходимых условий для этого в г. Шевченко нет.

Н. Т. САУРЛАНБАЕВ

Оп. 4. Д. 91. Л. 22-27. Отпуск. Машинопись.
Из докладной записки К. И. Сатпаева секретарю ЦК КП(б) Казахстана тов. С. И. Круглову о составе редакционной коллегии 3-го издания 1-го тома «Истории Казахской ССР»

Во исполнение постановления бюро ЦК КП(б) Казахстана от 10/IV-1951 г. «О статье в газете «Правда» "За марксистско-ленинское освещение вопросов истории Казахстана"» Президиумом Академии наук КазССР 10 мая с.г. было принято развернутое решение о ликвидации в ближайшее время последствий буржуазно-националистических ошибок в освещении вопроса феодально-монархического движения султана Кенесары Касымова. На том же заседании Президиумом АН КазССР был утвержден представленный Институтом истории, археологии и этнографии АН КазССР план подготовки 3-го издания 1-го тома «Истории Казахской ССР» и персональный состав его авторского коллектива.

Президиум АН КазССР обязал Институт истории, археологии и этнографии издать к концу т.г. краткий проспект 1-го тома «Истории КазССР», организовав его обсуждение с привлечением научных учреждений Москвы, Ленинграда и других научных центров Союза.

Подготовка к изданию 1-го тома должна быть закончена к июлю 1952 г.

К сведению сообщаем, что состав редакционной коллегии 2-го издания 1-го тома «Истории КазССР» был утвержден бюро ЦК КП(б) Казахстана в количестве 9-ти человек, из них 5 чел. (тт. С. Б. Баишев, И. О. Омаров, А. М. Панкратова, С. Н. Покровский, С. В. Юшков) оставлены в рекомендуемом нами составе редакционной коллегии 3-го издания 1-го тома «Истории». Тов. Нусупбеков А. Н., который был в составе ред. коллегии 2-го издания 1 тома «Истории КазССР» не рекомендуется нами исключительно по деловым соображениям, поскольку его основной научной тематикой является период Великой Отечественной войны. Кроме А. М. Панкратовой и С. В. Юшкова все остальные члены ред. коллегии постоянно работают в Алма-Ата.

Ответственными редакторами 3-го издания 1 тома «Истории Казахской ССР» рекомендуются тт. И. О. Омаров, С. Н. Покровский и С. В. Юшков.

Прежний состав ответственных редакторов состоял из 2-х человек (тт. И. О. Омаров, А. М. Панкратова).

Новый состав ответственных редакторов нами рекомендуются из 3-х человек, исходя из деловых соображений, а именно: И. О. Омаров — обеспечит необходимое партийное-политическое направление нового издания и повседневную связь ред. коллегии с аппаратом ЦК КП(б) Казахстана, С. М. Покровский — как руководитель Института и непосредственный организатор авторского коллектива, С. В. Юшков — как высококвалифицированный специалист по дореволюционному периоду истории Казахстана.

1951 год, 31 июля
Директору Института хирургии Академии наук Казахской ССР члену-корреспонденту Академии наук тов. Сызганову А. Н. копия: Начальнику хирургического республиканского госпиталя для инвалидов Отечественной войны тов. Гинзбург Я.Е.
Ко мне обратился с ходатайством инвалид Отечественной войны Иманкулов А. А. На войне он был контужен в лицо, и ему ампутировали нижнюю челюсть. В результате отсутствия зубов, как он пишет, у него начались болезни желудка. Облздрав Южно-Казахстанской области, куда он обратился, направил письмо в республиканский госпиталь для инвалидов Отечественной войны для принятия необходимых мер. Как пишет тов. Иманкулов, до сих пор нет вызова на него от вышеуказанного госпиталя.

Прошу оказать возможную помощь тов. Иманкулову А. А. путем вызова его на лечение в республиканский хирургический госпиталь, согласно представления Облздравотдела Южно-Казахстанской области.

Адрес тов. Иманкулова: ст. Туркестан, ул. Широкая, дом № 5.

О принятых Вами мерах прошу поставить в известность меня и тов. Иманкулова.

К. И. Сатпаев
Уважаемый товарищ Иманкулов!

Сообщаю, что Ваше письмо я получил. В ответ на Вашу просьбу мною послано письмо директору Института хирургии Академии наук КазССР и начальнику хирургического госпиталя для оказания Вам помощи в лечении (копия письма прилагается).

В случае задержки вызова со стороны начальника хирургического республиканского госпиталя, прошу Вас поставить меня в известность для ускорения разрешения Вашей просьбы.

Депутат

1951 год, 3 октября

За последнее время некоторыми товарищами поднимается вопрос относительно моего участия в переизданном в 1927 году Центральным издательством народов СССР, в г. Москве варианта Сказания об Едиге на казахском языке... Причиной, побудившей меня заняться тогда Сказанием об Едиге, было мое общее увлечение материалами устного народного творчества в 1920-1924 гг., в период моей работы народным судьей в Баян-Аульском районе и в ранние годы студенчества. Бывая часто и подолгу в степи в годы судейства (1920-1921), по болезни и студенческим практикам (1922-1924), я в те годы с значительным интересом собирал и записывал образцы устного народного творчества казахов. О некоторых из них писал даже статьи в газетах. В эти же годы я урывал время и для ознакомления с некоторыми из выдающихся образцов народного фольклора, по материалам, хранящимся в Сибири и богатой библиотеке Томского государственного университета. Среди них, своим богатством языка, образностью стихотворных форм и обилием историко-этнографического материала меня особенно поразило Сказание об Едиге, в варианте, записанном Ч. Валихановым и позже опубликованным проф. П. М. Мелиоранским. Особо примечательно было при этом то, что в этом варианте совершенно опущены эпизоды войн Едиге против Руси и Литвы, и весь сюжет Сказания целиком посвящается междоусобной борьбе внутри Золотой орды, между ханом Тохтамышом и Едиге.

Предисловие к рассматриваемому Сказанию об Едиге, изданному в 1927 году, было составлено мною на казахском языке. Я его сейчас с возможной точностью и полнотой перевел также и на русский язык. Таким образом, можно полностью ознакомиться с его содержанием, как в оригинале, так и в переводе на русский язык. Как можно легко увидеть, в нем я старался, сколько возможно, осветить историю собирания и опубликования рассматриваемого варианта Сказания об Едиге, значение его для языковедения, литературы и истории, сравнение образов истории, сравнение образов исторического и фольклорного Едиге в варианте рассматриваемого Сказания, сопоставление ряда фактов и эпизодов, упоминаемых в Сказании с историческими фактами, равно, как старался дать анализ образа фольклорного Едиге (а не исторического Едиге, как о том специально подчеркнуто в тексте Предисловия) — как образа положительного героя в устном народном творчестве казахов.

К. И. Сатпаев 1951 год, 8 октября

Эти пояснения я был лишен возможности дать на самом заседании бюро горкома, поскольку вплоть до заседания бюро горкома я абсолютно не знал не только о выводах, но и о существовании самой комиссии горкома партии по проверке деятельности парткома Академии наук КазССР. Хотя эта комиссия (по-видимому под руководством т. Попова) и занималась комплексной проверкой деятельности всей Академии наук, но никто из членов этой комиссии почему-то не счел нужным хотя бы кратко побеседовать со мной, как с руководителем Академии наук. Это в то время, когда, как правильно указывал в своем выступлении тов. Багаев, весь содоклад тов. Попова целиком посвящался по существу анализу недостатков только научно-исследовательской и научно-организационной деятельности Академии наук КазССР.

Начну с вопроса о себе. Проведя беспримерную проверку деятельности Академии наук («комплексную», как Вы характеризовали ее в своем заключительном слове) без ведома и объяснений ее руководителя, тов. Попов, как видно из его содоклада, проявил беспримерную же скрупулезность в подсчете того, на скольких заседаниях парткома в 1951г. принимал личное участие Президент Академии наук. Эти цифры тов. Попов приводил, по-видимому, в качестве своеобразного критерия якобы зазнайства Президента. Пишу «своеобразным» потому, что насколько я понимал до сих пор мерой оценки морального облика человека является его отношение к работе и к окружающим людям, т.е. его конкретные дела, а не голый статистический подсчет числа посещенных им заседаний, даже и парткома, во-вторых, тов. Попову следовало, раз он решил серьезно заняться этим вопросом, получить и мое личное объяснение по нему. Тогда бы он узнал, что из 7-ми месяцев т/г (1/1-1/VIII) я в общей сложности только 76 дней находился в Алма-Ата, а 135 дней находился вне Алма-Ата (в Москве, Рудном Алтае, Таджикистане). Следовательно, из 24 заседаний парткома за 1-й месяцев текущего года - по крайней мере 13 заседаний проходили в период моего отсутствия в Алма-Ата. Из 8-ми заседаний парткома, проходивших в дни моего пребывания в Алма-Ата, на 4-х из них я присутствовал по данным самого тов. Попова (лично я счета этому делу, признаться, не вел). С другой стороны, помимо руководства Академией я одновременно являюсь и директором крупнейшего ее Института геологических наук, где непосредственно руковожу разработкой 3-х крупных комплексных научных тем (изучение железорудных и марганцевых месторождении, медистых песчаников и свинцовых месторождений Казахстана). Ввиду перегруженности моего времени, а также ввиду того, что партийная организация Академии наук имеет, как известно, «наркоматский», а не «производственный» тип, мы имели договоренность с тов. Ефимовым (причем, по его же инициативе) о том, что он ставит меня в известность о тех заседаниях парткома, где мое присутствие является необходимым. Я не знаю, почему об этом не сказал на бюро сам тов. Ефимов. До сих пор я в точности соблюдал эту договоренность и считал, что поступаю правильно. Как я уже сказал на бюро горкома, критику по этому вопросу я полностью учту в дальнейшем, цель же моего объяснения по этому вопросу заключается единственно в том, чтобы в свете изложенных выше объективных фактов, указать на полное отсутствие с моей стороны элементов какого-либо игнорирования партийной организации Академии наук.

1951 год, 21 августа

Секретарю ЦК КП(б) Казахстана товарищу Ж. Шаяхметову

Должен отметить, что в 1917-18 гг. я действительно жил, так сказать, в окружении буржуазных националистов. Но от алашординского смрада меня в те годы, к моему величайшему счастью в дальнейшем, спасло мое фанатическое стремление тогда к получению высшего образования. Все свободное мое время уходило тогда на усиленную самоподготовку к экзамену на «аттестат зрелости», что, после семинарского образования, требовало весьма солидного пополнения моих знаний по математике, латыни и иностранным языкам.

Когда и почему я занимался изучением устного народного творчества казахов, как и где была опубликована указываемая автором книжка об Едиге, где имеется мое предисловие, — я уже указал в своем предыдущем письме на имя тов. Ж. Шаяхметова от 8/Х-с/г, написанном еще до ознакомления с текстов клеветнического письма, на которое и даю ниже необходимое объяснение.

Книжка об Едиге с моим предисловием издана «не почти сразу же по установлении Советской власти», как пишет автор письма, а спустя целых десять лет после этого события; издана была эта книжка не «украдкой» и не где-нибудь «на периферии», а в Центральном издательстве народов СССР в г. Москва.

Как я указывал и в предыдущем своем письме — эта книжка явилась плодом моего, в общем, кратковременного увлечения фольклором казахского народа в ранние годы. Сказание об Едиге, как об этом ясно сказано в составленном мною предисловии, привлекло тогда мое внимание, главным образом, богатством и образностью своего языка. Меня также увлекала и та высокая оценка, которая давалась этому сказанию со стороны таких авторитетов, как Ч. Валиханов и проф. П. М. Мелиоранский.

Я лишь переписал, строго по варианту Валиханова-Мелиоранского, это сказание на основе современной казахской орфографии, исправил концовки некоторых стихов, снабдил предисловием и прислал рукопись в Москву, в адрес Центрального издательства народов СССР. Там ее и опубликовали в 1927 г. С тех пор и поныне, по причинам, указанным в предыдущем письме, я больше уже не возвращался к вопросам казахского фольклора.

Я никогда и не пытался «скрывать» эту книжку. Считаю смешным и глупым утверждение автора письма об этом. Считаю так по той простой причине, что она, эта книжка, издана в советское время и в одном из центральных советских издательств. В перечне своих научных и научно-популярных работ, составляемых мною до 1944 г., я вообще не указывал свои работы, не относящиеся к проблемам геологии. О том же, что никогда эта книжка «не замалчивалась» и «не скрывалась» ясно видно, например, из трудов Юбилейной сессии Казахского филиала АН СССР, изданных в 1943 г., где на стр. 202, в докладе И. И. Мещанинова и Е. Исмаилова «Об итогах изучения казахского языка и литературы за 25 лет», написано буквально следующее: «Большую ценность представляет научное издание поэмы «Ер-Едиге» под редакцией и с предисловием Каныша Сатпаева (издано в Москве в 1927 г.), где он дает впервые после Чокана Валиханова обстоятельный анализ и научные оценки гениальному созданию казахского народа — поэмы «Едиге».

О крупных ошибках, имеющихся в составленном мною предисловии к этой книжке, я уже указал в предыдущем своем письме. Следует подчеркнуть, что они, эти ошибки, особенно ясны и рельефны сегодня, в свете исторических решений ЦК ВКП(б) по идеологическим вопросам, в частности после решения ЦК ВКП(б) от 1944 г. о работе Татарского обкома партии, где конкретно осуждена реакционность поэмы об Едиге, в особенности в свете ленинских указаний о двух культурах в культуре любого классового общества. Но в те годы я, исключительно в результате незнания ленинских указаний, не увидел этих ошибок в своем предисловии к сказанию об Едиге. Крупнейшей же ошибкой в этом предисловии, как указано в предыдущем моем письме, было выделение какой-то группы мудрых ханов и причисление сюда султана Кенесары Касымова. В те годы, когда писалось мое предисловие, вопросы истории Казахстана совершенно не были разработаны с позиции марксистско-ленинской науки, что приводило к тому, что указанные выше ханы Едиге, Аблай, Кенесары Касымов — многими трактовались как положительные деятели. Что в этом моем предисловии не имелось какой-то «преднамеренной и сознательной контрреволюционной идеологии», как пишет автор письма, неопровержимо доказывает, как мне представляется, — вся моя последующая 25-летняя трудовая жизнь как специалиста и советского гражданина.