отношениях смотрел снизу вверх: он был старше, увереннее и опытнее. Он
больше открывался миру и больше принимал его. Помню, мне приснился
сон, как мы с Джошем сидим в джакузи (да, это странно) и я говорю: «Мне
очень грустно, что ты умер». А он рассмеялся. Не помню точные слова, но
это было что-то вроде: «Зачем ты беспокоишься, что я умер, когда сам
боишься жить?» Я проснулся в слезах.
Сидя на мамином диване тем летом и глядя в пустоту — в бесконечное и
непостижимое ничто, где когда-то была дружба Джоша, — я вдруг осознал:
если нет причин делать что-либо, нет и причин ничего
не делать и, коль
скоро все мы умрем, нет оснований уступать страху, смущению и стыду
(ведь все они — ничто); избегая почти всю свою короткую жизнь
болезненных и дискомфортных для себя вещей, я, по сути, не жил.
Тем летом я отказался от «травки», сигарет и видеоигр. Я забросил
глупые фантазии о том, как буду рок-звездой, ушел из музыкальной школы и
записался на курсы при колледже. Я стал ходить в спортивный зал и сбросил
вес. У меня появились новые друзья. У меня появилась первая девушка.
Впервые в жизни я по-настоящему делал домашние задания и с удивлением
понял, что могу получать хорошие оценки, если захочу. Следующим летом я
поставил себе задачу прочесть за пятьдесят дней пятьдесят познавательных
книг — и сделал это. А еще через год я перевелся в отличный университет на
другом конце страны, где впервые в жизни преуспевал: и в учебе, и в
общении.
Гибель Джоша оказалась рубежом, который разделил жизнь на «до» и
«после». До трагедии я был замкнутым, инертным и закомплексованным
подростком, который вечно беспокоится о том, что думают о нем
окружающие. После трагедии я постепенно стал совсем другим:
ответственным, любознательным и трудолюбивым. Определенные
комплексы остались (кто может избавиться от них насовсем?), но отныне у
меня появились вещи более важные, чем комплексы и весь багаж
неуверенности. И это изменило все. Как ни странно, смерть другого
человека дала мне силы жить. И миг, который, возможно, был худшим в
моей жизни, принес и наибольшую перемену.
Смерть пугает нас. А поскольку она пугает нас, мы стараемся не
говорить и не думать о ней, даже если умирает близкий человек.
Но как ни странно, задним числом становится ясно: смерть — это свет,
который позволяет оценить и измерить тень всякого жизненного смысла.
Без смерти все было бы незначительным и случайным. Все ценности и
критерии были бы пустыми.
Достарыңызбен бөлісу: