Тура́р Рыску́лов
жүктеу/скачать 2,96 Mb.
|
новейшая история казахстана
| В районе города Алексин оборону держал 843-й стрелковый полк дивизии, в котором служил сын легендарного батыра казахского народа Амангельды Иманова – рядовой автоматчик Рамазан Амангельдиев." [6][7][8][9]Газиз Абишев, Под Знаменем Родины, Воениздат, 1967, 212с.
Разведчики дивизии установили, что 260-я немецкая дивизия перебрасывается на серпуховское направление. Командир дивизии Г. П. Коротков[7] на основе этих разведданных приказал перебросить на этот участок фронта 843-й стрелковой полк и первый дивизион 173-го гаубичного полка. Как только они прибыли в указанный им район, они тут же вступили в бои за село Воронино.[6] Солдаты лейтенанта М. Раджабова ворвались в село и завязали рукопашную. Дрались ожесточенно. Били прикладами, кололи штыками, душили руками. На другой день вновь сильный удар противник нанес по роте лейтенанта М. Раджабова. Первые атаки были отбиты, но, подтянув подкрепление, враг продолжал наседать. Большой группе противника, в конце концов, удалось проникнуть вглубь обороны и окружить ту часть бойцов подкрепления, где находился их командир… Гитлеровцы все уже сжимали кольцо. На выручку товарищам бросились политрук О. Матис, рядовые Р. Амангельдиев, Л. Крюков, С. Трухин, сержанты У. Полигонов и Ф. Рахматулин. Им удалось спасти командира роты и бойцов, попавших в беду. Только отбили эту атаку, как противник вновь перешел в наступление. Советские воины не дрогнули. Вот гитлеровцы окружили Рамазана Амангельдиева. Сын не посрамил памяти своего отца, легендарного руководителя восстания казахской бедноты в 1916 году, до последнего патрона отстреливался от врага.А. Потапов, П. Гладышев, Огненный путь. Алма-Ата, Казахстан, 1980. Описание Геройского подвига и гибели сына Амангельды Иманова Рамазана Амангельдиева: ...Геройски сражался сын легендарного батыра казахского народа, руководителя восстания казахской бедноты в 1916 году против царского правительства, Амангельды Иманова – Рамазан Амангельдиев. Рядовой автоматчик Амангельдиев, оказавшись один в окружении группы немецких солдат, принял неравный бой. Беспощадно, со злобой стрелял он по презренным врагам из своего автомата. До последнего патрона отбивался герой от нападавших немцев. Озлобленные упорством советского автоматчика, фашисты метнули в него гранату. Амангельдиев погиб, но он дорого отдал свою жизнь. Тринадцать вражеских трупов валялись вокруг него...Архив МО СССР, ф. 394, оп. 167805, д.3, лл. 1-12. Подлинник.[1][2] Документ датируется временем боев 843-го стрелкового полка 238-й стрелковой дивизии в районе Серпухова, то есть концом октября — серединой ноября 1941 года. И сердце батыра уже не билось… Товарищи опоздали лишь на минуту. Они склонились над убитым героем. Молчание. Сын не посрамил памяти своего отца. В утреннем небе прозвучал прощальный салют. По разным данным Рамазана после боя с воинскими почестями похоронили в братской могиле: у деревни Воронино; в городе Серпухове в 60 километрах от Москвы; поселок Мышеги на братской могиле воздвигнут строгий простой монумент. Его всегда украшают живые цветы. «Вечная память» — гласит короткая надпись на монументе. Спустя годы после победы в Великой Отечественной войне, будучи в Алма-Ате, семью героя навестил одноармеец Жолдаспаев Темiр. Одно из воспоминаний было о героическом подвиге. На подступе к оборонительной линии занимаемым 843-им стрелковым полком по приказу «Ставки Верховного главнокомандования (СВГК)», к переднему краю обороны в направлении полка прорывался бронеавтомобиль. Рамазан Амангельдиев будучи в обороне, осмелев и со всей силы метнув противотанковую гранату уничтожил цель. Отметил, что он уничтожил ни один десяток фашистов. Первый бой («Фронтовая тетрадь»)[править | править код] Отрывок из рассказа «Повесть о комиссаре Груданове» под авторством Василия Ванюшина (служил в 238-й стрелковой дивизии) описывающий подвиг Рамазана в первом бою: «Неужели Рамазан Амангельдиев погиб?» — билась тревожная мысль, когда Березкин (работник редакции: корреспондент фронтовой газет, политрук) разыскивал в темноте избу, в которой обосновался штаб батальона. Вмиг вспомнилась вся дорога от Тулы до Алексина. По случайности на марше он оказался рядом с Рамазаном Амангельдиевым, сыном Амангельды Иманова, легендарного героя казахского народа. На привале, когда красноармейцы расселись, чтобы отдохнуть и перекусить немного, Березкин достал из полевой сумки завернутое в бумагу сливочное масло и хлеб. Вместе с маслом появилась узкая газетная полоска с неровным столбиком стихов. Рамазан заметил её. — Стихами интересуетесь? — у него приятное, с мягким овалом лицо, внимательный взгляд умных глаз, в усмешке — удивительной белизны зубы. Правая рука сжимала широкий брезентовый ремень автомата. — Пробую писать,— ответил Березкин. Но на привале Березкин и Амангельдиев говорили не об этом, больше — о стихах. Когда раздалась команда «встать!», Рамазан предложил: — Обменяемся автографами. — Как? — не понял Березкин. Вместо ответа Рамазан вынул из автомата диск, пальцем вытолкнул себе на ладонь тяжелый патрон и протянул его Березкину. Патроны к автомату и к пистолету — одни и те же. Березкин достал патрон из своего пистолета, и они обменялись. — Такие автографы не берегут— сказал Березкин. — Да, цель совсем иная. Тогда Березкин подумал, что при встрече с Грудановым (комиссар стрелковой дивизии) в удобный момент непременно замолвит словечко за Рамазана. Но пока такого случая не подвернулось. На улице Березкин столкнулся опять с тем же редко-усым казахом и спросил: — Что с Амангельдиевым? — Пропал Рамазан. Нигде нету, — ответил казах растерянно. — Что каркаешь, дурак! —ругнул проходивший мимо боец. — Я видел Амангельдиева в штабе батальона, вон в той избе. Березкин сорвался с места. В штабе батальона он увидел Есентаева (политрук роты), комбата Лучина и среди автоматчиков — Амангельдиева. Рамазан почернел лицом, осунулся и, весь мокрый, никак не мог согреться. Лучин ходил упругим шагом спортсмена, рассказывал о прошедшем бое, то и дело ввертывая крепкие словца. — Амангельдиев в речку залез. По шею в воде… — Зачем?.. — нерешительно спросил Березкин и осекся, боясь услышать о Рамазане плохое. — Незаметно подобрался к немецкому пулеметчику и разделал, как бог черепаху. Рамазан сидел, сжавшись. Только когда принесли чай, он оживился и рассказал Березкину о себе. Он говорил тихо и доверительно, как другу. Берзкин не вынимал блокнота, старался запомнить каждое слово, чтобы записать после. «Какое сегодня число? Забыл. Семнадцатое или восемнадцатое — аллах ведает. Когда лейтенант Лучин спросил меня об этом, я ответил: какого-то мартобря. Он удивленно посмотрел на меня — то ли не понял, то ли подумал, что я умом тронулся. Тут можно забыть не только число, но и месяц. Ранняя весна или поздняя осень? Март или октябрь? Деревья голые, дождь холодный, земля неуютная. Комбат держал наш взвод автоматчиков с одним ручным пулеметом поближе к себе. Бакен был ещё со мной. Помнишь высокого пожилого казаха? Он на привале отказался есть из банки свиную тушенку и ты угостил его сливочным маслом… Батальону не дали артиллерии. Темир, минометчик, мой земляк, доложил капитану, что мины кончились. Капитан пытался вызвать штаб полка, связь оборвалась. Он сидел прямо на сырой земле, дул в телефонную трубку и нервничал. Я видел, как он дернул головой и упал навзничь. Мы подбежали. У него вместо левого глаза — кровавая ямка… Снайперский выстрел. Могилу выкопали тут же, неглубокую, по колено. Документы капитана Козлова взял лейтенант Лучин. Тогда он и спросил, какое число. По календарю число было все то же, первый день боев. Другое число, то есть количество убитых, росло. Рядом с капитаном мы похоронили Бакена. Немцы донимали нас пулеметами. На чердаках сидели снайперы. Один пулемет стрелял с фланга, из-за речки, держал под огнем дома, которые мы заняли, и дорогу к лесу, и по ней нельзя было пройти, там гибли телефонисты, санитары и раненные, не пробравшиеся в тыл. — Жалмауыз! (каз. Чудовище, людоед!) Иттің баласы!… — Ругались казахи. — Вот гад! В гроб… — слышалась русская брань. Все проклинали этот немецкий пулемет. Что пользы от проклятий? Его надо было уничтожить. А как? Мины кончились. Можно лишь гранатой или пулей. Но кто возьмется? Лучин, Есентаев и другие посмотрели на меня. Они не приказывали. Послать с автоматом против пулемета — отправить на верную смерть. Поэтому они ничего не говорили и переглядывались. Мне было неловко. Я догадывался, что у них на уме. Или это было мое предположение? Но они смотрели на меня — это точно. Люди утверждают, что лицом я похож на мать. Моих товарищей не лицо интересовало, а сердце. Отцовское ли оно? Слава взлетела соколом, сын не должен ползать черепахой, и как панцирем, прикрываться его именем. Мне было восемь лет, когда враги схватили отца, бросили в тюрьму. Отец знал: скоро смерть. И послал на волю записку, на клочке бумаги сказал народу свои слова — все это я описал в повести об отце. Смысл послания: кровь за кровь. После гибели отца осталась его винтовка. Я учился держать её, очень тяжелую, в руках, брал патроны, уходил подальше в степь и стрелял, научился поражать цель и замыслил отомстить за отца — кровь за кровь! Я решил расправиться с одним из главарей Алаш-орды. И готов был стрелять и убить, но старшие не дали: мал ещё браться за оружие. А сегодня я увидел: гитлеровцы — враги русских полей и лесов, вольных казахских степей и гор — убили комбата Козлова, моего друга Бакена, многих наших убили. Кровь за кровь, смерть за смерть — вот смысл философии всей. Я должен был расправиться с тем пулеметчиком. Я сказал громкие фразы? Признаюсь, внутренний голос говорил иначе: Амангельды — один, у него два сына, и каждому дана только одна жизнь. Разве мало людей в батальоне? Почему именно тебе рисковать?.. жүктеу/скачать 2,96 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|