Глава 9 Непритязательность в отношениях

более чем случайный половой контакт в чьем-то кабинете. Если она просто получала
удовольствие от постмодернистской сексуальной свободы, тогда откуда такая скрытность?
Когда я спросила Кэти о том, что говорит давняя подруга о ее взаимоотношениях с
мужчинами, она пришла в замешательство и ответила после небольшой запинки:
– Ничего… Я имею в виду, что она ничего не знает.
– Она не знает, – повторила я.
– Да, – подтвердила Кэти и сама удивилась, осознав это. – Мне даже в голову не
приходило рассказывать ей об этом.
Для меня это кое-что значило. Кэти не специально ничего не рассказывала своей подруге
об отношениях с мужчинами; это просто не приходило ей в голову. По моему мнению, это
свидетельствовало о том, что Кэти испытывала чувство стыда.
Я спросила девушку, с кем она обсуждала свою жизнь все эти годы.
– Я делюсь понемногу с разными людьми. Думаю, узнать всю историю – будет слишком
много для одного человека, – сказала она. – Единственный собеседник, с которым я могу
поговорить совершенно откровенно, – это музыка.
– Что ты имеешь в виду? – настаивала я.
Кэти объяснила, что в ее iPod загружено много злых, наполненных обидой песен. Она
мало говорила о чувствах, поэтому слушала исполнителей, которые делали это за нее.
«Иногда я еду на работу и думаю: “Никто бы не поверил, если бы узнал, какую музыку я
сейчас слушаю. Никто даже представить себе не может, что происходит у меня в голове”», –
призналась Кэти. Мне это напомнило одну рекламу iPod: человек спокойно идет по улице, а
на заднем плане на стене в диком танце двигается тень. Так и Кэти жила в свои двадцать с
лишним лет: внешне – счастливая учительница, а внутренний мир переполнен гневом и
отчаянием.
Когда я рассказала Кэти о своих ассоциациях с рекламой iPod, она призналась, что
именно такой видит свою жизнь: разделенной на части настолько, что она не может собрать
воедино отдельные фрагменты самой себя. Кэти боялась, что однажды ее тень возьмет над
ней верх и все разрушит, причем в самый неподходящий момент. Но ее беспокоило также и
то, что она навсегда останется в ловушке притворного счастья, что никто и никогда не узнает
ее по-настоящему и она не сможет найти выход из этой ситуации.
Один из самых ценных уроков, которые я извлекла для себя из практики психотерапевта,
лучше всего сформулировал клинический психолог по имени Масуд Хан: труднее всего
лечить последствия самолечения пациента
[86]
. Жизнь редко бывает идеальной, а поскольку
молодые люди, как правило, достаточно выносливы, они часто пытаются преодолевать
трудности посредством каких-то готовых решений. Они могут быть устаревшими, далеко не
идеальными, но это все же решения, отменить которые достаточно трудно.
Самолечение может только казаться безвредным или наносить человеку скрытый
ущерб, – как в случае с Кэти, успокаивающей себя посредством музыки и мужчин.
Самолечение может также причинить явный вред – как в случае нанесения ран, переедания
или потребления наркотиков для того, чтобы притупить душевную боль. Как правило, в
какой-то момент между двадцатью и тридцатью годами жизнь человека меняется, и прежние
решения начинают казаться ему слишком обременительными и неуместными. То, что когда-
то помогало, теперь становится препятствием. Нет ничего хорошего в том, чтобы ходить на
работу со шрамами на руках, а тому, с кем вы живете, может надоесть всегда видеть вас под
кайфом. Но вы чувствуете, что уже не в силах прекратить слушать ту же музыку или заводить
случайные связи ради мимолетного внимания к себе. То, что используется для самолечения,
может выйти из-под контроля.
– Кэти, существует поговорка, которая гласит: «Плот хорош для переправы через реку, но
когда доберешься до другого берега, его лучше оставить».
– Что вы имеете в виду?
– Какое-то время музыка и секс помогали тебе чувствовать себя не такой одинокой, но
теперь они лишь усугубляют твое одиночество. Каждая проблема была когда-то решением
другой проблемы.

– Что же мне делать? – растерянно спросила Кэти.
– Я хочу, чтобы ты прекратила слушать iPod, а вместо этого начала разговаривать со
мной.
– А что не так с моим iPod?
– Твой iPod шепчет тебе что-то прямо в ухо. В свое время он составил тебе компанию, но
теперь он как будто из хорошего друга превратился в плохого и мешает тебе строить
отношения, благодаря которым ты могла бы узнать что-то новое. Он превращает твою жизнь
в мрачную, постоянно повторяющуюся рок-оперу.
– Но мой iPod – это и 
есть
мой друг… может быть, самый близкий, – сказала Кэти
сквозь слезы.
– Я знаю. Но проблема в том, что он не может тебе возразить. Он лишь подтверждает все
то плохое, что ты думаешь о себе и окружающем мире. Ты сказала, что можешь откровенно
разговаривать только с музыкой. Но на самом деле ты разговариваешь сама с собой.
– Но я не могу не слушать музыку. Это как саундтрек моей жизни. Это история моей
жизни, – возразила Кэти.
– Так расскажи эту историю 
мне
.
– Можно вам дать мои записи?
– Я бы с удовольствием послушала их. Но я не услышу эти песни так, как слышишь их
ты. Попытайся сама рассказать мне свою историю.
На протяжении нескольких сеансов я услышала следующее:
У меня не было парня в средней школе. Не было и секса. Надо мной все
смеялись из-за этого. Я росла в прекрасном южном городе, где подростки были
очень классными и сумасбродными. Я же чувствовала себя такой неотесанной, что
держалась от всех в стороне. Мои родители изводили меня наставлениями о том,
что я должна приспособиться и примкнуть к большинству. Знаете, я очень
энергична и активна: мой отец всегда говорил, что меня слишком много для любого
человека. Он постоянно советовал мне умерить свой гонор. Мама говорила, что мне
нужно одеваться более стильно или сбросить килограммов пять, – тогда я начну
нравиться мальчикам. Но я была азиаткой, которая просто не могла никому
понравиться, что бы ни делала.
Я ходила в маленькую частную школу, и дети там относились ко мне очень
плохо. От них не было спасения. Они были жестоки; может, это прозвучит как
преувеличение, но они просто издевались надо мной. Я умоляла родителей
позволить мне ходить в другую школу, побольше, где бы я могла хотя бы затеряться
в общей массе. Но они говорили, что это лучшая школа для подготовки к колледжу,
и так далее, и тому подобное, и что если бы я одевалась или вела себя по-другому,
меня бы все больше любили.
Не знаю почему, но когда меня поддразнивали по поводу того, что у меня еще
не было половых контактов, это особенно расстраивало меня. Возможно, потому,
что это было вмешательством в мое личное пространство.
Я чувствовала себя как Эстер Принн наоборот, как будто я хожу с большой
буквой V на груди
{16}
. Я чувствовала себя отвергнутой во всех отношениях.
Через три года после окончания колледжа я все еще оставалась девственницей.
У меня возникло ощущение, что я не такая, как все, и что уже слишком поздно
становиться одной из них. Все это мучило меня. Но в конце концов я сделала это.
Однажды вечером мы с друзьями по работе развлекались, я здорово напилась и у
меня случился секс с солистом группы на заднем сиденье лимузина. Может, это и
выглядит ужасно, но для меня это оказалось вполне приемлемо.
Кэти была не единственной клиенткой, которая с головой погрузилась в глубины секса. Я
продолжала слушать.
– У меня возникло такое чувство, будто я стала частью этого мира той ночью, – сказала
она. – Вся моя жизнь прошла так, будто меня никто не замечал, за исключением разве что

родителей или, может, детей в средней школе, но даже им не нравилось то, что они видели. И
вдруг у меня появилось то, что было кому-то нужно.
– Секс.
– Да.
– Ты этого хотела?
– Я хотела, чтобы меня кто-то хотел.
– Ты хотела, чтобы тебя кто-то хотел, – повторила я.
– Я не горжусь этим, – признала Кэти. – В том, что я делаю, есть серьезный пробел. Я
вступаю в связь с кем-то и знаю, что это плохо. Но так трудно сопротивляться той власти,
которая мне дана.
– Власть…
– Я имею в виду возможность не чувствовать себя непривлекательной и
закомплексованный. Возможность чувствовать себя особенной.
– А если мужчина тебя не хочет, ты не чувствуешь себя особенной?
– Если кто-то меня не хочет, я чувствую себя ужасно. Я теряю уверенность в себе. Если у
меня нет парня, я как будто оказываюсь в пустыне. Каждый, кто меня хочет, для меня как
оазис. Может, это последний мужчина, которому я нужна. У меня такое чувство, будто я
должна выпить эту чашу до дна. Я должна взять от жизни все, что можно. Если я не нахожу
для себя кого-то, у меня появляется ощущение, будто меня отвергают все.
Сказав все это, Кэти подытожила:
– Я думаю, мне нужно и дальше заводить случайные связи и посмотреть, что из этого
получится.
– Я не уверена, что из этого что-то получится, – заметила я.
– Когда я слушаю собственные слова, у меня возникает такое чувство, что мне не
следовало бы слушать всех тех людей в средней школе или всех тех, кого я до сих пор
слушаю. Но даже сейчас я не могу остаться дома и работать над своими рассказами, этого
просто не должно быть. Это значит, что я стану выжившей из ума одинокой женщиной,
которая никогда не найдет себе пару. Меня не покидает ощущение, что все, с кем я знакома,
начали все это гораздо раньше. Как и всегда, побеждает кто-то другой. В какой-то момент
придется просто остановиться. Мне больше не семнадцать лет.
– Да, это так. Тебе двадцать семь.
– Двадцать семь. Когда я слышу это, мне трудно поверить, что мне уже столько лет. И
трудно произнести это вслух. Я никогда никому об этом не рассказывала, никогда. Мне
непросто осознавать, насколько я еще зависима от всего этого. Я стараюсь не думать об этом.
Я пытаюсь держать это в подсознании. Когда это перестанет портить мне жизнь?
– Когда ты извлечешь все это из своего подсознания, – сказала я.
Существует стереотип, что для психологов важны только детские воспоминания.
Детство – действительно важный период, но меня больше интересует, что происходило с
моими пациентами в старших классах средней школы и в колледже. Средняя школа и возраст
от двадцати до тридцати лет – единственный период, в течение которого происходит
большинство событий, формирующих нашу личность. Многочисленные исследования
говорят также о том, что именно к этому времени относятся и самые важные

жүктеу/скачать 1,68 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: