Глава 20
Одним из чуть менее дерьмовых законов жанра детской онкологии
считается конвенция Последнего хорошего дня, когда жертва нежданно-
негаданно получает несколько сносных часов, будто неизбежный распад
достиг плато, и боль ненадолго становится терпимой. Проблема в том, что
не существует способа выяснить наверняка, просто нормальный у тебя
день или это твой Последний хороший день. На первый взгляд они
неотличимы.
Я взяла выходной от посещения Огастуса, потому что не очень хорошо
себя чувствовала: ничего особенного, просто устала. День я провела в
блаженной лени, и когда Огастус позвонил в начале шестого, я уже была
подключена к ИВЛ, который мы перенесли в гостиную, чтобы я смогла
посмотреть телевизор с мамой и папой.
— Привет, Огастус, — сказала я.
Он ответил тоном, на который я когда-то запала:
— Добрый вечер, Хейзел Грейс. Сможешь часам к восьми подъехать
буквально в сердце Иисуса?
— Ну да, наверное.
— Превосходно. Приготовь надгробное слово, если нетрудно.
— Хм, — протянула я.
— Я люблю тебя, — сказал он.
— И я тебя, — ответила я. В телефоне с щелчком положили трубку.
— Хм, — обратилась я к родителям. — Мне надо подъехать к восьми в
группу поддержки. Экстренное собрание.
Мама выключила у телевизора звук.
— Что-нибудь случилось?
Я смотрела на нее секунду, подняв брови.
— Я так понимаю, вопрос риторический?
— Но для чего же экстренное…
— Потому что я зачем-то нужна Гасу. Не беспокойся, я сама съезжу. —
Я неловко ворочала маску ИВЛ, ожидая, что мама поможет мне ее снять, но
она не помогла.
— Хейзел, — сказала она, — мы с отцом тебя практически не видим.
— Особенно некоторые, кто работает всю неделю, — добавил папа.
— Я ему нужна, — объяснила я, наконец выпутавшись из маски сама.
— Детка, но и нам ты тоже нужна, — заметил папа, взяв меня повыше
кисти, будто упрямящуюся двухлетку, которая хочет выбежать на проезжую
Достарыңызбен бөлісу: |