Виноваты звезды



Pdf көрінісі
бет37/41
Дата26.12.2021
өлшемі1,17 Mb.
#105801
1   ...   33   34   35   36   37   38   39   40   41
Байланысты:
Виноваты звезды

Глава 24 
Три  дня  спустя,  на  одиннадцатый  день  отрыва  от  земли,  папа  Гаса
позвонил мне утром. Я еще была подключена к ИВЛ, поэтому не ответила,
но  прослушала  сообщение,  едва  мобильник  пискнул.  «Хейзел,  здравствуй,
это  папа  Гаса.  Я  нашел,  э-э,  черную  записную  книжку  „Молескин“  в
газетнице  рядом  с  больничной  кроватью  —  видимо,  положил,  куда  смог
дотянуться.  К  сожалению,  в  книжке  нет  записей.  Все  листки  чистые.
Первые  три  или  четыре  вырваны.  Мы  обыскали  весь  дом,  но  страниц  не
нашли.  Я  не  знаю,  как  это  понимать.  Может,  именно  об  этих  листках
говорил Айзек? Надеюсь, с тобой все хорошо. Мы молимся за тебя каждый
день. Ну, пока».
Три  или  четыре  страницы,  вырванные  из  записной  книжки
«Молескин», которых нет в доме Огастуса Уотерса. Где бы он их для меня
оставил? Приклеил скотчем к Сексуальным костям? Нет, туда он бы уже не
доехал.
Буквальное  сердце  Иисуса.  Может,  он  там  что-нибудь  оставил  в  свой
Последний хороший день?
На  следующий  день  я  отправилась  в  группу  поддержки  на  двадцать
минут  раньше.  Я  заехала  за  Айзеком,  и  мы  покатили  в  буквальное  сердце
Иисуса,  опустив  стекла  мини-вэна  и  слушая  слитый  в  Интернет  новый
альбом «Лихорадочного блеска», который Гас никогда не услышит.
Мы спустились на лифте. Я подвела Айзека к стулу в кружке доверия
и  медленно  обошла  Буквальное  сердце,  проверяя  повсюду:  под  стульями,
вокруг конторки, за которой я стояла, читая надгробное слово, под столом с
печеньем  и  лимонадом,  на  доске  объявлений  с  развешанными  рисунками
учеников воскресной школы, изобразивших любовь Господню. Ничего. Это
единственное место, где мы были вместе в последние дни, помимо дома, и
либо  листков  здесь  нет,  либо  я  что-то  упускаю.  Возможно,  он  оставил  их
мне в больнице, но в таком случае их почти наверняка уже выбросили.
Совершенно запыхавшись, я села рядом с Айзеком, обреченно слушая
полную историю безъяицкости Патрика и убеждая легкие, что с ними все в
порядке,  они  могут  дышать  и  здесь  достаточно  кислорода.  Дренаж  мне
делали всего за неделю до смерти Гаса — я видела, как янтарный раковый
экссудат  часто-часто  капает  из  меня  через  трубку,  но  легкие  уже  снова
казались  полными.  Я  так  сосредоточилась  на  уговорах  своего  организма,
что не сразу заметила, как Патрик произнес мое имя.


Внимание переключилось, и я спросила:
— Да?
— Как ты?
— Нормально, Патрик. Запыхалась немного.
— Ты не хочешь поделиться с группой воспоминаниями об Огастусе?
—  Я  хочу  просто  умереть,  Патрик.  Ты  когда-нибудь  хотел  просто
умереть?
—  Да,  —  ответил  Патрик  без  своей  обычной  паузы.  —  Да,  конечно.
Что же тебя удерживает?
Я  подумала.  У  меня  был  старый  готовый  ответ  —  я  живу  ради
родителей, потому что они будут убиты горем и останутся бездетными. Это
по-прежнему оставалось своего рода правдой, но не всей и не настоящей.
— Не знаю.
— Надеешься, что тебе станет лучше?
—  Нет,  —  ответила  я.  —  Не  поэтому.  Я  правда  не  знаю.  Айзек?  —
спросила я. Я действительно устала говорить.
Айзек заговорил об истинной любви. Я не могла сказать, что я думаю,
потому  что  мне  самой  это  казалось  фальшивым,  а  думала  я  о  том,  что
Вселенная  хочет,  чтобы  ее  заметили,  и  я  должна  замечать  ее  как  можно
лучше.  Я  чувствовала,  что  должна  этой  Вселенной  и  могу  оплатить  этот
долг  лишь  своим  вниманием.  Я  в  долгу  перед  каждым,  кто  уже  перестал
быть  человеком,  и  перед  всеми,  кто  еще  не  стал  человеком.  Что  мой  папа
мне и сказал, если разобраться.
Остаток  заседания  группы  поддержки  я  молчала.  Патрик  отдельно
помолился за меня, имя Гаса затолкали в длинный список покойников — по
четырнадцать на каждого из нас, мы обещали прожить сегодня как лучший
в жизни день, и затем я повела Айзека в машину.
Когда я приехала, мама с папой сидели за обеденным столом за своими
ноутбуками. Едва я вошла, мама резко закрыла свой.
— Что у тебя там?
—  О,  всего  лишь  разные  рецепты  антиоксидантов.  Ну  что,  ИВЛ  и
«Новая американская топ-модель»? — спросила она.
— Я пойду полежу.
— Ты в порядке?
— Да, устала просто.
— Ты должна поесть, прежде чем…
—  Мама,  я  категорически  не  голодна.  —  Я  сделала  шаг  к  двери,  но
мать меня остановила:


— Хейзел, ты должна есть. Всего несколько…
— Нет, я пойду спать.
— Нет, — запротестовала мама. — Не пойдешь.
Я посмотрела на папу. Он пожал плечами.
— Это моя жизнь, — напомнила я.
— Ты не заморишь себя голодом, потому что Огастус умер. Ты сядешь
и съешь ужин.
Я отчего-то вдруг разозлилась:
— Я не могу есть, мам. Не могу, ясно?
Я попыталась пройти мимо, но мама схватила меня за плечи и сказала:
— Хейзел, ты будешь есть. Тебе нужно оставаться здоровой.
—  Нет!  —  закричала  я.  —  Я  не  буду  ужинать  и  не  могу  остаться
здоровой, потому что я не здорова. Я умираю, мама! Я умру и оставлю вас
одних, и у тебя не будет над кем кудахтать, и больше тебя никто не назовет
мамой! Мне очень жаль, но я ничего не могу с этим поделать, ясно?!
Я пожалела о сказанном, едва договорив.
— Ты меня слышала…
— Что?
—  Ты  слышала,  что  я  тогда  сказала  твоему  отцу.  —  Ее  глаза
увлажнились. — Слышала? — Я кивнула. — О Боже, Хейзел, прости меня,
детка,  я  была  не  права.  Это  неправда.  Я  сказала  это  в  минуту  отчаяния.  Я
сама в это не верю. — Мама села, и я присела рядом, запоздало жалея, что
попросту не выблевала съеденную пасту вместо того, чтобы злиться.
— Во что же ты веришь в таком случае? — спросила я.
—  Пока  кто-то  из  нас  жив,  я  буду  твоей  мамой,  —  ответила  она.  —
Даже если ты умрешь, я…
— Когда, — поправила я.
Она кивнула.
— Даже когда ты умрешь, я все равно буду твоей мамой, Хейзел. Я не
перестану  быть  твоей  мамой.  Разве  ты  перестала  любить  Гаса?  —  Я
покачала головой. — Как же я перестану любить тебя?
— Ладно, — ответила я. Папа уже плакал.
—  Я  хочу,  чтобы  у  вас  была  своя  жизнь,  —  сказала  я.  —  Меня
беспокоит, что у вас не будет жизни и вы целыми днями будете сидеть здесь
без меня, объекта для заботы, смотреть в стенку и желать себе смерти.
Через минуту мама сказала:
—  Я  учусь  онлайн  в  университете  Индианы.  Хочу  получить
магистерский  диплом  по  социальной  работе.  Я  не  искала  рецепты
антиоксиданта. Я писала контрольную.


— Правда?
—  Я  не  хотела,  чтобы  ты  подумала,  будто  я  планирую  жизнь  после
тебя.  Но  если  я  сдам  на  магистра,  я  смогу  консультировать  семьи,
переживающие  кризис,  или  вести  группы  людей,  у  которых  в  семье
случился рак, или…
— Стоп, ты что, станешь Патриком?
— Не совсем. Есть разные виды социальной работы.
Папа сказал:
— Мы оба беспокоимся, чтобы ты не чувствовала себя покинутой. Мы
всегда будем рядом, Хейзел. Мама никуда не уйдет.
— Но это же отлично! Как хорошо! — Я искренне улыбалась. — Мама
станет  Патриком.  Из  нее  выйдет  замечательный  Патрик!  Она  будет  в  сто
раз лучше Патрика!
— Спасибо, Хейзел. Для меня твое мнение решает все.
Я кивнула, плача. Не в силах вынести искреннее счастье, я впервые за
целую  вечность  плакала  от  радости,  представляя  маму  в  роли  Патрика.  Я
невольно  подумала  о  матери  Анны  —  из  нее  тоже  вышел  бы  хороший
социальный работник.
Через  некоторое  время  мы  включили  телевизор  и  начали  смотреть
«Топ-модель по-американски», но через пять секунд я нажала паузу, потому
что меня распирали вопросы.
— А сколько тебе осталось до диплома?
— Если этим летом я на неделю выберусь в Блумингтон, то к декабрю
закончу.
— Сколько же времени ты от меня это скрываешь?
— Год.
— Мама!
— Я боялась задеть твои чувства, Хейзел.
Великолепно.
—  Значит,  когда  ты  ждала  меня  у  колледжа  или  с  группы  поддержки,
ты всякий раз…
— Да, работала или читала.
—  Как  здорово!  Если  я  умру,  знай,  я  буду  шумно  вздыхать  в  раю
всякий раз, как ты попросишь кого-нибудь поделиться своими чувствами.
Папа засмеялся.
— Я буду там с тобой, детка, — заверил он меня.
Наконец мы стали смотреть «Топ-модель». Папа изо всех сил старался
не умереть от скуки и путал, кто из девушек кто, часто спрашивая:
— Она нам нравится?


—  Нет,  нет,  —  отвечала  мама.  —  Анастейшу  мы  не  любим.  Нам
нравится Антония, другая блондинка.
—  Да  они  все  высокие  и  ужасные,  —  отозвался  папа.  —  Извини,  что
не  отличаю  одну  от  другой.  —  Папа  потянулся  через  меня  и  взял  маму  за
руку.
— Слушайте, вы останетесь вместе, если я умру? — спросила я.
—  Хейзел,  что?  Детка,  —  мама  нащупала  пульт  и  снова  нажала
паузу, — что случилось?
— Просто спрашиваю, вы останетесь вместе?
— Да, конечно. Конечно, — ответил папа. — Мы с твоей мамой любим
друг друга, и если мы потеряем тебя, мы пройдем через это вместе.
— Поклянись Богом, — потребовала я.
— Клянусь Богом, — произнес папа.
Я посмотрела на маму.
— Клянусь Богом, — повторила она. — А почему ты вообще об этом
волнуешься?
— Не хочу разрушить вашу жизнь.
Мама  нагнулась,  прижалась  лицом  к  моим  всклокоченным  волосам  и
поцеловала в макушку. Я сказала папе:
—  Я  не  хочу,  чтобы  ты  превратился  в  жалкого  спившегося
безработного.
Мама улыбнулась:
—  Твой  папа  не  Питер  ван  Хутен,  Хейзел.  Уж  ты-то  лучше  других
знаешь, что можно жить и с болью.
— Ладно, — сказала я. Мама обняла меня, и я не сопротивлялась, хотя
и не хотела, чтобы меня обнимали. — О'кей, нажми уже на паузу еще раз.
Я съела несколько вилок ужина — макароны в виде галстука-бабочки с
соусом песто — и смогла удержать пищу внутри.




Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   33   34   35   36   37   38   39   40   41




©engime.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет