Война во Вьетнаме (1946—1975 гг.)
жүктеу/скачать 11,23 Mb.
|
|
В своих мемуарах президент Джонсон дает два объяснения. Первое — опасения по поводу состояния собственного здоровья. В 1955-м он перенес тяжелейший сердечный приступ, а за время пребывания в кресле главы Белого дома дважды ложился на операцию. Он чувствовал себя усталым и сомневался, что ему хватит сил оставаться на высшем государственном посту еще четыре года. Джонсону не давала покоя мысль о том, что его разобьет паралич. Президента терзали кошмары, в которых он представлял себе, как будет беспомощный лежать в Белом доме, не имея возможности пошевелиться, а правительство начнет разваливаться у него на глазах. В качестве еще одной причины президент Джонсон приводит следующее соображение: он считал целесообразным сделать какой-то экстраординарный шаг, с тем чтобы заставить северных вьетнамцев пойти на переговоры. Совершив политическое харакири, Джонсон надеялся убедить Ханой, что американские предложения о переговорах не были мотивированы стремлением президента США заработать политические очки у себя в стране. Фактически, как представлялось президенту, он приносил себя в жертву мирному урегулированию во Вьетнаме. В известной степени объяснения президентом мотивов его отказа от участия в выборах находят подтверждение. Так, в ноябре 1967-го LBJ сказал генералу Вестморленду, что беспокоится о своем здоровье, что очень устал и хотел бы уйти на покой. Вестморленд считал (и считает так теперь), что президент уже тогда, в ноябре, когда между ними состоялся тот разговор, твердо решил не принимать участия в выборах в 1968-м. Если Вестморленд прав, тогда в данном случае бурные события января, февраля и марта 1968 года ни при чем, поскольку Джонсон определился относительно своего политического будущего раньше. Между прочим, Уолт Ростоу говорил мне, что, по его мнению, единственным человеком, способным убедить президента Джонсона выставить свою кандидатуру на второй срок, являлся именно Вестморленд. Ростоу полагал, что, если бы Вестморленд заверил президента, что такой шаг, как отказ от выборов отрицательно скажется на моральном состоянии военнослужащих во Вьетнаме, Джонсон переменил бы решение. Теперь второй мотив. У Джонсона не было намерений вызывать Северный Вьетнам на переговоры до тех пор, пока Раек не выступил со своим предложением в начале марта. Даже и тогда Джонсон сомневался, что приостановка бомбежек поспособствует сговорчивости Ханоя. В таком свете идея политического самоубийства с целью привлечения внимания коммунистов выглядит не вполне убедительно. Скорее она служит ширмой для прикрытия давно уже принятого (и не по столь благородным мотивам) решения. Есть такие, кто склонен скептически оценивать оба объяснения Джонсона. Эти люди отмечают, что, хотя Вестморленд имел право не усомниться в искренности слов Джонсона, сказанных во время их встречи в ноябре 1967-го, факты говорят об обратном. В своих воспоминаниях Джонсон пишет, что собирался объявить о намерении не участвовать в предстоящих выборах в послании конгрессу в январе 1968-го. Однако по приходе в Капитолий он обнаружил, что “забыл захватить его<текст послания> с собой”<5>. Так не ведут себя, когда собираются объявить о едва ли не самом главном решении в своей жизни. Скорее, так поступают, когда решение еще не созрело. В написанной им книге Уолт Ростоу указывает на то, что 1967-м Джонсон обронил несколько намеков в отношении возможного отказа от выборов в 1968-м, но он (Ростоу) и другие ему не поверили<6>. Наконец, президент Джонсон сам подтверждает, что желание уйти на покой, о чем он сообщил Вестморленду в ноябре 1967-го, не было окончательным. В мемуарах президент говорит, что окончательно решил не участвовать в предстоящих выборах в 21.01 31 марта 1968 года, когда садился перед камерой, чтобы обратиться к народу по телевидению<7>. Леди Берд Джонсон подтверждает, что еще во второй половине дня 31 марта LBJ сомневался. Таким образом, если верить самому Джонсону, его жене и ближайшему окружению, решение не баллотироваться на второй срок было принято не в ноябре 1967-го, а именно 31 марта 1968 года. В таком случае приходится допустить, что шаг президента был обусловлен не только и не столько состоянием его здоровья, а влиянием иных соображений. Те, кто оценивает эти факторы, подразделяются на две группы. Первые считают, что Джонсоном двигали внутриполитические события, а вторые отдают приоритет в формировании решения войне во Вьетнаме. В качестве основного довода первые приводят собственное выражение LBJ, часто им повторяемое, — “политический капитал”. Джонсон полагал, что каждый глава Белого дома обладает определенным “политическим капиталом”, то есть активами, с помощью которых он заставляет правительство решать вопросы. В соответствии с теорией Джонсона, “капитал” постоянно растрачивается, так что к концу срока его почти не остается. Президент не думал, что перевыборы смогут вернуть ему “политический капитал”, поскольку видел, что к 1968-му истощил все резервы. Он считал, что, оказавшись избранным на новый срок, столкнется с еще большими трудностями и сумеет достигнуть еще меньших результатов. И потом, появлялись признаки провала программы социальных преобразований. Несмотря на свои опыт и проницательность политика, Джонсон почему-то верил, что достаточно издать хорошие законы, как положение в обществе само начнет исправляться. В1968-м становилось понятным, что программа приносит не улучшения, а лишь их видимость. Из-за Вьетнама она не получала должного финансирования, деньги уходили на снаряды и бомбы, а положение меньшинств и бедняков не менялось. Неимущие слои ждали мощной поддержки от государства. Видя же, что ее нет и в помине, они переживали горечь и разочарование. Средний класс тоже оказался одураченным риторикой Джонсона, поскольку полагал, что все ресурсы направляются на нужды представителей низших слоев общества, и не мог сдержать негодования. Таким образом, программа социальных преобразований не только не помогла президенту нажить дополнительного “политического капитала”, но скорее способствовала обратному процессу. Все кляли Джонсона за свои беды и разбитые мечты. Джо Ка-лифано, сблизившийся с президентом в тот период, полагает, что Джонсон понимал: он разделил страну надвое, причем не только по отношению к войне во Вьетнаме, но и в вопросе гражданских прав и программы социальных преобразований. Хуже того, LBJ утратил веру в собственную способность сплотить нацию. Леди Берд Джонсон подтверждает точку зрения Калифано. В своих мемуарах она упоминает о том, что Джонсону не давала покоя эта мысль и он не раз восклицал: “Я не верю, что смогу объединить эту страну!”<8> После того как в Нью-Гемпшире Юджин Маккарти набрал 42 процента голосов, Джонсон сделал вывод, что народ не верит ему. Конкуренции со стороны Маккарти он не боялся, зная, что легко положит сенатора на лопатки, он опасался другого опасного соперника, затаившегося в дебрях политических джунглей и готового ринуться в атаку. Совладать с Робертом Кеннеди, обладавшим деньгами и престижем своей знаменитой семьи, было бы очень и очень непросто. 16 марта 1968 года, когда Кеннеди выставил свою кандидатуру, президент понял, что его опасения подтвердились. Принимая во внимание все вышеизложенное, Джонсон мог подвести итог: дома сложилась малообещающая политическая ситуация. Война во Вьетнаме тоже не сулила радужных перспектив. Кто бы что бы ни думал о вьетнамском конфликте, в марте 1968-го военная политика администрации не пользовалась популярностью и с каждым днем теряла поддержку. К хиппи, левакам и убежденным либералам, изначально составлявшим оппозицию войне, присоединились многие конгрессмены, СМИ, истеблишмент и значительная часть представителей среднего класса. Однако недовольство выражали не только противники войны, но и... ее сторонники. Как выяснилось по результатам предварительных выборов в Нью-Гемпшире, значительная часть американцев считала, что Джонсон проводит во Вьетнаме слишком мягкую линию. Сама по себе война зашла в тупик в том, что касалось возможности для Соединенных Штатов одержать в ней победу. Президент не мог допустить разрастания конфликта, но не мог и просто так вывести из него свою страну. Либералы и сторонники демократической партии готовы были лечь костьми, чтобы не допустить первого, а консерваторы и приверженцы республиканской партии — второго. По его словам, он словно бы “тащил медведя за хвостик”. Оставалось одно — сцепить зубы и терпеть<9>. Даже больше, чем невозможность одержать победу, третировало президента то, что в перспективе он и США потеряют контроль над войной. Делая упор на вьетнамизацию и переговоры, он отдавал инициативу южным и северным вьетнамцам — Тхиеу и Хо. Таким образом, он сдавал позиции, а это было настоящим проклятьем для Джонсона. Как бы Джонсон ни отрицал это, он сознавал, что в марте 1968-го значительным образом изменил военную политику. Ему пришлось признаться себе в том, что предыдущая стратегия — если то, что делалось раньше, вообще заслуживает такого определения — провалилась. Ни “ROLLING THUNDER”, ни операции по поиску и уничтожению противника не привели Ханой за стол переговоров. Кроме того, президент не формулировал и не определял политических задач войны, а это уже было только его и больше ничьим просчетом. Он не справился с работой — с ролью “президента военного времени”. Он знал, что вместо того, чтобы взять и выиграть войну, он непременно проиграет ее. И вот штурмующие колонны “солдат реальности” пробили бреши в укреплениях последнего бастиона фантазии — Белого дома. И когда это произошло, Джонсон выкинул белый флаг. Для Северного Вьетнама Новогоднее наступление тоже имело далеко идущие последствия. Провал Великого восстания и Великого наступления (ТКК-ТКН) принудил Политбюро ЦК ПТВ приступить к очередному пересмотру стратегии коммунистов в Южном Вьетнаме. Прошло несколько дней, и в штаб стеклись сводки с мест сражений. Изучая данные, Зиап и его товарищи быстро приходили к пониманию масштабов катастрофы, постигшей их на поле боя. Мало того что коммунисты понесли огромные потери, была уничтожена почти вся верхушка Вьетконга. Концепция, положенная в основу ТКК-ТКН, доказала собственное банкротство, и теперь, когда бойцы разгромленных частей коммунистов лихорадочно искали убежища, приходилось вырабатывать новую стратегию. Первой скороспелой попыткой в данном направлении стал уже упомянутый выше циркуляр, ориентировка ЦУЮВ от 1 февраля 1968 г. Признав очевидный факт провала Новогоднего наступления, авторы документа заявили, что ТКК-ТКН не преследовало цели одер-жания полной победы в самый наикратчайший срок, но являлось “...затяжным стратегическим наступлением, процесс которого включает несколько военных кампаний и восстания населения на местах”. Далее циркуляр призывал коммунистов “постоянно укреплять волю к продолжению борьбы с врагом, сражаться с противником неустанно и вести затяжную войну”. Составители циркуляра не забыли и о тактике. Коммунистам предписывалось “применять артиллерию, минометы и задействовать подрывников” и делалось предупреждение поостеречься от использования частей Главных сил<10>. Захваченный в Да-Нанге 5 февраля 1968 года капитан Вьетконга дал пояснения по поводу оперативных приемов. Он показал, что 22 января присутствовал на инструктаже, во время которого главный упор делался на наступление и восстание. Проводивший инструктаж офицер говорил, что если на начальном этапе штурмы городов сорвутся, то войскам ВК и АСВ надлежит окружать населенные пункты и обстреливать их из реактивных артиллерийских установок. Сомнительным представляется, чтобы у коммунистов имелся наготове подобный план. В любом случае после того отпора, который они встретили в ходе первых приступов, части ВК и АСВ оказались слишком ослабленными, чтобы удержаться на позициях вокруг большинства населенных пунктов. Импровизированная стратегия работала до марта 1968-го, когда на Шестой партконференции была провозглашена шестая резолюция, в которой формулировался будущий курс борьбы в Южном Вьетнаме. С типичным для коммунистов нежеланием считаться с фактами в шестой резолюции говорится о “величайших и беспрецедентных успехах во всех областях”. После трех страниц описаний мнимых успехов составители документа переходят к главному — промахам и просчетам коммунистов в Новогоднем наступлении — и открыто признают, что ни один из зубьев “наступательного трезубца” не сделал своего дела. “Военный рычаг” не сумел справиться с задачей “создания благоприятных условий” в городах. С помощью распропагандирования, или иначе вербовки, солдат вражеской армии “не удалось разжечь бунт” в войсках противника. Третий “зуб” тоже прошел мимо цели, поскольку у коммунистов не получилось поднять “массы на беспощадное вооруженное восстание”. Далее опять следовали обобщенные инструкции, касавшиеся необходимости улучшить положение, а затем шел новый призыв “перейти в наступление на трех направлениях”. Иными словами, авторы шестой резолюции заявляли, что схема действий Новогоднего наступления была правильной — неправильной была технология реализации плана. Таким образом, коммунистические руководители приказывали войскам осуществить вторую попытку<11>. Нетрудно догадаться, что солдаты, преимущественно бойцы Вьетконга, понимали, чем все закончится, и не хотели участвовать в самоубийственных для них атаках. Естественно, участились случаи перехода на сторону противника, особенно среди офицеров Вьетконга. Полковник Тран Ван Дак, вьетконговский политработник, занимавший должность генерал-майора, добровольно сдался военнослужащим США 19 апреля. Вскоре после этого аналогичным образом поступил подполковник Фам Вьет Дунг, командир элитной части, 165-го полка ВК. Мне приходилось допрашивать обоих перебежчиков. Они признавались, что уже какое-то время война казалась им безнадежно проигранной, однако к измене их подтолкнула шестая резолюция. Оба считали обозначенные в документе задачи недостижимыми и были уверены, что попытки выполнения их неминуемо приведут к очередной кровавой бане. То же самое говорили перебежчики рангом пониже. Они считали войну проигранной и не хотели класть жизни солдат в безумных лобовых атаках. Опытные офицеры, они знали, что нет ничего глупее, чем пытаться достигнуть тех же целей, атакуя меньшими силами. Нападавшая сторона утратила самый важный козырь — внезапность; моральный дух штурмующих упал, в то время как защитники исполнились готовности драться. Теперь для достижения успеха требовался какой-то новый фактор или же большие подкрепления, но, в соответствии с шестой резолюцией, коммунистическое руководство не собиралось ничего менять. Чтобы восполнить чудовищные потери, понесенные во время Новогоднего наступления, северные вьетнамцы в спешном порядке в период с 1 января по 5 мая 1968 года направили на юг по тропе Хо Ши Мина от 80 000 до 90 000 солдат. Однако боеспособность пополнений оставляла желать лучшего. В октябре 1967-го (до наступления) 82 процента пленных показывали, что служат уже более полугода. К маю 1968-го соотношение заметно изменилось: только 40 процентов служили шесть месяцев и больше, тогда как 50 процентов были призваны за три месяца до плена. В общем, теперь коммунистическим командирам предлагали достигнуть того, чего не удалось добиться во время Тета, но уже лишившись фактора внезапности и опытных бойцов, с “зелеными” рекрутами. Опытные офицеры понимали, чем все закончится, и полагались только на свои ноги. Рецидив Новогоднего наступления произошел в мае. Эта серия атак, прозванная в штабе КОВПЮВ “мини Тет”, являлась бледной тенью Новогоднего наступления. Американская и южновьетнамская разведка находилась в курсе практически всех планов противника. В директиве ЦУЮВ от 10 июня 1968 года признавалось, что “...второй этап начался в условиях, когда враг был предупрежден и усилил свою оборону”. В результате точной работы разведки удалось нейтрализовать действия противника против Хюэ и в зоне ответственности I корпуса, равно как и в горных районах на западе Аннама. Штурм Сайгона начался 7 мая, и атакующим удалось прорваться в город. Однако оказавшиеся там части Главных сил были быстро уничтожены или выбиты из города. Нескольким небольшим бандам партизан удалось просочиться в один из кварталов Сайгона, где они отчаянно сражались с южновьетнамскими солдатами и полицейскими и полегли все до последнего человека. К 13 мая сражения в Сайгоне в основном завершились. Пока Зиап и его штаб составляли планы “мини Тета”, Политбюро ЦК ПТВ и особенно Труонг Чинь занимались разработкой более реалистичной стратегии. Выступая, вероятно от имени “северной фракции”, 5 мая Труонг Чинь докладывал детальную схему будущих действий на Политбюро ЦК ПТВ. Как и всегда, последовали “несколько заседаний, на которых велись жаркие споры” (по заявлению радио Ханоя)<12>. Пока солдаты Вьетконга и АСВ тысячами умирали в бесполезных атаках “мини Тета”, Труонг излагал совершенно противоположный план будущих действий коммунистов на Юге. По сути дела, Труонг заявил, что Новогоднее наступление являлось ошибкой и что коммунистам надлежит вернуться к методам затяжной и партизанской войны. Он сделал упор на возможность участия Северного Вьетнама в переговорном процессе и настаивал на том, чтобы основные усилия были сосредоточены на политической, а не на вооруженной борьбе. Интересно, что, хотя выступал Труонг на Политбюро 5 мая, достоянием гласности его позиция стала не ранее августа. Одной из причин проволочки являлось сильнейшее противодействие Ле Зуана и его южной клики. А кроме того, Политбюро никак не могло признать провал курса, приведшего к Новогоднему наступлению и “мини Тегу”, в то время как солдаты захлебывались кровью, пытаясь выполнить решения, записанные в шестой резолюции. Концепция Труонга, радикально отличавшаяся от предыдущей, насчитывала три ключевых пункта. Первое, замысел Новогоднего наступления оказался ошибочным. Посылки, на которых основывались разработчики, являлись ложными, особенно в той части, которая касалась допущения относительно готовности народа Южного Вьетнама к выступлению. Как указал Труонг, товарищи на Юге не сумели возвести политический фундамент будущего восстания. Второе, катастрофа, постигшая коммунистов во время Новогоднего наступления, привела к изменению “соотношения сил” в пользу американцев и их южновьетнамских союзников. В соответствии с ленинской теорией, в такой ситуации требовался переход от наступления к обороне, от фронтальных атак к затяжной войне, при этом следовало все больше полагаться на политические акции и переговоры. “Иногда, — написал Труонг в своем докладе, — под влиянием определенных обстоятельств нам надлежит прибегать к обороне, чтобы выиграть время, сломить волю противника и подготовить наши войска к новому наступлению”<13>. В третьем важном аспекте своей программы Труонг возвращался к давним дебатам с Ле Зуа-ном и его “фракцией южан”. Труонг вновь настаивал на том, что у Политбюро ЦК ПТВ должно быть два разных подхода — один для Северного, а другой для Южного Вьетнама. В Северном Вьетнаме коммунистам следует заняться улучшением экономики и жизни людей в условиях социализма, тогда как в Южном Вьетнаме НФОЮВ и Вьетконгу надлежит продолжить борьбу за освобождение<14>. Трактат Труонга стал громкой победой “северной фракции”. Несмотря на то что концепция Труонга получила одобрение Политбюро, Ле Зуан и члены его когорты оказали публичное противодействие “северянам”. В октябре 1968-го, а затем еще в начале января 1969-го в коммунистических газетах появились статьи, где оспаривались выводы Труонга о катастрофичности и ошибочности Новогоднего наступления и о том, что нужно отказаться от подобных акций в будущем. Несмотря на сопротивление клики “южан”, после майского наступления концепция Труонга, совершенно очевидно, получила одобрение. Во второй половине 1968-го коммунисты более не предпринимали крупномасштабных атак частями Главных сил. Отныне противник в основном прибегал к обстрелам из минометов и установок реактивной артиллерии с удаленных позиций. В августе неприятель предпринял судорожную попытку атаковать, получившую название “мини-мини Тет”. Но разведка союзников оставалась на высоте, и благодаря превентивным мерам командования США очаги наступления были ликвидированы в зародыше. В сентябре, вскоре после августовской попытки, ЦУЮВ, эхом откликаясь на политический курс Труонг Чиня, издало директиву № 8. Как всегда, в ней расписывались величайшие достижения коммунистических войск, однако честно признавалось, что все три наступления — Новогоднее, майское и августовское — провалились. В директиве № 8 подчеркивалась важность следования концепции “затяжной войны”, однако детально суть этого термина не разъяснялась. Единственным ключом к пониманию служили фразы “сражаться в течение длительного времени” и “вести затяжную войну, переходящую из одной фазы в другую”<15>. Так или иначе, перспектива достижения победы в результате одного крупномасштабного наступления уже не рассматривалась. Новогоднее наступление очень многое изменило как в США, так и в Северном и Южном Вьетнаме. Для южновьетнамцев (как и для американцев) оно стало в разной степени неожиданным. В Плей-ку, например, южновьетнамцы сумели завладеть планами атаки коммунистов на город (Плейку), и вместе с 4-й пехотной дивизией США нанесли упреждающий удар. В Бан-Ме-Туот командир 23-й дивизии АРВ, основываясь на данных местной разведки, отменил все новогодние отпуска и привел войска в состояние повышенной боевой готовности. Аналогичным образом повел себя командир дислоцированной около Сайгона 5-й дивизии АРВ, когда получил сведения о возможности активизации противника в зоне ответственности своего соединения. В основном же руководители страны и ВСРВ оставались в неведении относительно масштабов предполагаемого наступления противника и, если и получали какие-то донесения о предстоящем прорыве противника, предпочитали не верить тому, что там говорилось. Южновьетнамцам, как и американцам, казалось невероятным, что неприятель решится на действия, неминуемо грозившие обернуться для него катастрофой. Кроме того, в голове у южан не укладывалось, как вьетнамцы, пусть даже и коммунисты, могут осмелиться на святотатство — нападение во время наиболее почитаемого в регионе праздника. Когда же южновьетнамцы оправились от первого шока, вызванного действиями неприятеля, бились они храбро. Поскольку коммунисты сконцентрировали свои усилия на атаках против южновьетнамских частей и объектов, основной удар приняли на себя АРВ и подразделения других родов войск вооруженных сил страны. АРВ пришлось сражаться преимущественно в городах, к чему ее личный состав был менее всего подготовлен в плане выучки, опыта и снаряжения. Вместе с тем, даже и оказавшись в непривычных условиях, южновьетнамские солдаты показали себя с лучшей стороны. Они не просто хорошо воевали, они во многих случаях дрались отчаянно. Чтобы собрать как можно больше войск для очистки Сайгона от неприятеля и показать пример всем ВСРВ, генерал Као Ван Вьен, начальник Объединенного генерального штаба, решил задействовать в боевых условиях весь личный состав ОГШ (в том числе, за редким исключением, и собственно штабной персонал). Генерал сам возглавил эти силы. За кратчайшее время было создано несколько батальонов, в которых полковники и майоры командовали взводами, а младшие офицеры выступали в роли сержантов и рядовых. В Сайгоне, как и в других городах Южного Вьетнама, толпы военнослужащих-отпускников устремились в гарнизонные штабы, требуя отправки в свои части. Из-за нехватки транспорта ОГШ распорядился, чтобы штабы на местах задействовали всех военнослужащих для выполнения текущих акций непосредственно в своей зоне. Национальные полицейские силы, прозванные из-за их белой формы американцами “белыми мышами”, вышвырнули из Сайгона ударный саперный (диверсионный) батальон С-10 Вьетконга. В феврале и марте южновьетнамцы потеряли около 5000 человек убитыми и 15 000 ранеными, что говорит об интенсивности боев. Профессионализм и стойкость личного состава АРВ во время Новогоднего наступления стали сюрпризом не только для противника, но и для американцев. жүктеу/скачать 11,23 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|