В русской культуре
жүктеу/скачать 4,52 Mb. Pdf көрінісі
|
form 312-42002
Раздел 1. Наши статьи срубите и в воду, к чертовой матери… Не могу больше: грех замуча- ет. Змеи сосать будут — не помру. Срубите! Срубите!! Богом молю, срубите!.. Милые мои… помогите. Не могу больше. Тяжело» [Шук- шин, 1976, с. 616]. Подобное состояние несчастного человека не может не вызы- вать жалость. Для него самого такая жизнь — уже казнь. Внутрен- ний душевный и духовный тупик, в котором оказался Степан, пе- редается автором посредством различных художественных средств. Это и плеоназм: «Душа болела. Очень болела душа» [Шукшин, 1976, с. 616]; и «отчетливый красный сон» об убийстве Фролом княж- ны, в котором земля «вспотела кровью» [Шукшин, 1976, с. 618]. Эта, в том числе, и кровь, проливаемая им самим бесконечно, сви- детельствует не только о гибели Степана, но и его дела: «Он ви- дел, он догадывался: дело, которое он взгромоздил на крови — ру- шится. Рассыпается прахом. Ничего прочного за спиной» [Шук- шин, 1976, с. 617]. Одоление темной метафизической силой четко явлено и в прак- тически беспробудном пьянстве Степана в конце романа, которое не могут уже выносить даже его соратники: «Уймись, Степан, — за- говорил Матвей почти требовательно, но с неподдельной горечью в голосе. — Уймись, ради Христа, с пьянкой! Что ты делаешь? Ты вот собрал их — тридцать-то тыщ — да всех их в один пригожий день и решишь. Грех-то какой!.. И чего ты опять сорвался-то? Неужель тебе не жалко их, Степушка? У Матвея на глазах показались слезы. — Надежа ты наша, заступник наш, батюшка, — пропадаем ведь мы» [Шукшин, 1976, с. 619–620]. Матвей задает ключевые вопросы: «По- что ты такой стал?.. Ты что же, верить, что ль, перестал? Что с тобой такое?» [Шукшин, 1976, с. 620], имеющие отношение не только к Ра- зину, но и к Руси-матушке. Именно потому в ответ на разинское тре- бование замолчать, Матвей отвечает: «Не буду я молчать! Руби ты меня тут, казни — не буду. Не твое только одного это дело. Русь-ма- тушка, она всем дорога» [Шукшин, 1976, с. 620]. Безусловно, в числе «всех», кому дорога Россия, и сам В. М. Шукшин, который пытается понять ее историю, постичь суть русского народа, его роль в обще- мировом процессе. Ощущение неизбежного конца усиливается тем более, что разоча- ровались в Разине «братцы», о чем и говорит Степану опять Матвей: «Кинулись мы на тебя, как мотыли на огонь… И обожглись. Да и сам ты сорвался теперь, а сгореть — это скоро… Кто сам перестал ве- 86 Алтайский текст в русской культуре рить, тому тоже не верют» [Шукшин, 1976, с. 639]. Степан действи- тельно не реализовал надежду на него людей, которые «В нем люби- ли ту захороненную надежду свою на счастье, на светлое воскресе- нье » [Шукшин, 1976, с. 374]. Закономерно потому именно Матвей говорит ему «про Исуса», о котором Степан, теперь находясь в пол- ной власти зла, думать никак не может. Матвей являет глас совести самого Разина, глас русского народа, так и не дождавшегося обещан- ной «воли». И этот глас, который периодически звучит, пытаясь на- помнить Степану его доброе начало, потому как: «Только добро и по- мнют-то на земле, больше ничего. Не качайся, Степан, не слабни… Милый, дорогой человек.. как ишо просить тебя? Хошь, на колени перед тобой стану!» [Шукшин, 1976, с. 620], отвергается Разиным. При второй попытке обратить его мысль ко Христу: «Степан, ты послушай-ка про Исуса-то…» [Шукшин, 1976, с. 647], которую пред- принимает Любим, видимо, пораженный размышлениями идущего с ним Матвея, Разин и вовсе «не дал ему» этой возможности. Отвер- гая глас народа, Степан отвергает истину, не оставляя более перспек- тивы спасения — ни собственного, ни сподвижников. Смерть Матвея прообразует близкий конец и самого Разина, и его дела. Выхода их тупика Степан не находит. Покаяния в его душе нет. А вот что он говорит о вере практически в конце жизни: «Поганая ваша вера, раз она такая» [Шукшин, 1976, с. 657]. Кольцо замкнулось: зло побеждает в его душе первичную доброту, не дав выполнить заветное желание принести людям счастье. Светло- го воскресенья не получилось, одна «тоска смертная» [Шукшин, 1976, с. 653]. И как следствие: «Он действительно прямиком пошел к гибе- ли» [Шукшин, 1976, с. 662], теперь — уже физической. «Его глубоко и больно заботило — как он примет смерть» [Шукшин, 1976, с. 681]. Принял смерть Разин достойно. И потому, от него, как и предсказы- вал Матвей: «Один след и останется… Яркий» [Шукшин, 1976, с. 639]. Но это не отменяет главного: объективно итог жизни Степана свидетельствует о том, что его благое намерение помочь русскому человеку не осуществлено, хотя сам Разин убежден, что «дал волю». С позиций метафизического уровня содержания текста корректи- руется ракурс и названия романа «Я пришел дать вам волю», и сути главного персонажа. Под дьявольским воздействием находясь, чью волю дал Разин? Вопрос риторический. Действительно, от Степана остался яркий след, который стал «на- важдением» для Шукшина, но наваждением, в итоге преодоленным. |