Адам Сильвера в конце они оба умрут
жүктеу/скачать 1,97 Mb.
|
Silvera Smertelnyy-brosok 1 V-konce-oni-oba-umrut.693043
| Матео
05:20 Я подхожу к банкомату на углу, а Руфус прикрывает меня со спины. К счастью, папе хватило здравого смысла отправить меня в банк, как только мне исполнилось восемнадцать, чтоб я оформил себе дебетовую карту. Я снимаю четыреста долларов – максимальную сумму, которую можно снять в этом банкомате. Пока я складываю купюры в конверт для Лидии, мое сердце неистово колотится в груди: я молюсь, как бы, заметив у меня деньги, кто-нибудь вдруг не выпрыгнул с пушкой в руках. Кто знает, чем это может закончиться. Я выхватываю чек, быстро запоминаю, что у меня на счету остается 2076,27 долларов, и рву чек на мелкие кусочки. Мне столько не нужно. Можно снять еще наличных для Лидии и Пенни в другом банкомате или в банке, когда он откроется. – К Лидии, наверное, рановато идти, – говорю я и, сложив конверт, кладу его к себе в карман. – А то она заподозрит, что что-то не так. Может, потусуемся у нее в подъезде? – Не, чувак. Мы не станем сидеть в подъезде твоей лучшей подружки, потому что ты не хочешь ее обременять. Сейчас пять утра, давай пойдем поедим. Потенциальная Тайная вечеря. – Руфус ведет меня за собой. – Моя любимая закусочная открыта круглосуточно. – Звучит прикольно. Я всегда был большим поклонником утра. Я подписан на несколько страниц на фейсбуке, посвященных рассвету в других городах («Доброе утро, Сан-Франциско!») и странах («Доброе утро, Индия!»), и вне зависимости от времени суток в моей ленте всегда мелькают фотографии сияющих зданий, завтраков и людей, которые начинают свой день. Восходящее солнце приносит чувство новизны, и даже при том, что существует вероятность, что я не дотяну до рассвета и не увижу, как лучи солнца просвечивают через кроны деревьев в парке, я должен относиться к сегодняшнему дню как к одному длинному утру. Нужно проснуться, нужно начать свой день. В столь ранний час улицы пустынны. Я не против людей, просто не осмеливаюсь петь песни в чьем-либо присутствии. Если бы я сейчас был совсем один, то, наверное, сыграл и спел бы какую-нибудь депрессивную песню. Папа учил меня, что нет ничего дурного в том, чтобы поддаваться эмоциям, но при этом нужно уметь бороться с самыми плохими из них. На следующий день после того, как его положили в больницу, я играл светлые и душевные песни, например «Just the Way You Are» Билли Джоэла, чтобы чувствовать, что надежда нас не покинула. Мы подходим к кафе «Пушка». Над дверью треугольная вывеска, на которой изображена пушка, стреляющая чизбургером в название кафе, и картошка фри, которая разлетается в разные стороны, как фейерверк. Руфус пристегивает велосипед к паркомату, я следом за ним захожу в полупустое кафе, и в нос мне сразу бьет запах яичницы и гренок. Хозяин с усталыми глазами приветствует нас и предлагает занять любые места. Руфус обходит меня и направляется в дальний угол забегаловки, где занимает столик на двоих возле туалета. Темно-синие кожаные сиденья потрескались, и, глядя на них, я сразу вспоминаю диван у нас дома с тех времен, когда я был совсем еще ребенком. Я тогда машинально отдирал от него кусочки ткани до тех пор, пока обивка не полезла наружу – причем полезла так сильно, что папа выбросил диван и заменил его тем, что стоит у нас до сих пор. – Это мое любимое место, – говорит Руфус. – Я бываю здесь пару раз в неделю. Уже даже говорю: «Мне как обычно». – А почему ты ходишь именно сюда? Твой район? – Я вдруг осознаю, что понятия не имею, где живет мой Последний друг и откуда он вообще родом. – Мой, но только в последние четыре месяца, – кивает Руфус. – Так вышло, что я оказался в интернате. Я не только ничего не знаю о Руфусе, но и ничего еще для него не сделал. Он верен своей миссии следовать за мной в моем путешествии: вытащил меня из дома, привел и вызволил из больницы, а скоро и к Лидии со мной пойдет. Пока Последняя дружба – штука уж больно односторонняя. Руфус подвигает ко мне меню. – На обратной стороне написано про акцию для Обреченных. Все бесплатно, прикинь. Небывалая удача. На форуме «Обратный отсчет» я много раз читал, что Обреченные идут в пятизвездочные рестораны, ожидая, что их там будут обхаживать, как королей, и кормить всевозможными угощениями за счет заведения, но в итоге им предлагают только скидку. Я рад, что Руфус привел меня именно сюда. Откуда-то из кухни выходит официантка и приветствует нас. Ее светлые волосы собраны в аккуратный пучок на затылке, а на значке, приколотом к желтому галстучку, написано «Эйнджел»9. – Доброе утро, – говорит она с южным акцентом и достает ручку из-за уха. Я замечаю завиток татуировки у нее над локтем. Кажется, страх перед иголками я не перерасту никогда. Девушка крутит ручку между пальцев. – Поздно вы к нам, да? – Можно и так сказать, – отвечает Руфус. – Скорее очень-очень рано, – возражаю я. Если Эйнджел и интересна разница формулировок, то виду она не подает. – Что-нибудь выбрали? Руфус изучает меню. – Ты что, будешь не то, что обычно? – спрашиваю я. – Сегодня хочу чего-нибудь нового. Последний шанс и все такое. – Он откладывает меню и поднимает взгляд на официантку. – Что посоветуете? – Вам что, позвонили, что ли? – Ее смешок живет не больше секунды. Девушка поворачивается ко мне, а я опускаю голову все ниже и ниже, пока Эйнджел не присаживается перед нами на корточки. – Быть не может. – Она роняет ручку и блокнот на стол. – Ребята, вы в порядке? Вы больны? И вообще, вы же не прикалываетесь, чтобы я вас бесплатно накормила, так? Руфус качает головой: – Нет, не прикалываемся. Я часто сюда захожу и решил не изменять себе в последний раз. – Вы что, на самом деле сейчас думаете о еде? Руфус наклоняется вперед и читает имя на значке: – Эйнджел. Что посоветуете? Девушка прикрывает глаза рукой, пожимает плечами. – Даже не знаю, – говорит она. – Может быть, набор «Все самое вкусное»? Там картошка фри, мини-сэндвичи, яичница, жареная свиная вырезка, паста… В общем, там все самое вкусное, что у нас есть. – Мне столько в жизни не съесть. А что вы сами тут больше всего любите? – спрашивает Руфус. – Только не говорите, что рыбу. – Я люблю салат с цыпленком на гриле. Но это потому, что ем как птичка. – Тогда буду его, – решает Руфус и смотрит на меня. – А ты что хочешь, Матео? Я даже не смотрю в меню. – Я возьму то, что ты здесь всегда заказываешь. Как и он, я надеюсь, что это не рыба. – Но ты даже не знаешь, что это. – В любом случае, попробую что-то новое. Если только это не куриная грудка. Руфус кивает. Он указывает пару позиций в меню, и Эйнджел сообщает, что скоро вернется, после чего поспешно уходит, забыв на столе ручку и блокнот. Я слышу, как она велит повару готовить наши блюда в первую очередь, потому что «за тем столиком сидят Обреченные». Не очень понимаю, кто составляет нам конкуренцию в этом первенстве. Мужчина, который пьет кофе и читает газету? Но я ценю доброту сердца Эйнджел. Интересно, была ли такой же Андреа из Отдела Смерти, пока работа не заглушила в ней последние крохи сострадания? Я поворачиваюсь к Руфусу. – Можно у тебя кое-что спросить? – Не переводи воздух на такие вопросы. Просто спрашивай что хочешь, будь смелее, – отвечает он. Отвечает он резковато, но вообще-то к месту. – Зачем ты сказал Эйнджел, что мы умираем? Разве это не испортит ей день? – Возможно. Но смерть испортит и мой день, и я ничего не смогу с этим поделать, – пожимает плечами Руфус. – Лидии я говорить не собираюсь, – замечаю я. – Но почему? Не будь чудовищем. У тебя ведь есть шанс с ней попрощаться. Не упускай его. – Я не хочу портить ей день. Она мать-одиночка. Ей и так приходится нелегко с тех пор, как не стало ее парня. – А может быть, не такой я и самоотверженный. Может, молчать о своей смерти – это чистый эгоизм. Но я не могу себя заставить. Как сказать лучшей подруге, что завтра тебя уже не будет рядом? И как убедить ее отпустить тебя, чтобы ты не упустил своего шанса пожить последний день перед смертью? Я откидываюсь на сиденье, испытывая изрядное отвращение к себе. – Если ты окончательно решил, я тебя поддержу. Не знаю, обидится ли она, – тебе лучше знать. Но послушай, нам пора перестать сомневаться в себе и заботиться о том, как другие отреагируют на нашу смерть. – А что, если, переставая сомневаться в себе, мы перестаем быть собой? Тебе самому не вскрывают мозг размышления о том, не была ли жизнь лучше до появления Отдела Смерти? Этот вопрос душит меня. – Было ли тогда лучше? – переспрашивает Руфус. – Может быть. Да. Нет. Ответ ничего не значит и ничего не меняет. Пусть все идет как идет, Матео. Он прав. Не буду больше себя мучить. Я сдерживаюсь. Я кучу лет жил в полной безопасности, пытаясь обеспечить себе долгие годы на земле, и посмотрите, чего я добился. Я на финишной прямой, хотя никогда не участвовал в забеге. Эйнджел возвращается с напитками и протягивает Руфусу салат с цыпленком на гриле, а передо мной ставит батат-фри и французские гренки. – Если вам понадобится что-нибудь еще, ребята, пожалуйста, кликните меня. Даже если я не в зале или занята другим клиентом. Я в вашем распоряжении. Мы благодарим ее, но я замечаю, что ей не хочется уходить. Кажется, она вот-вот присядет рядом с кем-нибудь из нас еще немного поболтать. Но она все же собирается и уходит. Руфус стучит вилкой по моей тарелке. – Ну, как тебе мое «как обычно»? – Я сто лет не ел гренок. Мой отец вместо них любил делать по утрам роллы с беконом, салатом и помидорами в поджаренной тортилье. – Я как-то уже подзабыл о существовании французских гренок, но запах корицы мгновенно навеял многочисленные воспоминания о том, как мы с папой сидели друг напротив друга за нашим неустойчивым столом, завтракали, слушали новости или накидывали идеи для его очередного списка. – А вообще очень в тему. Хочешь? Руфус кивает, но к моей тарелке не тянется. Он думает о чем-то своем, гоняя салат по тарелке. Он явно чем-то расстроен и ест только курицу. Потом берет блокнот и ручку, которую оставила на столе Эйнджел, рисует круг и несколько раз жирно его обводит. – Я мечтал путешествовать по свету и фотографировать. Он рисует карту мира, намечая границы стран, в которых никогда не побывает. – Типа как фотожурналист? – уточняю я. – Не, я хотел работать чисто на себя. – Тогда надо сходить в «Арену путешествий», – говорю я. – Это лучший способ объехать весь мир за один день. На форуме «Обратный отсчет» у нее хорошие отзывы. – Я на таких форумах не сижу, – говорит Руфус. – А я сижу каждый день, – признаюсь я. – Мне спокойнее, когда я вижу, как другие люди находят в себе силы выйти из зоны комфорта. Руфус отрывает взгляд от своего рисунка и качает головой. – Твой Последний друг проследит, чтобы ты из своей зоны комфорта вышел со взрывом. Не в буквальном смысле, а понимаешь в каком. В хорошем. Я криво выразился. – Я тебя понял. – Кажется. – А ты себя кем видел в будущем? – спрашивает Руфус. – В профессиональном плане. – Архитектором. Я хотел строить дома, офисы, театры и парки, – говорю я. И умалчиваю о том, что никогда в жизни не стал бы работать в офисе или что мечтал выступить на построенной мною же сцене. – В детстве я очень любил «Лего». – Я тоже. Ракеты у меня всегда разваливались, и у моих пилотов с квадратной головой никогда не было особых шансов. – Руфус тянется к моей тарелке и отрезает себе кусочек гренки, после чего принимается с наслаждением ее жевать, опустив голову и закрыв глаза. Ужасно тяжело смотреть, как кто-то ест свою самую любимую еду в последний раз в жизни. Я обязан взять себя в руки. Обычно хуже всего бывает перед тем, как станет лучше, но сегодня все наоборот. Когда наши тарелки пустеют, Руфус встает и подзывает Эйнджел. – Будет секундочка, принесите счет, хорошо? – Мы вас угощаем. – Пожалуйста, можно мы заплатим? Для меня это очень важно, – говорю я. Надеюсь, она не думает, что я манипулирую ее чувством вины. – Поддерживаю, – кивает Руфус. Возможно, он сюда больше не вернется, но мы хотим, чтобы это кафе не закрывалось как можно дольше и работало ради других посетителей. А ведь выручка – это то, что позволяет им оплачивать счета. Эйнджел энергично кивает и приносит нам чек. Я протягиваю пластиковую карту и, когда девушка возвращает ее мне, оставляю ей чаевых в три раза больше стоимости нашего недорогого завтрака. Теперь у меня остается чуть меньше двух тысяч долларов. Наверное, помочь кому-нибудь начать жизнь заново на эти деньги нельзя, но это хоть какая-то помощь. Руфус кладет рисунок земного шара в карман. – Пойдем? Я остаюсь сидеть на месте. – Встать – значит уйти, – говорю я. – Ага, – говорит Руфус. – Уйти – значит умереть, – говорю я. – Не-а. Уйти – значит пожить перед тем, как умереть. Вперед. Я встаю, благодарю Эйнджел, помощника официанта и хозяина кафе, и мы выходим на улицу. Сегодня – одно длинное утро. Но я обязан проснуться и вылезти из-под одеяла. Я смотрю вперед на пустынные улицы и иду навстречу Руфусу и его велосипеду; навстречу своей смерти, которая с каждой потерянной нами минутой становится ближе; навстречу миру, который сегодня играет против нас. жүктеу/скачать 1,97 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|