Богач, бедняк

«законное платежное средство» вместо «деньги», «денежные
обязательства» вместо «долги»?
Томас, аккуратно свернув купюру, сунул ее в боковой карман. И эта
сотня скоро присоединится к компании таких же сотенных, которые
сейчас лежат в темном банковском подвале в такой ясный, солнечный
день.
Сидевший перед ним человек, пошуршав газетой, открыл ее на
спортивной странице. Томас заметил, что он читает репортаж о
вчерашнем боксерском матче. Интересно, что скажет этот тип, если он,
похлопав его по плечу, скажет: «Послушайте, мистер, это я вчера там
дрался. Не хотите ли получить репортаж о бое из первых рук, так
сказать, с самого центра ринга?» Вообще-то все статьи о бое в газетах
были неплохими, а «Ньюс» на последней полосе даже поместила
фотографию Вирджила, пытающегося подняться после рокового для
него удара. А он, Том, стоит в нейтральном углу и смотрит на него.
Один спортивный журналист заявил, что этот бой дает Томасу
Джордаху реальную возможность оказаться в ряду претендентов на
звание чемпиона, а Шульц перед его выходом из дома позвонил ему и,
страшно волнуясь, сообщил, что какой-то импресарио из самой
Англии видел по телевизору его бой и приглашает его на состязания в
Лондоне, которые начнутся через шесть недель.
— Мы выходим на международную арену, — восторженно
тараторил Шульц. — Можем провести бои по всему континенту. И ты
всех их уложишь. Там у них, в Англии, нет такого боксера в средней
весовой категории, который мог бы сравниться с тобой. Все они
наполовину хуже Вирджила Уолтерса. И еще этот мужик сказал, что
заплатит часть черным налом, и нам не придется вносить большую
сумму в проклятую налоговую декларацию.
Итак, если хорошенько поразмыслить и принять во внимание
последние новости, то он должен был чувствовать себя прекрасно. Вот
он сидит в вагоне, тюрьма давно осталась за спиной, а в ней полно
ребят, покруче его, Тома, и, может, даже они менее виновны в чем-то
по сравнению с ним. Но на душе у него скребли кошки. Тереза
устроила скандал по поводу того, что он ничего не сказал ей про пари
и про его снобистскую семейку, как она выразилась. Она чувствовала
себя обиженной, что он никогда и ничего о них ей не говорил, будто он
скрывал от нее бог весть какое сокровище или что-то еще.

«Эта твоя сестричка так смотрела на меня, словно я грязь под ее
ногами. А твой воображала-братец в такси опустил окошко, словно от
меня несло, как от кучи навоза, и отодвинулся в самый угол с таким
брезгливым видом, что если дотронется до меня, то тут же заразится
триппером. Боже! Не видели родного брата десять лет и даже не
соизволили выпить с ним чашку кофе! Очень мило. А ты, великий
боксер, не проронил ни слова, будто ничего особенного и не
происходит!»
Весь шумный семейный скандал происходил в постели, когда они
вернулись из ресторана. Там Тереза, надувшись, ела молча. Он хотел
было заняться с ней любовью, как это обычно всегда делал после боя,
так как до матча он не прикасался к ней целыми неделями. Его пенис
так набряк, так затвердел, словно бита, которой можно было посылать
мяч в самый дальний угол бейсбольной площадки, но Тереза не
реагировала, лежала как бревно и не подпускала его к себе поближе.
Черт бы ее подрал, мысленно выругался он, для чего я на ней
женился? Не для разговоров же в кровати! Но если правду сказать, то и
в лучшем сексуальном настроении она никогда не была
восхитительной в постели. Если он, проявляя в постели бурную
страсть, взъерошивал ей волосы, Тереза начинала громко стенать,
словно он совершает преступление, и всегда старалась найти любой
предлог, чтобы отложить секс до завтра, до следующей недели, до
следующего года, а когда после долгих уговоров она наконец
раздвигала ноги, то делала это с таким видом, словно оказывала ему
громадное одолжение. Она ведь из религиозной семьи, оправдывалась
Тереза, будто архангел Михаил стоит с мечом рядом и охраняет
заповедную область у католичек. Он готов побиться о заклад,
выложить все деньги за следующий бой, что его сестра Гретхен с ее
прямыми волосами и с умеренным макияжем на лице, в строгом
платье и с этим неприступным выражением светской леди, словно
говорящим окружающим мужикам «не смейте задирать мне юбку», за
один двухминутный раунд доставит любому партнеру гораздо больше
удовольствия, чем его Тереза за двадцать десятиминутных раундов.
Вот почему он плохо спал, а обидные обвинения Терезы все еще
звучали у него в ушах. Но ведь она, по сути дела, сказала правду, и
сознавать это — хуже всего. Он ведь совсем взрослый мужчина, а в
присутствии брата и сестры чувствовал себя как в детстве, когда был

мальчишкой, — противным, глупым, абсолютно бесполезным, всегда
вызывающим подозрение. А ведь ничего особенного от них не
требовалось — просто навестить его, прийти к нему в дом.
Давай, дерись на ринге, выигрывай один бой за другим, пусть
газеты публикуют твои фото, мочись по утрам кровью, пусть
болельщики радостно приветствуют тебя, дружески хлопают по спине,
пусть тебя приглашают выступать в Лондоне, пусть. И вот эти двое
снобов, которых ты и не собирался больше видеть в своей жизни, о
которых ты и слыхом не слыхивал десять лет, вдруг припираются к
нему и говорят как ни в чем не бывало «хелло!». Только «хелло»,
больше ничего, и все, ты уничтожен, раздавлен, ты уже больше никто.
Ну ладно, ненавистный проклятый мой братец, любимчик папочки и
мамочки, играющий на золотой трубе, самовольно опускающий
окошки в такси, ты получишь сегодня по заслугам от своего драчуна-
брата, этого пустого места. Наверняка это будет для тебя шоком.
Вдруг на какое-то мгновение мелькнула безумная мысль: сойти с
поезда, поехать в Олбани, там пересесть на другой поезд и приехать в
Элизиум, к единственному человеку в мире, который будет ласкать его
с любовью, к той, которая заставила его почувствовать себя настоящим
мужчиной, когда ему было всего шестнадцать лет, — к Клотильде,
прислужнице его дяди в постели. К Клотильде, купавшей Святого
Себастьяна в ванне. Но когда поезд остановился в Порт-Филипе, он,
выйдя из вагона, направился прямиком в банк, как и собирался.

жүктеу/скачать 4,7 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: