Человек, ставший предметом спора - ч. 9

Человек, ставший предметом спора - ч. 9

Последние фразы заставили Линкольна нахмуриться, глубокие складки легли меж бровей. Гримаса боли исказила лицо. Он язвительно спросил, сколько солдат дал ее штат армии. Она ответила:

— Около пятидесяти тысяч.

— Это значит, — сказал он, — что в действующей армии из вашего штата сейчас около двадцати тысяч... Я готов демобилизовать их всех и не иметь больше с ними дела.

Миссис Гарвей была потрясена. Она знала, что он говорит не то, что думает. Они сидели и молча глядели друг на друга. Линкольн сильно побледнел. Наконец она нарушила молчание:

— Они останутся верными правительству, как бы вы ни поступили. И если вы удовлетворите мою просьбу, вы будете рады этому всю жизнь. Молитвы благодарных сердец дадут вам силу в часы испытаний; крепкие, готовые воевать люди охотно вернутся к борьбе за ваши цели.

— Я уже никогда ничему не буду радоваться. Президент склонил голову. Она поняла, что нет

Слов, чтобы описать его горе. Исчезли суровые складки на лице: казалось, он углубился в свои мысли, вспоминал прошедшее, совершенно забыв, что он не один в кабинете. Огромные тяготы вынес он на своих плечах, бесконечные заботы отравили ему жизнь, а может быть, его тревожила мысль, что он ошибся в своей оценке людей, был несправедлив к тем, кто воевал за интересы народа.

— О, не говорите так, мистер Линкольн, — сказала она, — ибо у кого еще, кроме вас, будет столько оснований для радости, когда страна снова станет единой, а ведь это неизбежно будет.

— Знаю, знаю, — сказал он, сжимая руками подлокотники кресла, — но ведь источники жизни иссякают, и меня, может быть, не хватит.

Гарвей спросила, не подрывают ли его здоровье государственные заботы и дела. Он ответил:

— Нет. Косвенным образом, может быть.

Она поняла, что отняла у него очень много времени. Она поднялась с намерением уйти.

— Как же вы все-таки решили поступить?

— Я еще ничего не решил. Приходите завтра утром. Постойте, завтра заседание кабинета. Да, приходите к двенадцати дня — завтра на заседании дел будет немного.

На следующий день миссис Гарвей в двенадцать часов была уже в Белом доме. Три долгих часа ждала она. Изредка Линкольн присылал записки, в которых извещал, что заседание скоро кончится и он ее примет. Она была в отчаянии, предполагая отказ. Она ходила по комнате, глазела на карты и, наконец, услышала его шаги. Был объявлен перерыв. Президент не послал ей приглашения зайти к нему, а сам пришел к ней. Шаркая ногами и потирая руки, он сказал:

Линкольн посещает армию Гранта - ч. 4

Полковник Теодор Лайман, офицер штаба Мида, впервые увидел Линкольна на параде и о своих впечатлениях написал жене: «Мне думается, что президент самый безобразный из всех виденных мной людей; на лице его лежит печать неприятной плебейской вульгарности (узнаешь рассказчика грубых анекдотов). С другой стороны, он выглядит умницей и необычайно проницательным, а тяжелые веки говорят о том, что он почти гениален. Видимо, он глубоко честный и добрый человек. Несмотря на всю свою вульгарность, в нем нет даже следа низменных страстей... Он очень похож на интеллектуального и благожелательного Сатира. У меня нет желания видеть его снова, но по-человечески я рад, что он управляет нашими делами».

Линкольн и Грант пожелали друг другу спокойной ночи. У президента был очень озабоченный вид. В темноте ночи на протяжении фронта в 40 миль лежали в грязи, притаились в палатках, хибарках и разных укрытиях 100 тысяч человек. Скоро им предстояло начать самое жестокое, самое кровавое сражение за все время войны. Затем президенту нужно будет решать серьезнейший вопрос о характере и условиях мира. И наряду с этим ему приходилось решать проблемы личных неприятностей.

Истеричность миссис Линкольн служила причиной постоянных скандалов. Сама она к последнему параду опоздала, и в группе объезжавших фронт рядом с президентом оказалась жена генерала Орда. После парада миссис Линкольн устроила неприятную сцену миссис Орд — ведь войска могли ее принять за жену президента! Затем миссис Линкольн набросилась на миссис Грант и обвинила ее мужа в том, что он стремился занять пост президента. Она не стеснялась нападать на Линкольна в присутствии офицеров с обвинениями в близости к женам Грифина и Орда. Глава государства переносил это все с завидным спокойствием, с невозмутимым достоинством.

Утром Линкольн беседовал с адмиралом Дэвидом Портером в бревенчатом домике Гранта. Линкольн был в хорошем настроении, а Грант мрачно молчал и лишь односложно отвечал на прямые вопросы Линкольна. Грант думал о предстоящем сражении. Если генерал Ли ускользнет из расставленной ему сети, война может продолжаться еще год, два или даже дольше.

Четыре года прошло с тех пор, как пал форт Самтер. Теперь эта цитадель была отбита у южан, восстанавливалась, и вскоре над ее стенами должен был снова взвиться флаг Союза.

28 марта утром Линкольн, Грант и Шерман встретились на борту «Ривер куин». При встрече присутствовал и адмирал Портер. Шерман записал: «Неоднократно мистер Линкольн восклицал, что пролито уже много крови, — нельзя ли обойтись без предстоящего сражения». Генералы ответили, что это не только от них зависит.

Шерман затронул очень важный вопрос: как поступить с мятежными армиями после их поражения? Как быть с политическими лидерами, с Джефферсоном Дэвисом и другими? Дать ли им возможность скрыться?

Линкольн ответил, что солдат нужно распустить по домам, пусть пашут землю, работают в своих мастерских. Что касается Дэвиса... он не мог высказаться откровенно, но он намекнул, что Дэвис должен скрыться, «бежать из страны», но ему, Линкольну, не приличествует говорить об этом во всеуслышание.

жүктеу/скачать 7,16 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: