Биоэтика и биотехнологии: пределы улучшения человека к 70-летию Павла Дмитриевича Тищенко
жүктеу/скачать 1,43 Mb. Pdf көрінісі
|
bioethics and biotec
| Концепция «человеческой природы»
и проблема биотехнологий Однако сложность с изменением человека заключается в том, что не ясно, что же есть человек, которого собираются менять при помо- щи биотехнологий. Фуллер справедливо замечает, что Харрис по сути поддерживает идею природы человека точно так же, как и его оппонен- ты-философы, которых он критикует, — Ю. Хабермас и Ф. Фукуяма. Рациональный трансгуманизм у Харриса связан с кругом «проклятых» философских вопросов, где отвлеченная форма, в данном случае чело- вечность, зафиксированная в биологическом носителе — геноме, должна подвергнуться улучшению. Фуллер справедливо замечает, что идея универсалий, когда вещь имеет некую субсистенцию-форму, замещающую сущность, — это на- чальная точка размышлений о человеческой природе, которая слишком архаична для современной науки, хотя она и сохраняет актуальность 52 53 в современной философской рефлексии 1 . Харрис предлагает усовер- шенствовать эволюцию: для этого необходим объект совершенствова- ния — идеальная природа человека, такая же ускользающая абстракция, как и универсалии. По Фуллеру, единственное существенное различие между взглядами Харриса и Хабермаса состоит в понимании автономии. Харрис ее истолковывает инструментально, применительно к детям, для которых родители выбирают рост, цвет глаз, способности и т. п. У Ха- бермаса автономия человека — абсолютное условие, и человека недопу- стимо рассматривать как средство для достижения даже благих целей. Деконструкция «усовершенствованной» эволюции в ее наиболее ра- дикальном утилитаристском виде обнаруживает несколько важных об- стоятельств. Во-первых, идея «усовершенствованной эволюции» пред- полагает использование консервативного понятия «природа человека», в котором человек представляется сущностью, изолированной от жи- вотного или машинного мира. Однако близость между человеком и животным не столь уж непрео- долима, поскольку за основу берется культурное измерение мира чело- века, жестко отделенного от мира животных. Между тем то, что верно для культурно-исторического ландшафта, совершенно не соответствует биотехнологическим реалиям. Уверенно апеллируя к максиме «наиболь- шее благо для наибольшего числа людей», в контексте биотехнологий есть риск превратить ее в максиму «наибольшее благо для Х», где пере- менная может быть заменена на что угодно — от киборга до разумной ящерицы, при этом вопрос о природе человека просто исчезает. Превра- щая биотехнологии в механизм рациональной адаптации к природной среде человека как вида, решая проблемы социальной самореализации на базе уверенности человека в нерушимости своего видового эссенциа- лизма, который культурно вынесен за пределы животного мира, социум рискует не найти точку опоры — объект той самой эволюции, которую предполагается улучшить. Второй важный момент — место трансгуманизма в истории фи- лософского секулярного гуманизма. Исчерпанность основополага- ющих концепций, объясняющих поведение человека естественными правами человека или теорией бессознательного Фрейда, освободи- ла интеллектуальное пространство для смелых биотехнологических видений. Дополненная универсальным языком науки — утилитариз- 1 Fuller S. Humanity 2.0: What it Means to be Human Past, Present and Future. P. 158. мом, новая разновидность биотехнологического гуманизма, похоже, становится актуальной идеей. Обсуждение проблем улучшения человека больше касается опреде- ления границ автономии, чем переработки идеи природы человека, ко- торую можно было бы использовать в качестве теории изменения чело- века, а не как механизм ограничения развития биотехнологий, будь то в рамках биоконсерватизма или трансгуманизма. Важно отметить и тот факт, что такая, казалось бы, очевидная вещь, как природа человека, при более близком рассмотрении рассыпает- ся на множество фрагментов: способность смеяться, сострадать, ра- ционально мыслить и т. п., — взятый по отдельности, каждый из них не может претендовать на то, чтобы быть «маяком», на который следу- ет держать курс, реализуя программу совершенствования человеческой эволюции. Однако также известно, что биотехнологии активно разрушают соци- альные практики «честной игры», например в спорте, тем самым форми- руя сопротивление социума. Противники этой концепции обычно гово- рят о том, что в спорте никогда не существовало естественного равенства между спортсменами, что генетический допинг невозможно определить, поэтому рано или поздно спорт в любом случае трансформируется под воздействием биотехнологий. Но сегодня именно социальный контекст сдерживает концептуальное оформление совершенствования человека при помощи антидопинговых правил, в то время как философские кон- цепции, будучи привязанными к абстрактной модели «природы челове- ка», этого сделать не могут, и на философском поле трансгуманизм даже выигрывает, раскрывая новую перспективу гуманизма. Третий важный момент — принуждение биотехнологиями. Сегодня широко обсуждается тема когнитивного улучшения человека, и важно отметить, что ценность интеллектуальной эффективности конструиру- ется стихийно, как запрос, в то время как для когнитивного улучшения человека не существует острого контекста «честной игры», как это про- исходит в спорте при формировании строгого запрета на допинг. Дис- курс «желательности» вытесняет дискурс «приемлемости» 1 , и в этой си- туации улучшение человека становится доминирующей формой нового гуманизма. 1 Rehmann-Sutter C., Scully J. L. Which ethics for (of) the nanotechnologies? // Governing future technologies. Nanotechnology and the rise of an assessment regime. Dordrecht, 2010. P. 238. 54 55 Сегодня сложилась такая ситуация, когда ни те, кто предостерегает об опасностях, которые таит в себе совершенствование человека (вплоть до потери не только традиционной формы гуманности, но и самоиден- тичности на биологическом уровне), ни те, кто, напротив, не видит в че- ловеке как в биологическом и духовном существе ничего, что следовало бы сохранить, — никто не может привести какие-либо решающие аргу- менты, позволяющие выбрать определенный образ действий. Конечно, отношение к совершенствованию человека имеет культур- ные особенности. Например, американской NBIC-инициативе свой- ственна сциентистски-технологическая редукция проблемы совершен- ствования человека к очищению от предрассудков (страх появления Франкенштейна), в то время как европейский подход уделяет большое внимание антропологическому полюсу проблемы, особенно ее социо- культурному измерению. Следует отметить, что этические доводы, которые используются обеими сторонами, а именно доводы против Франкенштейна в пользу Супермена, возникли и являются продуктом философской и этической мысли прошлого, между тем как уровень современной науки ставит че- ловека перед новой реальностью, новыми рисками , которые, во-первых, оказываются многомерными, комплексными и, во-вторых, обладают вы- сокой степенью научной неопределенности. Безусловно, совершенствование человека находится в жестких рамках, но оно активно проблематизируется, и существующая тен- денция может быть определена как поиск аргументов для либерализа- ции этого направления биотехнологий в контексте «метафизического разлома западной цивилизации» 1 из-за все более возрастающей роли биотехнологий в жизни человека. Но социальный отклик общества на развитие биотехнологий, верхушкой которого являются техноло- гии улучшения человека, остается одним из немногих работающих критериев, определяющих применение биотехнологий. Ведь без ши- рокой общественной дискуссии никто не сможет быть уверенным в том, что разрабатываемые сегодня технологии если и не приемле- мы, то хотя бы желательны. 1 Гребенщикова Е. Г. Медицина в горизонте культуры: амбивалентность медикали- зации // Вопросы культурологии. 2011. № 1. С. 75. жүктеу/скачать 1,43 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|