Направляясь из театра к столовой, Юрка думал только об урчащем
от
голода желудке, Ира и Маша совершенно забылись. В отличие от
него, Володя ворчал:
— Юра, ты должен обязательно отпрашиваться у Ирины…
Ничего себе лучшая пионерка. «Лучшие пионерки» спать по ночам
должны, а не по лагерю шататься…
Услышав это, Юрка вспомнил вдруг:
— Володь! Пока ты репетицией командовал, я слышал, как Саня с
Петлицыным шушукались. Петлицын сначала меня, а
потом его
подговаривал пойти ночью мазать девочек зубной пастой. Я-то
отказался, а Сашка кивнул. Они, похоже, диверсию готовят!
Володя насторожился:
— Петлицын? Так он же из второго отряда, какое ему дело до
младших ребят?
— Как какое? Это же весело, малышню подговорить…
— Ничего весёлого тут нет, это опасно!
— Ой да ладно тебе! Себя вспомни в этом возрасте, будто ты ни
разу младших на всякую ерунду не науськивал!
— Вообще-то, нет, Юра. Надо мной никто не смел шутить, и я ни
над кем не издевался. А ты? Неужели ты был хулиганом?
— Хулиганом? Конечно нет! — даже не краснея, соврал Юрка. На
самом деле как только он не пакостил и чем только не занимался после
того, как у него вдруг появилось слишком много свободного времени.
Мама часто говорила ему: «Природа не терпит пустоты» — и
Юрка убедился в этом на собственном опыте. Пустота возникла после
того, как из
его жизни исчезла музыка, она поглощала все эмоции,
оставляя одну лишь нервозность и злость. Будто осиротевший без
музыки, Юрка старался занимать себя хоть чем-нибудь,
лишь бы не
думать о том, что у него было и чего теперь нет, лишь бы не допустить,
чтобы пустота снова напомнила о себе. Он собирал марки, клеил
модели самолётов, паял,
вырезал по дереву, разводил аквариумных
рыб, но все это было для него пресно и скучно. В поисках увлечений,
которые могли бы заменить утраченную без музыки радость, в поисках
смысла собственного существования, Юрка сблизился с теми, кого
никак нельзя было назвать скучными — с дворовыми ребятами.
Отпетыми
хулиганами они не были, но всё равно их занятия пользы
Юрке не приносили. Много ли толку было в том, что Юрка научился
карточным фокусам и шулерству, множеству матерных песенок и
стишков, а маясь от безделья в подъездах, скрутил с десяток лампочек
и написал талмуд неприличных слов? А в том,
что в школе взорвал
несколько карбидных бомб и сжёг пару дымовух?
Конечно, дворовые ребята научили его и более безобидным
проказам, в том числе и лагерным. И за одну только прошлую смену
Юрка пристрастил почти всю малышню к разнообразным пакостям, и
в каждом отряде каждым утром происходило что-нибудь из ряда вон
выходящее. То жертву обливали холодной
водой и она вскакивала с
кровати, будучи привязанной к матрасу. То жертву будили криком и
бросали ей на лицо простыню с криком «Потолок падает!» и жертва
верещала не своим голосом, потому
что ей действительно казалось,
будто на неё падает потолок. То пока жертва умывалась, прятались под
умывальником и связывали между собой кончики шнурков, чтобы,
умывшись, жертва и пары шагов не могла сделать — падала. Что уже
говорить о «ночной» классике — мазать спящих пастой, или класть
холодные макароны под подушку, или незаметно дёргать шторы, когда
кто-то рассказывает страшилку? Ребятам
было безумно страшно и
весело, но самому Юрке быстро наскучили даже изощрённые
розыгрыши.
Надоевшее в прошлую смену тем более не радовало в эту. И не
одного Юрку. Володе пакости тоже были ни к чему.
— Вот блин… Ну и проказники мне достались… — на его лице
отразилась смесь растерянности, переживания и раздражённости.
Достарыңызбен бөлісу: