это
, сказать
эти
слова, пообещать…
Но Юрка не хотел! Не хотел это петь, говорить, даже думать, а
губы сами по себе прошептали:
— Я тебя никогда не увижу…
Песня закончилась, у Митьки с возмущенными возгласами
забрали гитару, «чтобы больше не пел такой кошмар». Володя не
моргая смотрел на Юрку, и казалось, что мира вокруг них просто не
существует. Юрка не мог разобрать, какие сейчас у Володи глаза, что
там внутри за эмоции. Это было больше, чем отчаяние и грусть, Юрке
было почти физически больно заглядывать в них.
Володя стремительно поднялся с места, подошёл к нему,
потянулся, будто бы хотел взять Юрку за руки, но одернул себя.
— Я всё-таки помогу Лене, отведу малышей в отряд и сразу
вернусь… — И, понизив голос до шёпота, сказал: — Выйди минут
через двадцать на дорогу, которая ведёт к пляжу, но смотри, чтобы
никто тебя не заметил. Сделаем крюк, пойдём через лес, чтобы за нами
никто не увязался.
Когда Володя с Леной увели пятый отряд, за гитару снова взялся
Митька, но Ира Петровна уговорила его больше не петь грустное.
— Тогда пусть будет белый танец! Дамы приглашают
кавалеров! — и заиграл узнаваемого с первых нот «Паромщика».
Юрка хотел было пересесть куда-нибудь в дальний угол поляны и
тихо дождаться возвращения Володи, но к нему подошла Ксюша.
— Юра, пошли, потанцуем?
У Юрки сил не осталось, чтобы удивиться. Не думая, он кивнул,
взял Ксюшу за руку и вывел к костру, туда, где танцевали другие пары.
Ксюша обняла его за плечи и в этот раз совсем не так, как на той
дискотеке, не по-пионерски. Случись такое раньше, Юрка бы уже
лопнул от гордости, но сейчас он не чувствовал ничего. Просто
кружился, топал ногами в ритм музыке, приобнимал Ксюшу за талию,
как робот. До него даже не сразу дошёл смысл вопроса, который она
задала.
— Юрчик, слушай… Нам тут сказал кое-кто, что у вас с Машей,
оказывается, всё непросто и вы…
— Ещё бы было просто! — воскликнул Юрка, перебив. — Только
никаких «нас» нет.
— Да? — деланно удивилась Ксюша. — А это правда, что вы
поругались тогда из-за того, что она за тобой следит?
— За мной Маша просто ходит, а следит она за Володей.
— Да ладно? — Ксюша удивилась настолько, что толкнула
танцующих рядом красного до корней волос Петлицына и Настю и
наступила Юрке на ногу.
— Ну да, — просто ответил он. Пробежался глазами по поляне и
увидел, что Маша одна-одинёшенька сидит на скамейке у костра,
сложив руки на коленях, смотрит в землю. Юрке на секунду даже
стало жаль её — настолько одинокий и грустный был у неё вид. Но тут
же он понял, что Машина грусть — ничто в сравнении с расставанием,
которое предстоит им с Володей. И мысли о ней мигом вылетели из
головы.
— За Володей? Какой кошмар! И как ей это в голову пришло? —
возмущалась тем временем Ксюша, для неё это действительно было
новостью. — Это ж какой нужно быть дурочкой, чтобы следить за
вожатым? Да пусть даже не за вожатым, а просто… Где вообще её
гордость?
— Влюбленные люди иногда поступают очень безрассудно, —
ответил Юрка и почему-то улыбнулся этой мысли. Вспомнил свой
самый первый и самый безрассудный поступок — как поцеловал
Володю тогда, на дискотеке, у щитовых. И чем всё это теперь
заканчивается? Стоило ли это мимолетное быстротечное счастье того,
чтобы теперь так болезненно расставаться, а потом всю жизнь
вспоминать?
После танца пионеры стали играть в «ручеёк», а потом кто-то
собирался прыгать через костёр. Юрку звали тоже, но он отказался,
внимательно наблюдая за тем, чем занята Маша. Та вроде бы немного
повеселела, когда Светка из третьего позвала её играть к костру.
Благодаря ей получилось незаметно улизнуть. По крайней мере, Юрке
так показалось.
Володя задержался минут на десять. Только Юрка подумал, что
они разминулись, как увидел в темноте знакомый силуэт с рюкзаком за
плечами.
— Ну что, готов? — спросил Володя. — Никто тебя не видел?
— Вроде нет, там все играют в ручеёк, специально ждал, когда
Маша потеряет меня из виду. А что в рюкзаке?
— Лопатка, капсула и вещи, которые туда положим. И плед ещё…
если решим посидеть там. Идём?
Они свернули на петляющую тропинку, ведущую в обход пляжа.
В лесу было темно. С поляны доносились голоса пионеров и треск
костра. Обычно, когда они ходили к иве, Юрка шёл впереди, потому
что лучше знал лес, но сейчас, освещая дорогу фонариком, путь
прокладывал Володя. А Юрку не покидало ощущение, что его ведут на
казнь.
Они шли прощаться. Они шли туда, чтобы провести последние
минуты вместе, сказать последние слова. И сейчас даже огонёк
надежды, который весь день грел Юрку, едва теплился и норовил
погаснуть совсем.
«Перестань! — приказал себе Юрка. — Мы же ещё встретимся,
мы расстаёмся только на время!»
Он знал, что обычно время перед тем, чего очень не хочешь,
тянется долго и дорога к иве должна была показаться Юрке длинной,
но вот они уже миновали болотистую заводь и вышли из леса к
обрыву. Осталось обойти его, опять свернуть в лес, а там — минут
пять и брод.
Захотелось остановиться и повернуть назад. Будто если сейчас
они никуда не пойдут, то ни расставаться, ни прощаться им будет не
нужно. Юрка протянул руку к Володе, хотел вцепиться в пальцы, но
запнулся от испуга — сзади окликнули:
— Володя! Юра! Эй! — Ира Петровна, светя фонарём,
стремительно их догоняла. За Ирой шла Ксюша и Полина, а за ними —
Маша. — Вы куда?
Володя не растерялся. Молча стащил с плеч рюкзак, вынул
капсулу — замотанную в целлофан железную коробку с крышкой, в
таких хранят крупу.
— Мы идём закапывать капсулу времени. Вот, — он протянул
коробку.
— А мне почему ничего не сказали? — рассердилась Ира.
— Юра, ты что, не отпросился?
Юрку будто обухом по голове ударили — забыл! Стало стыдно,
ведь Володя предупреждал его, что надо…
— Нет… Извините, Ира Петровна, я опять не подумал.
— Не подумал он! Я же за тебя отвечаю! Вдруг что-нибудь
случится, а я даже не знаю, где ты!
Володя вздохнул и тихо попросил:
— Ирин, давай отойдём?
Вожатые отошли на несколько шагов. Девочки молчали. Юрка
хмуро глядел на Машу — да как она только уследила, куда они с
Володей пошли? Он же видел, что она отвлеклась! И мало того что
опять выследила, так ещё и сдала Ирине, стерва! И хвост привела —
вот зачем эти две любопытные змеючки за ней увязались?
Спорящим вожатым не пришло в голову, что, пусть они стояли на
отдалении, ветер дул в сторону Юрки и девчонок и их разговор был
отчётливо слышен всем.
— Вова, если у Конева в голове ветер, то уж ты-то мог бы мне
сказать! И капсула эта. Идея-то ведь отличная! Мы бы отрядом свою
заложили. Не по-товарищески это, Вов, мы же комсомольцы, мы
должны помогать друг другу!
— Извини, Ирин, я не со зла. Просто эта идея пришла в голову
совсем внезапно — буквально сегодня днём. А там куча дел была, сама
знаешь… Извини, ладно?
— Ладно-ладно… Может быть, завтра с утра успеем… — Ира
немного смягчилась.
— Ну так что, отпустишь его под мою ответственность? Честное
комсомольское — верну тебе Конева не позже часа ночи в целости и
сохранности.
Ира скрестила руки на груди и, переминаясь с ноги на ногу, с
сомнением покосилась на Володю.
— Вов, в час — это слишком поздно.
Порыв ветра от реки унёс следующую часть разговора, а когда
вожатых снова стало слышно, Ира Петровна, уже куда более
сговорчивая, интересовалась:
— Ольге Леонидовне не говорил? — Володя отрицательно
помотал головой. — Ну смотри, если кто из руководства заметит, я
ничем не смогу тебе помочь.
— Думаешь, им есть до меня дело?
— Ну… по правде говоря, это вряд ли. Но! Вов, если заметят,
припомнят это тебе в характеристике.
— Да чёрт с ней. Пусть пишут, что хотят. Ирин, так что,
прикроешь? Мы будем тут недалеко, в лесу.
— Ну… ладно, прикро…
Володя уже развернулся и сделал шаг, когда Маша закричала во
весь голос:
— Не отпускай их! Я знаю, зачем они туда пошли! Ирина, они
ненормальные! Они целуются и обнимаются! Надо, чтобы их
наказали, надо рассказать Ольге Леонидовне!
Её крик отразился звоном в Юркиных ушах, в глазах потемнело.
Володя так и замер в полушаге, одни только зрачки бегали. Его полный
паники взгляд метался по лицам присутствующих. Ирина, разинув рот,
смотрела то на Володю, то на Юру. Вдруг она уставилась на Машу и
нахмурилась.
— Ха! — хохотнула, будто рявкнула, Ксюша.
В поглотившей лес тишине это прозвучало так громко, что все
вздрогнули. После секундной заминки Змеевская залилась
издевательским смехом. И, захлёбываясь им, стонала:
— Ну даёт! Совсем чокнулась! Поля, ты слышишь? Нет, ты
слышишь, что несёт?
Полина, в отличие от подруги, была серьёзна.
— Ксюша, это ведь мы виноваты. Надо было дружить, а мы… У
меня… я знаю, что люди от одиночества с ума сходят. Бредят и
искренне верят в то, что говорят! У меня бабушка так…
— Что? — пробормотал Юрка, не веря своим ушам. Несмотря на
злость из-за предательства Маши, ему очень не понравилась реакция
девчонок. Но те Юрку проигнорировали.
— Ты серьёзно? — икая и всхлипывая, спросила Полину
Ксюша. — Думаешь… думаешь, она сбрендила?
— А разве нормальный человек будет следить, а потом говорить
такое? — ответила та. — А Маша всё время одна и не спит по ночам
— сколько раз видели, что с отбоя сбегала!
— Я… — вид у Маши был напуганный. Она заикнулась и
выдавила: — Я же правду…
— Ирин, а она ведь действительно следила за Володей, —
кивнула, успокоившись, Ксюша. — Я и сама поначалу не верила — ну
сбегает из отряда, подумаешь. Мне казалось, она к Коневу. А тут вон
что…
— Сбегала? — прошептала растерянная Ира Петровна.
— Да, — подтвердила Поля, подозрительно оглядывая Машу. —
Половина отряда то же самое скажет!
— Да, Ирин, — закивала Ксюша. — Надо, наверное, про это
Ольге Леонидовне рассказать. Такие враки плести — это подло! Её за
такое из пионерии выгнать нужно!
— Не надо! Это же какое клеймо на ней будет! А так, ну…
помешалась немного, это бывает. Поспит и успокоится. И одну я тебя
больше не оставлю, Машка, так что… — вмешалась Полина, но её
никто не слушал.
Маша всхлипнула. Ира Петровна подошла к ней и строго
спросила:
— Маша, что ты такое говоришь? Это же переходит всё
границы…
У Маши задрожали губы, она шмыгнула носом, но не смогла
сдержать слёз и расплакалась.
— Это правда, И… Ири…
— Это бред несусветный! — закричала Ира. — Распространять
такую клевету про вожатого! Про образцового комсомольца! Как ты
такое вообще придумала? Целоваться с… Боже! Как у тебя язык
повернулся такое сказать? Ведь даже вообразить…
вот это
—
ненормально!
Маша заплакала навзрыд. Услышав Иру, Юрка обомлел: да,
Володя — её товарищ и друг, да, она думает, что знает его. Но неужели
то, что происходит между ними, настолько дико, что люди не верят
даже в гипотетическую возможность такой любви? Но ведь такие
люди действительно есть — вот же он, Юрка, «такой» человек, а вот
другой «такой» стоит, поправляет дрожащей рукой очки и молчит в
ступоре.
Юрка вздрогнул — в каком мире он живет? До чего же
неправильном, глупом, неправом, ведь это мир неправ, а не Юрка.
Впрочем, если бы ещё какой-нибудь месяц назад он оказался на
месте Иры, то тоже не поверил бы.
Тем временем Маша уже рыдала в голос, Ира укоризненно качала
головой, а Ксюша снова подала голос и начала издевательским тоном:
— Ты смотри, сама же наврала, а теперь хнычет! У кого что болит,
тот о том и говорит, да, Маш? Расскажи-ка давай, чего мы о тебе не
знаем?
— Хватит! — рявкнул Юрка. — Зачем ты её травишь?! Чего бы
она ни говорила, нельзя так унижать!
Он отошел от шока, и ему стало её жаль. Он ничем не оправдывал
её, она поступила подло и нагло. Но ещё Юрка видел, как переменился
в лице Володя, когда Маше никто не поверил: его брови удивленно
изогнулись, а уголки губ на мгновение дёрнулись вверх.
Ира Петровна перевела дыхание, взяла Машу под локоть:
— Пойдём-ка, дорогая, в отряд спать. На первый раз прощаю, но
если ты продолжишь свои россказни, я сразу отведу тебя к Ольге
Леонидовне и расскажу ей всё про твои ненормальные фантазии… —
она потащила Машу обратно к костру. — Ксюша, Поля, идёте с нами.
И чтобы тоже держали рот на замке. Володя! Чтобы в час Юра был в
отряде!
— Ирин, не говори Леонидовне, — звучал, удаляясь, голос
Полины. — Это всё мы виноваты, не дружили с ней, не слушали…
— Вообще-то в том году она правда нормальной девчонкой была,
когда с Анькой дружила… — едва слышно заметила Ксюша.
— Посмотрим, как будет себя вести. Маша, хоть слово
брякнешь… — конец фразы Иры Петровны утонул в лесной тишине.
|