«Увидеть бы в темноте его глаза», — подумал Юрка, и, будто
услышав это желание, из-за облака вышла луна. Но светлее не стало.
Сиянием тонкого серпа она лишь очертила контуры любимого лица.
Юрка напрягся — ему нужно было запомнить всё: образы, звуки и
запахи лучше собственного имени. На
много дней или даже лет они
станут для него важнее собственного имени.
Он заключил Володю в объятия, вцепился в него, вжался,
приклеился, врос. Володя обнял в ответ.
— До
свидания, Юрочка, до свидания, — прошептал тёплыми
губами.
И всё последующее стало смазанным и незначительным.
Юрка не знал, не замечал, сколько прошло часов, где он был и что
делал, не отдавал себе отчёта. Он весь остался там,
под ивой, в той
памятной, последней ночи, держа Володю в объятиях,
чувствуя его
тепло и дыша им.
Но последней памятью всё равно остались не звук его голоса, не
слова прощания, не шелест ивовых листьев. А картинка за стеклом
автобусного окна:
взмах Володиной руки, а позади него — солнце,
лето, лагерь и развевающиеся красные флаги.