Художники Г. Бойко и П. Шалито Кольцова М. М. К62 Ребенок учится говорить. М., «Сов. Россия», 1973



бет5/8
Дата26.03.2020
өлшемі1,46 Mb.
#60849
1   2   3   4   5   6   7   8
Байланысты:
Кольцова М.М., Ребенок учится говорить
Оқу мотивациясы, Оқу мотивациясы, Оқу мотивациясы

ДРУГ ДРУГА НЕ ВСЕГДА ПРОСТО

Известная русская поговорка гласит: «Слово принадлежит наполовину тому, кто говорит, а наполовину тому, кто слуша­ет». Это означает, что и для того человека, который говорит, и для того, к кому он обращается, произносимые слова долж­ны иметь какое-то определенное и притом близкое содержание. «Можно войти?» — «Пожалуйста»,— люди поняли друг друга, т. к. для обоих эти слова означают одно и то псе.

Иногда такое понимание бывает только кажущимся. Вот один из многих случаев, с которыми мне пришлось столкнуть­ся во время поездки в Польшу. Варшавские коллеги были так любезны, что в течение целого месяца провожали меня от гос­тиницы до университета и обратно, хотя я их все время уве­ряла, что запомнила дорогу. Лишь позднее выяснилось, что по-польски «запоментать» значит «забыть» (это близко к рус­скому слову «запамятовать»), и слова «запомнила дорогу» мои друзья понимали как «забыла дорогу» и, вероятно, удивлялись, какая беспамятная гостья попалась!

Дети до известной степени иностранцы в нашей взрослой среде — они должны усвоить не только требуемые формы по­ведения, но и наш язык. Взрослые не всегда оценивают всю сложность этой задачи.

Когда нам нужно что-то объяснить другим, спросить и т. д., то проще всего это сделать с помощью слов, не правда ли? Обращаясь к детям, мы обычно и используем этот самый лег­кий и удобный для нас способ. Мама и папа, бабушка и дедуш­ка дома, воспитательница и няня в детском саду— все объяс­няют детям, спрашивают их, отдают им распоряжения с по­мощью слов. При этом всем кажется, что привнесенные слова понятны ребенку в такой же мере, как самому говорящему. Между тем это далеко не всегда так. Часто ребенок вклады­вает в слово совсем не то содержание, которое в него вкладыва­ем мы: иногда сужает его значение, иногда расширяет.

Возьмем, казалось бы, простое слово: «посуда». Мама про­сит 6-летнюю Таню унести со стола на кухню всю чайную посуду. Девочка отнесла чашки с блюдцами и побежала иг­рать, а чайник, тарелочки, розетки, ложки оставила на столе. Мама рассердилась, а Таня настаивает: «Я всю посуду унесла, всю!» Здесь нет со стороны девочки упрямства или нежелания помочь маме — она добросовестно выполнила поручение в ме­ру своего понимания. Недоразумение заключалось в том, что для Тани слово «посуда» — только чашки и блюдца, а для мамы это слово обозначает гораздо более широкий круг пред­метов.

Конечно, не только слово «посуда», но и очень многие дру­гие для Тани имеют значительно более бедное содержание, чем для мамы. Мы не всегда осознаем это и поэтому часто сердим­ся на детей напрасно.

Иногда маленькие дети понимают взрослого буквально, не улавливая того, что слова старших — просто образное выра­жение.

Усталая бабушка укладывает спать трехлетнюю Марину и говорит: «Когда ты ляжешь спать, у меня прямо праздник будет!» Девочка долго вертится, не засыпает, и бабушка нако­нец забеспокоилась: «Что ты так долго не спишь, детка?» — «Я хочу твой праздник посмотреть!» — девочка поняла слова бабушки буквально и превозмогала сон, чтобы не упустить ин­тересное событие.

Четырехлетний Сережа гоняет на даче по двору кур. Мать вышла из дома и побранила его: «Чтобы я больше этого не видела! Не огорчай меня!» Мальчик с жаром обещал, и успо­коенная мама ушла в дом; ровно через две минуты раздалось отчаянное кудахтанье кур и веселые крики Сережи. Когда рас­серженная мама вновь выбежала во двор, сын с недоумени­ем спросил: «А разве тебе было видно?» — мальчик понял слова матери не как запрещение гонять кур, а как предуп­реждение, чтобы ей не было видно этого. Переносный смысл, который мы часто вкладываем в слова, детям еще не досту­пен.

Бывают случаи, когда взрослый только подразумевает определенное содержание слов: ему самому ситуация совер­шенно ясна, и он считает, что и ребенку все понятно.

Вот случай в средней группе детского сада. Вадик во время обеда с фырканьем ест кисель. «Вадя, как ты ешь?» — раз­драженно спрашивает воспитательница. «Хорошо ем!» (ест мальчик и правда с аппетитом!) «Ну-ка, выйди за дверь за такую хорошую еду!» Воспитательница выгнала Вадика из-за стола за фырканье во время еды. Но понятно ли было ребенку, что произошло? Нет, он понял слова воспитательницы бук­вально, и, когда его позже спросили, за что он был наказан, он ответил: «За то, что ел хорошо».

Одна воспитательница рассказывает, что четырехлетнему Андрюше, у которого панамка съехала набок, а сандалии бы­ли не застегнуты, она строго сказала: «Андрей, приведи себя в порядок!» Он кивнул головой - сейчас все исправит. Через пару минут воспитательница опять подошла к мальчику: на его лице радость от добросовестно исполненного дела, но на нем все по-прежнему, только правый сандалий одет на левую ногу, а левый — на правую! Попробуйте угадать, чего хотят эти взрослые, когда на ходу бросают свои приказы!

Порой дети вкладывают в слово свое, совершенно неожи­данное содержание. Игорек 4 лет 6 месяцев ел кашу и закаш­лялся, рисинки разлетелись по столу. Показывая на них, маль­чик закричал: «Смотри, мама, я весь стол осыпал насмешка­ми!» Игорю много раз читали «Гадкого утенка», а там гово­рится, что все птицы осыпали утенка насмешками. Не зная, что это такое, ребенок представил себе насмешки как что-то мелкое, твердое, чем можно посыпать.

Все случаи, подобные описанным здесь, свидетельствуют о том, как трудно детям уловить сущность того, что говорят взрослые. Очень часто виноваты в этом сами взрослые — они забывают, что уровень понимания слов у детей гораздо ниже, а переносный смысл или ирония им совсем еще недоступны.

Как же сделать, чтобы ребенок научился вкладывать в сло­ва то же содержание, что и взрослые? Вот мы употребили слово «научился», а это значит, что мы предполагаем развитие смыс­лового содержания слова на основе выработки условных реф­лексов. Да, дело обстоит именно так, и это очень отчетливо видно, если проследить, как развивается понимание слов у де­тей. Попробуем сделать это.


СЛОВО ЕЩЕ

НЕ СИГНАЛ



В конце первого года жизни на многие обращенные к нему слова ребенок дает правильные реакции. «Покажи носик!», «Сделай ладушки!», «Где мама?» — говорим мы, и малыш по­казывает нос, хлопает в ладошки и т. д. «Как он много уже понимает!» — делаем мы заключение. Значит, слова уже ста­новятся сигналами для ребенка?

Но не будем торопиться с выводами и присмотримся вни­мательно к поведению восьмимесячного Алеши, который как раз «понимает» уже много слов. Няня держит его на руках и спрашивает: «Алешенька, а где мама?» Малыш, улыбаясь, поворачивается к матери. Когда тот же вопрос был задан Але­ше, лежащему в кроватке, никакой попытки искать мать он не сделал. Но стоило няне взять его на руки, как он опять обора­чивался в сторону матери, когда его спрашивали, где она. Але­шу взяла на руки мамина подруга. «Где мама?» — и опять нет ожидаемой реакции!

Итак, то, что мы сначала приняли за понимание слов, па са­мом деле не является таковым. Что же это такое? Специаль­ные наблюдения показали, что сначала ребенок начинает по­нимать не отдельные слова, а целые фразы. Далее выяснилось, что и фраза вначале воспринимается не сама по себе, а лишь как часть какого-то еще более общего воздействия на нерв­ную систему. В примере с Алешей мы уже видели, что пра­вильная реакция на вопрос «где мама?» получается лишь в том случае, если с этой фразой к нему обращаются в привычной обстановке, если говорит кто-нибудь из близких людей, с воп­росительной интонацией и т. д. Фраза здесь является как бы частью какой-то целой картины. Если же та или иная де­таль—обстановка, человек, голос, интонация меняется, кар­тина становится неузнаваемой для ребенка, и он уже не может дать ту реакцию, которую от него ожидают.

На первом этапе для того, чтобы ребенок отреагировал на фразу, необходимо наличие целого ряда непосредственных раздражителей1. Но постепенно число раздражителей, нужных для того, чтобы вызвать реакцию, уменьшается. Это хорошо видно из таблицы (см. стр. 48).

Мы видим, что в 7—8 месяцев ребенок даст ожидаемую ре­акцию на фразу (например, покажет носик) только в том слу­чае, если он сидит, если находится в привычной обстановке, если говорит с ним знакомый человек и с определенной инто­нацией. Сама фраза еще, собственно, не имеет значения (она и помечена минусом). Это значит, что ребенок отвечает правильной двигательной реакцией не на фразу, а на всю ситуа­цию в целом1.




Возраст

Положение тела

Зрительный компонент

Слуховой компонент

обста-

новка


вид го­воря-щего

челове


ка

интона­ция

слово

7—8,5 месяца

8,5—9,5 месяца

9,5—10 месяцев

10—10,5 месяца

10,5—12 месяцев


+

-

-



-

-


+

+

-



-

-


+

+

+



-

-


+

+

+



+

-


-

-

-



+/-

+



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8




©engime.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет