Художники Г. Бойко и П. Шалито Кольцова М. М. К62 Ребенок учится говорить. М., «Сов. Россия», 1973

Известная русская поговорка гласит: «Слово принадлежит наполовину тому, кто говорит, а наполовину тому, кто слуша­ет». Это означает, что и для того человека, который говорит, и для того, к кому он обращается, произносимые слова долж­ны иметь какое-то определенное и притом близкое содержание. «Можно войти?» — «Пожалуйста»,— люди поняли друг друга, т. к. для обоих эти слова означают одно и то псе.

Иногда такое понимание бывает только кажущимся. Вот один из многих случаев, с которыми мне пришлось столкнуть­ся во время поездки в Польшу. Варшавские коллеги были так любезны, что в течение целого месяца провожали меня от гос­тиницы до университета и обратно, хотя я их все время уве­ряла, что запомнила дорогу. Лишь позднее выяснилось, что по-польски «запоментать» значит «забыть» (это близко к рус­скому слову «запамятовать»), и слова «запомнила дорогу» мои друзья понимали как «забыла дорогу» и, вероятно, удивлялись, какая беспамятная гостья попалась!

Дети до известной степени иностранцы в нашей взрослой среде — они должны усвоить не только требуемые формы по­ведения, но и наш язык. Взрослые не всегда оценивают всю сложность этой задачи.

Когда нам нужно что-то объяснить другим, спросить и т. д., то проще всего это сделать с помощью слов, не правда ли? Обращаясь к детям, мы обычно и используем этот самый лег­кий и удобный для нас способ. Мама и папа, бабушка и дедуш­ка дома, воспитательница и няня в детском саду— все объяс­няют детям, спрашивают их, отдают им распоряжения с по­мощью слов. При этом всем кажется, что привнесенные слова понятны ребенку в такой же мере, как самому говорящему. Между тем это далеко не всегда так. Часто ребенок вклады­вает в слово совсем не то содержание, которое в него вкладыва­ем мы: иногда сужает его значение, иногда расширяет.

Возьмем, казалось бы, простое слово: «посуда». Мама про­сит 6-летнюю Таню унести со стола на кухню всю чайную посуду. Девочка отнесла чашки с блюдцами и побежала иг­рать, а чайник, тарелочки, розетки, ложки оставила на столе. Мама рассердилась, а Таня настаивает: «Я всю посуду унесла, всю!» Здесь нет со стороны девочки упрямства или нежелания помочь маме — она добросовестно выполнила поручение в ме­ру своего понимания. Недоразумение заключалось в том, что для Тани слово «посуда» — только чашки и блюдца, а для мамы это слово обозначает гораздо более широкий круг пред­метов.

Конечно, не только слово «посуда», но и очень многие дру­гие для Тани имеют значительно более бедное содержание, чем для мамы. Мы не всегда осознаем это и поэтому часто сердим­ся на детей напрасно.

Иногда маленькие дети понимают взрослого буквально, не улавливая того, что слова старших — просто образное выра­жение.

Усталая бабушка укладывает спать трехлетнюю Марину и говорит: «Когда ты ляжешь спать, у меня прямо праздник будет!» Девочка долго вертится, не засыпает, и бабушка нако­нец забеспокоилась: «Что ты так долго не спишь, детка?» — «Я хочу твой праздник посмотреть!» — девочка поняла слова бабушки буквально и превозмогала сон, чтобы не упустить ин­тересное событие.

Четырехлетний Сережа гоняет на даче по двору кур. Мать вышла из дома и побранила его: «Чтобы я больше этого не видела! Не огорчай меня!» Мальчик с жаром обещал, и успо­коенная мама ушла в дом; ровно через две минуты раздалось отчаянное кудахтанье кур и веселые крики Сережи. Когда рас­серженная мама вновь выбежала во двор, сын с недоумени­ем спросил: «А разве тебе было видно?» — мальчик понял слова матери не как запрещение гонять кур, а как предуп­реждение, чтобы ей не было видно этого. Переносный смысл, который мы часто вкладываем в слова, детям еще не досту­пен.

Бывают случаи, когда взрослый только подразумевает определенное содержание слов: ему самому ситуация совер­шенно ясна, и он считает, что и ребенку все понятно.

Вот случай в средней группе детского сада. Вадик во время обеда с фырканьем ест кисель. «Вадя, как ты ешь?» — раз­драженно спрашивает воспитательница. «Хорошо ем!» (ест мальчик и правда с аппетитом!) «Ну-ка, выйди за дверь за такую хорошую еду!» Воспитательница выгнала Вадика из-за стола за фырканье во время еды. Но понятно ли было ребенку, что произошло? Нет, он понял слова воспитательницы бук­вально, и, когда его позже спросили, за что он был наказан, он ответил: «За то, что ел хорошо».

Одна воспитательница рассказывает, что четырехлетнему Андрюше, у которого панамка съехала набок, а сандалии бы­ли не застегнуты, она строго сказала: «Андрей, приведи себя в порядок!» Он кивнул головой - сейчас все исправит. Через пару минут воспитательница опять подошла к мальчику: на его лице радость от добросовестно исполненного дела, но на нем все по-прежнему, только правый сандалий одет на левую ногу, а левый — на правую! Попробуйте угадать, чего хотят эти взрослые, когда на ходу бросают свои приказы!

Порой дети вкладывают в слово свое, совершенно неожи­данное содержание. Игорек 4 лет 6 месяцев ел кашу и закаш­лялся, рисинки разлетелись по столу. Показывая на них, маль­чик закричал: «Смотри, мама, я весь стол осыпал насмешка­ми!» Игорю много раз читали «Гадкого утенка», а там гово­рится, что все птицы осыпали утенка насмешками. Не зная, что это такое, ребенок представил себе насмешки как что-то мелкое, твердое, чем можно посыпать.

Все случаи, подобные описанным здесь, свидетельствуют о том, как трудно детям уловить сущность того, что говорят взрослые. Очень часто виноваты в этом сами взрослые — они забывают, что уровень понимания слов у детей гораздо ниже, а переносный смысл или ирония им совсем еще недоступны.

Как же сделать, чтобы ребенок научился вкладывать в сло­ва то же содержание, что и взрослые? Вот мы употребили слово «научился», а это значит, что мы предполагаем развитие смыс­лового содержания слова на основе выработки условных реф­лексов. Да, дело обстоит именно так, и это очень отчетливо видно, если проследить, как развивается понимание слов у де­тей. Попробуем сделать это.

НЕ СИГНАЛ

В конце первого года жизни на многие обращенные к нему слова ребенок дает правильные реакции. «Покажи носик!», «Сделай ладушки!», «Где мама?» — говорим мы, и малыш по­казывает нос, хлопает в ладошки и т. д. «Как он много уже понимает!» — делаем мы заключение. Значит, слова уже ста­новятся сигналами для ребенка?

Но не будем торопиться с выводами и присмотримся вни­мательно к поведению восьмимесячного Алеши, который как раз «понимает» уже много слов. Няня держит его на руках и спрашивает: «Алешенька, а где мама?» Малыш, улыбаясь, поворачивается к матери. Когда тот же вопрос был задан Але­ше, лежащему в кроватке, никакой попытки искать мать он не сделал. Но стоило няне взять его на руки, как он опять обора­чивался в сторону матери, когда его спрашивали, где она. Але­шу взяла на руки мамина подруга. «Где мама?» — и опять нет ожидаемой реакции!

Итак, то, что мы сначала приняли за понимание слов, па са­мом деле не является таковым. Что же это такое? Специаль­ные наблюдения показали, что сначала ребенок начинает по­нимать не отдельные слова, а целые фразы. Далее выяснилось, что и фраза вначале воспринимается не сама по себе, а лишь как часть какого-то еще более общего воздействия на нерв­ную систему. В примере с Алешей мы уже видели, что пра­вильная реакция на вопрос «где мама?» получается лишь в том случае, если с этой фразой к нему обращаются в привычной обстановке, если говорит кто-нибудь из близких людей, с воп­росительной интонацией и т. д. Фраза здесь является как бы частью какой-то целой картины. Если же та или иная де­таль—обстановка, человек, голос, интонация меняется, кар­тина становится неузнаваемой для ребенка, и он уже не может дать ту реакцию, которую от него ожидают.

На первом этапе для того, чтобы ребенок отреагировал на фразу, необходимо наличие целого ряда непосредственных раздражителей¹. Но постепенно число раздражителей, нужных для того, чтобы вызвать реакцию, уменьшается. Это хорошо видно из таблицы (см. стр. 48).

Мы видим, что в 7—8 месяцев ребенок даст ожидаемую ре­акцию на фразу (например, покажет носик) только в том слу­чае, если он сидит, если находится в привычной обстановке, если говорит с ним знакомый человек и с определенной инто­нацией. Сама фраза еще, собственно, не имеет значения (она и помечена минусом). Это значит, что ребенок отвечает правильной двигательной реакцией не на фразу, а на всю ситуа­цию в целом¹.