ИсторИя русской лИтературы XVIII века 1700–1750 е годы

106
107
слов, в результате чего возникала настоящая стилистическая како-
фония. Ее примеры легко обнаруживаются в произведениях самых 
разных жанров.
Обратившись к ораторской прозе — одному из самых важных 
регистров словесной культуры петровского времени, увидим в их 
стиле — по-старому, но не устаревшему наблюдению К. С. Аксако-
ва — «смесь церковнославянского языка, простонародных и триви-
альных слов, тривиальных выражений и оборотов русских и слов 
иностранных» («Ломоносов в истории русской литературы и языка»)
29
. 
Многочисленные подтверждения этому легко обнаружить, например, 
у Феофана Прокоповича: «...тот красоту тела описует, хотя прямая 
харя, тот вводит рода древность из-за тысячи лет, хотя был харчевник 
или пирожник. Между тем от зеркала не отступит и делает экзер-
цию...»
30
. «Экзерция» и «прямая харя» соседствуют тут без всякого 
порядка и задуманной цели. Такое же случайное сцепление варва-
ризмов и церковнославянской книжной традиции находил Аксаков 
и в проповедях Гавриила Бужинского: «Господь разрушил ада, брань 
сотворил, освободил от века держимых, также совершивши трид-
невную баталию преславно воскресе от гроба»
31
. Слово «баталия» 
применительно к Воскресению Христову в начале XVIII в., особен-
XVIII в., особен-
 в., особен-
но в контексте церковнославянской языковой стихии, определяющей 
в целом проповедь, звучало чрезвычайно резко.
От ораторской прозы в стилистическом отношении не отличается 
и  драматургия;  ее  язык  отмечен  «крайней  пестротой  и  неупоря-
доченностью»
32
.  Так,  в  пьесе  Ф. Журовского  «Слава  печальная» 
(1725), представляющей собой инсценированный посмертный пане-
гирик Петру Великому, один из персонажей, Мужество, следующим 
образом говорит о почившем императоре:
С тобою, мой, ах, Петре, всегда подвизалась, 
 
Против неприятелей крепко ополчалась, 
Скрушили, стерли врагов, яко лвы свирепы, 
 
получихом, Петре мой, виктории лепы, 
Мужественно стояще за веру Христову 
 
и отечества быти, весть приноша нову, 
29 
Цит по: 
Виноградов В. В
. Очерки по истории русского литературного языка 
XVII
–
XVIII
 вв. М., 1938. С. 76–77.
30 
Там же. С. 77.
31 
Цит. по: 
Алексеев А. А
. Русский литературный язык. С. 268.
32 
Винокур Г. О.
 Русский литературный язык в первой половине 
XVIII
 века // История 
русской литературы. М., Л., 1941. Т. 
3
. С. 61.
Годен авдиенцие в полате небесной, 
 
имей веру, Вечность, мне доброте нелестной
33
.
Несильно разнятся от слов Мужества и реплики других «геро-
ев» — Премудрости, Вечности, Благочестия и т. п. «Вечное блажен-
ство», «идти с миром», «беда люта наста», «аспиди василиски» пере-
биваются в них выражениями «довольно имех аз в нем (в Петре. — 
П. Б.
) мудрости квартеру», «сопротивные баржи», «на войском ба-
гажи», «сатисфакции сердце вечно есть готово».
Совершенно случайно (без оглядки на происхождение, коннота-
тивные оттенки значений и стилистическую окраску) связываются 
слова и в повествовательной прозе. В «Гистории о российском ма-
тросе Василии Кориотском...» среди многих других приключений 
герой оказывается на пиратском острове. Он «пошел... стежкою в 
темной лес тридцать верст к великому буераку. Виде великой, огром-
ной двор, поприща на три, весь кругом стоящим тыном огорожен». 
Встретившись с разбойниками, он «ответствовал им»: «Аз есмь сего 
острова разбойник, един разбивал плавающих по морю». Те согла-
сились принять Василия в товарищи. Как раз в этот момент к ним 
«прибежал от моря есаул их команды и объявил: „Господин атаман, 
изволь командовать партию молодцов на море, понеже по морю едут 
галеры  купецкие  с  товары“.  Слышав  то,  атаман  закричал:  „Во 
фрунт!“»
34
. Привычная для нарративной стилистики жанра повести 
языковая фактура разрушается такими выражениями, как «господин 
атаман», «командировать партию», «во фрунт» и др. Соединение 
трудносочетаемого возникает и в любовных сценах, столь обильных 
в повестях петровского времени. Так, одна из героинь «Гистории об 
Александре, российском дворянине» Элеонора, переходя (очевидно, 
из-за силы переживаний) с прозы на стихи, так говорит о своих чув-
ствах:
О льстивый язык! по что мя в болезни смущаешь? 
знаю, что не из фундамента сердца рыдаешь!
35
Как видим, в отношении языкового беспорядка повести ничем 
не отличаются от ораторской прозы или драматургии. Всюду ви-
дим одно: случайность словоупотребления, являющуюся следстви-
33 
Ранняя русская драматургия (
XVII
 — первая половина 
XVIII
 в.). Пьесы школьных 
театров Москвы. М., 1974. С. 306.
34 
Русские повести 
XVII
–
XVIII
 вв. С. 111–112.
35 
Там же. С. 140.

108
109
ем бессистемности, «безъязычия». Стиля петровская литература не 
знала.
III. Подобный стилистический разнобой обнаруживается и в по-
эзии. Правда, в ней он ощутим не в такой степени, как в ораторской 
прозе или драматургии. Так, например, в панегирическом канте «Кто 
идет с войском, лаврами венчанный...» в целом доминирует книжная 
лексика, ориентированная на поспешно усваиваемую западную па-
негирическую традицию. Текст изобилует античными реминисцен-
циями мифологического порядка: «Марсово лице», «Яко Феб», «Ак-
вилон свои укрочает бури», «Возвратилися Сатурновы веки», «Ра-
достна Церес ралом нивы пашет». Но одновременно в нем встреча-
ются  вполне  традиционные  речевые  обороты  и  стилистические 
формулы:
Аки полудень сияет полунощь, 
Светлая, что день, нощь. 
 
Кто бы когда так явился нам красно...
Или:
Здравие с миром живет безопасно, 
Вера и правда ликуют согласно
36
 —
Они, правда, не диссонируют с европеизирующим стилистическим 
движением; этот кант, написанный после заключения Ништадского 
мира, относится к тем произведениям петровского времени, где «обо-
значаются признаки образно-идеологического приспособления рус-
ского литературного языка к художественной системе западноевро-
пейского словесного выражения»
37
. То же самое обнаруживается и 
в других сочинениях этого типа — панегирических кантах «Виват, 
фундатор, в суде оратор», «Возрыдает днесь прегорко, Петрополе 
святый» и т. п.
Любовные стихотворения на фоне других жанров также отме-
чены некоторой стилистической ровностью (естественно, весьма 
и весьма относительной). «Европейское влияние в языке любовной 
литературы (речь идет прежде всего о поэзии. — 
П. Б.
)... отрази-
лось не только в усвоении терминов, выражений и оборотов речи, 
36 
Русская силлабическая поэзия 
XVII
–
XVIII
 вв. Л., 1970. С. 350–351.
37 

жүктеу/скачать 2,89 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: