ИсторИя русской лИтературы XVIII века 1700–1750 е годы
жүктеу/скачать 2,89 Mb. Pdf көрінісі
|
Бухаркин П. Е. История русской литературы 18 века.
Бухаркин П. Е. История русской литературы 18 века., Бухаркин П. Е. История русской литературы 18 века., Бухаркин П. Е. История русской литературы 18 века., Бухаркин П. Е. История русской литературы 18 века., Бухаркин П. Е. История русской литературы 18 века., Бухаркин П. Е. История русской литературы 18 века., Бухаркин П. Е. История русской литературы 18 века.
| Прокопович
, Феофан . Сочинения. С. 60. 72 Там же. С. 62. 73 Там же. С. 61. 74 Там же. С. 62. 75 Там же. 76 Там же. С. 63. 77 Там же. С. 66. 124 125 свое, но и чуждые государства проходя, приискуеши силе мудрость и мудрости силу, труди отечество наше пользующыя предпочитая над твой собственный покой. <...> О дивнаго и не многия образцы иму- щаго тщательства! Коликих собственных убылей требует толь долгое странствие в имение, во времени, во здравии, в сожитии любимой крови! Вся сия презрел, всех не пощадел еси, едину имея честную несытость, еже бы паче и паче Россию пользовать» 78 . Идея пользы выходит в «Слове» Феофана Прокоповича на первый план; служение государству, в данном случае служение самого царя, оценивается как высшая добродетель. Прокопович размышляет и говорит в полном согласии с духом петровских начинаний, с цен- тральным нервом реформ. Но сугубо петровская идеология прелом- ляется традиционным жанром, государственный пафос редуцирует- ся религиозным духом торжественного слова и искомая царем и его верными соратниками пангосударственность ускользает из рук: по- лучается, что в конечном счете величие государственного деятеля зависит от соответствия его поведения религиозным представлениям, слову Божию. Польза государства будет действительно пользой толь- ко при ее подчинении высшим законам. Петр хотел не этого; как говорилось во второй главе, он и Церковь (пусть только внешне, в организационных ее формах) желал под- чинить государственной пользе. Но в панегирике выразить этот идей- ный комплекс не удалось — несмотря на колоссальное литературное дарование Феофана, — да и не могло удастся; для этого требовался, новый жанр, который в первой трети XVIII в. лишь нащупывался — жанр торжественной оды. В церковном же слове старая форма, на- сыщенная памятью жанра, не давала государственной идее стать семантической доминантой текста. Старое с новым стыковалось с немалым трудом 79 . V. Феофан Прокопович как писатель отличался удивительным чув- ством меры, как никто из своих современников владел он умением отчетливо и внятно выразить мысль в написанном слове. «Прокопович в проповедях обнаруживает искусство быть безыскусным: его инте- 78 Прокопович , Феофан . Сочинения. С. 67. 79 Говоря о семантической структуре данного «Слова...», надо также иметь в виду и его аллегорический смысл, создаваемый проекцией библейской истории на реальность петровского времени. Именно с ним связана подспудно звучащая в тексте, но чрезвычай- но важная идея о том, что деятельность Петра открывает принципиально новую эпоху в истории России, как призыв Христа апостолов ознаменовал грандиозные перемены в земной истории. Многочисленные эквивалентности между временны�м и вечным, рассы- панные в данном тексте, делают его предельно интересным для углубленного анализа. ресует мысль, а не формальная изысканность. Мысль он может уточ- нять, развивать, это движение идеи, а не самодельное усложнение риторического приема» 80 . Такое напряженное бытие идеи определяет композиционную целостность его ораторских сочинений, соразмер- ность их частей, но на более высоком их уровне, уровне художественно- идейной семантики в его проповедях ощутим некий задор, несовпа- дение намерения автора интенции жанра. Задор этот свойственен не одному Прокоповичу, он — общая черта ораторской прозы того вре- мени, ощущаемая, скажем, и в словах Гавриила Бужинского, посвя- щенных непосредственно Петру: «Sermo Panegyricus in Diem Natalem Serenissimi ac Potentissimi Petri Magni...» («Похвальное слово, произ- несенное в празднуемый уже в 52 раз день рождения всепресветлей- шего и державнейшего Петра Великого...», 1723) и «Слово в день годищного помяновения во блаженной памяти представльшагося бла- гочестивейшего государя Петра Великого...» (1726). Особый интерес представляет второе из них. В этом посмертном панегирике Гавриил стремится показать почти сверхъестественные заслуги Петра: «...не щадящие дражайшия души своея за отечество свое, за други по вере христианской, а по богодарованному скипетру за подданныя своя. Не щадяще души своея в трудах и подвигах, в мразе и знои, в путешествии и мореплавании, в бедственных на земли странствованиях, и в многомятежнейших и бедственнейших морских обуреваниях. Не щадяше души своея в баталиях, егда в толиком был случаи, яко на дражайшей главе его шляпа пулею пероиятельско бысть пробита. Не щадяше жизни своея в мореплавании, яко единою в толи- ком был на Балтийском мори обуревании, идеже уже всякая надежда спасения пресечена бысть. Вся же сия претерпевал за отечество...» 81 . Подобные поразительные труды и дают Отцу Отечества особое право — жить после смерти; Петр Великий отмечен неким бессмер- тием — вот, собственно говоря, центральная тема этого слова, по- стоянно варьирующаяся на протяжении всего текста и определяющая его семантический сюжет. Она и позволяет видеть в «Слове» Гав- риила «безусловно важный» этап «в истории сакрализации Петра I в русской культуре» 82 , вписывая его тем самым в важную линию русского самосознания конца XVII — первой половины XIX в., как раз и связанную с сакрализацией монарха 83 . 80 жүктеу/скачать 2,89 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|