38
39
и трансформированных) национальных традиций. Жесткая противо-
поставленность своего и чужого была ей несвойственна. Конечно,
это справедливо лишь отчасти: предельно резкими столкновениями
вторая половина XVII столетия как раз изобилует — как между
старообрядцами и никонианами, так и внутри никонианской церк-
ви — скажем, между традиционалистами и украинскими (или укра-
инизированными, вроде Кариона Истомина либо Сильвестра Мед-
ведева) интеллектуалами, причем столкновения и возникали по по-
воду отказа от «отческих устоев», т. е. от национальной духовно-
интеллектуальной почвы. Но при всей яркой новизне и непривыч-
ности создаваемой барочными интеллектуалами элитарной культуры
она не предполагала полного разрыва с древнерусским книжным
наследством. Национальные традиционалисты и европеизированные
новаторы конца XVII в., ненавидя, гневно обличая и гоня друг дру-
га, тем не менее один другого понимали и не ощущали своих оппо-
нентов жителями другой планеты. Их столкновения были спорами
внутри хотя быстро меняющегося, но одного культурного простран-
ства. Вероятно, главным здесь оказывалось, несмотря на успех се-
куляризации, сохранение, при этом осознанное, отрефлексированное,
религиозного фундамента культуры. Поэтому ее преобразование,
всегда крайне болезненное и нагнетающее раздражительную напря-
женность в интеллектуальной атмосфере, шло без мгновенных и
ошеломляющих разрывов. При всей «бунташности» XVII в. не был
лишен эволюционности.
По некоторым явлениям литературной жизни
XVIII
в. можно себе
представить, как выглядела бы в дальнейшем подобная европеизиро-
ванная, но не порвавшая кардинально с привычным художественным
языком литература. В качестве показательного примера можно указать
на последнего яркого представителя восточнославянского барокко,
украинского писателя Григория Сковороду (1722–1794). С одной сто-
роны, он созвучен многим европейским мистическим движениям, не
только предшествовавшим, но и современным ему: его философско-
литературное творчество органично вписывается в мыслительные
движения Европы
XVIII
в. С другой стороны, особенностями своей
поэтической манеры Сковорода связан с восточнославянскими лите-
ратурными традициями, от них неотделим. Он — европеец, но одетый
в собственное народное платье, с отчетливыми чертами национальной
физиономии
44
. В украинской словесной культуре
XVIII
в. данный тип
44
О Г. Сковороде см., в частности, классические исследования Д. Чижевского, а так-
же:
Софронова Л. А
. Три мира Григория Сковороды. М., 2002.
европеизации сохраняется дольше, чем в русской; очевидно, это свя-
зано с тем, что в отличие от русской послепетровской литературы
«украинская письменность продолжала придерживаться традицион-
ных форм и методов»
45
. Впрочем, и в собственно русской словес-
ности XVIII в. можно найти подобные фигуры, например Тихон За-
XVIII в. можно найти подобные фигуры, например Тихон За-
в. можно найти подобные фигуры, например Тихон За-
донский (1724–1783), наиболее «литературное» сочинение которого,
«Сокровище духовное, от мира собираемое» (1777–1779), во многом
перекликающееся с произведениями Г. Р. Державина, А. Н. Радище-
ва, Д. И. Фонвизина, одновременно глубоко родственно традициям
не только восточнославянского барокко, но и средневековой литера-
туры. Правда, его случай можно объяснить духовным его образова-
нием — в нем начала барочной культуры, заложенные
XVII
в., долгое
время были доминирующими
46
. Однако и на самом «показательном»
для
XVIII
в. уровне также обнаруживаются факты интересующего
нас порядка, правда, скорее в виде отдельных текстов. Особенно вы-
разительна здесь — и по литературной ориентации автора, и по ху-
дожественным своим достоинствам — драма А. П. Сумарокова «Пу-
стынник» (1757). В ней сразу же заметна творческая рука создателя
новой русской драматургии, но столь же ощутима и основательная
осведомленность в старинной литературе, без которой «Пустынник»
не смог бы вообще быть создан
47
.
Можно привести и некоторые другие примеры (В. К. Тредиаков-
ский, А. Д. Кантемир) или обратить внимание на попытку создания
«славянороссийского» литературного языка как синтеза культурно-
языковых традиций, начало которой датируется 1740-ми гг.
48
(в исто-
рии литературного языка, из-за его консервативности и медленности
происходящих в нем перемен, данная культурная модель оказалась,
возможно, устойчивее, чем в истории литературы). Но и указанные
факты позволяют отчасти представить, как могла бы развиваться в
XVIII
в. русская литературная культура. Могла, однако не развивалась.
Дело в том, что петровские преобразования кардинально изменили
тип европеизации: диалог с Европой через трансплантацию культуры-
посредницы был заменен прямым и непосредственным обращением
45
Достарыңызбен бөлісу: