Книга первая глава I

леди Кэтрин и  узнала,  что только камин в ней обошелся владелице в восемьсот  фунтов, 
миссис  Филипс  смогла  оценить  значение  преподнесенного  ей  комплимента  в  столь 
полной мере, что вряд ли была бы даже обижена сравнением своей парадной гостиной с 
комнатой дворецкого в доме патронессы его преподобия. 
        Описывая величие леди Кэтрин и ее владений и позволяя себе изредка вставить 
словечко 
о 
собственном 
скромном 
обиталище 
и 
предпринятых 
в 
нем 
усовершенствованиях, мистер Коллинз весьма приятно провел время до прихода мужчин. 
В лице миссис Филипс он нашел необыкновенно внимательного слушателя. Мнение этой 
дамы  о  его  персоне  возрастало  с  каждым  словом  рассказчика  вместе  с  желанием  как 
можно  скорее  поделиться  полученными  сведениями  со  своими  знакомыми.  Для  девиц, 
которым  уже  надоело  слушать  кузена  и  которым  не  оставалось  ничего  другого,  как  с 
нетерпением  ждать  музыки  и  рассматривать  собственные  посредственные  имитации 
китайских  рисунков  на  камине,  время  тянулось  гораздо  медленнее.  Но  вот  наконец 
минуты  ожидания  кончились.  Появились  мужчины,  и,  когда  Уикхем  вошел  в  комнату, 
Элизабет  поняла,  что  она  смотрела  на  него  при  первой  встрече  и  думала  о  нем 
впоследствии  не  без  некоторого  бессознательного  восхищения.  Офицеры  ***ширского 
полка  были  в  большинстве  славными  молодыми  людьми,  из  которых  на  вечере 
присутствовали  самые  избранные.  Однако  мистер  Уикхем  настолько  же  превосходил 
любого из них своим видом, фигурой, манерами и походкой, насколько сами они выгодно 
отличались от вошедшего следом за ними выдыхавшего пары портвейна, располневшего и 
обрюзгшего дядюшки Филипса. 
        Мистер  Уикхем  был  тем  счастливым  представителем  мужского  пола,  к 
которому обратились глаза всех присутствующих в зале дам. А Элизабет оказалась среди 
них той счастливицей, возле которой он в конце концов нашел себе место. Усевшись, он 
тотчас  же  вступил  с  ней  в  беседу,  приятнейший  характер  которой,  хотя  она  и  касалась 
всего-навсего  вечерней  сырости  и  приближения  дождливой  погоды,  позволил  ей 
почувствовать,  что  самая  скучная  и  избитая  тема  может  приобрести  значительность  при 
надлежащем искусстве собеседника. 
        Такие соперники в борьбе за внимание со стороны прекрасного пола, как мистер 
Уикхем и его приятели-офицеры, заставили мистера Коллинза почти совсем стушеваться. 
Для барышень он и в самом деле перестал существовать. Однако время от времени он все 
же  обретал  чуткого  слушателя  в  лице  миссис  Филипс  и  благодаря  ее  заботам  не 
испытывал недостатка в кофе и булочках. 
        Когда  были  расставлены  карточные  столы,  он  получил  возможность  в  свою 
очередь оказать ей любезность, приняв участие в игре. 
        — Я  еще  пока  недостаточно  опытный  партнер, —  сказал  он, —  но  мне 
необходимо усовершенствоваться. Ибо при моем положении в жизни… 
        Миссис Филипс была ему очень признательна за принятое приглашение, но не 
смогла дослушать его до конца. 
        Мистер Уикхем не играл в вист и был с восторгом принят за другим столом, где 
сел  между  Лидией  и  Элизабет.  Вначале  существовала  опасность,  что  способная  без 
умолку  болтать  Лидия  завладеет  им  полностью.  Однако  игра  интересовала  ее  ничуть  не 
меньше.  И  вскоре  она  настолько  увлеклась  ею  и  с  таким  жаром  начала  выкрикивать 
ставки и выигрыши, что перестала обращать внимание на кого бы то ни было. Благодаря 
этому  мистер  Уикхем  получил  возможность,  насколько  позволяла  игра,  разговаривать  с 
Элизабет,  которая  слушала  его  с  большой  охотой,  хотя  и  не  надеялась,  что  разговор 

коснется предмета, интересовавшего ее больше всего — его знакомства с мистером Дарси. 
Она  даже  не  смела  назвать  имени  этого  человека.  Совершенно  неожиданно,  однако,  ее 
любопытство  было  удовлетворено.  Мистер  Уикхем  сам  коснулся  этой  темы. 
Осведомившись о расстоянии между Незерфилдом и Меритоном и получив ответ на этот 
вопрос, он с некоторой неуверенностью спросил, давно ли здесь находится мистер Дарси. 
        — Около  месяца, —  сказала  Элизабет.  И,  не  желая  упустить  волновавшую  ее 
тему, добавила: — У него, я слышала, большое имение в Дербишире? 
        — О  да, —  ответил  Уикхем, —  отличное  поместье  —  чистых  десять  тысяч 
годовых!  Вряд  ли  вы  могли  встретить  кого-нибудь,  кроме  меня,  кто  дал  бы  вам  на  этот 
счет  более  точные  сведения.  С  его  семейством  я  связан  известным  образом  с  раннего 
детства. 
        Элизабет не могла не выразить удивления. 
        — Еще бы вам не удивляться, мисс Беннет! Должны же вы были вчера заметить, 
как холодно мы с ним встретились. Вы с ним близко знакомы? 
        — Ровно настолько, чтобы не желать знакомства более близкого! — с чувством 
ответила Элизабет. — Мне довелось провести с ним под одной кровлей четыре дня, и он 
показался мне человеком весьма неприятным. 
        — Не  смею  судить  —  приятный  или  неприятный  он  человек, —  сказал 
Уикхем. — Мне даже не подобает иметь такого мнения. Слишком долго и хорошо я его 
знаю, чтобы быть беспристрастным судьей. И все же, мне кажется, ваше мнение о Дарси 
удивило бы многих. Быть может, где-нибудь в другом месте вы бы его даже не высказали. 
Здесь, конечно, другое дело. Вы находитесь среди своих… 
        — Честное слово, я не сказала ничего, что не могла бы повторить в любом доме 
нашей  округи,  за  исключением  Незерфилда.  Он  никому  в  Хартфордшире  не  нравится. 
Гордость этого человека оттолкнула от него решительно всех. И едва ли вы найдете кого-
нибудь, кто отозвался бы о мистере Дарси лучше, чем я. 
        — Не стану прикидываться огорченным,  что мистера Дарси или кого бы то  ни 
было  другого  оценивают  по  заслугам, —  сказал  после  небольшой  паузы  мистер 
Уикхем. —  Однако  с  мистером  Дарси  это  случается  довольно  редко.  Люди  обычно 
бывают  ослеплены  его  богатством  и  властью  или  подавлены  его  высокомерными 
барскими замашками. Его видят таким, каким он желает выглядеть сам. 
        — Даже поверхностное знакомство позволило почувствовать, насколько у него 
тяжелый характер. 
        Уикхем только покачал головой. 
        Когда ему удалось снова заговорить с Элизабет, он спросил: 
        — И долго мистер Дарси проживет в этих местах? 
        — Вот  уж  не  знаю.  Когда  я  была  в  Незерфилде,  об  его  отъезде  не  говорили. 
Надеюсь,  его  пребывание  по  соседству  не  отразится  на  вашем  намерении  поступить  в 
***ширский полк? 
        — О  нет!  Мне  незачем  уступать  ему  дорогу.  Пусть  сам  уезжает,  если  не  хочет 
со мной встречаться.  Мы не состоим в дружеских отношениях, и мне всегда тяжело  его 
видеть. Но других причин избегать его, кроме тех, которые я могу открыть всему свету, не 
существует. Прежде всего это сознание причиненной мне жестокой обиды. А еще — мне 
мучительно больно оттого, что он сделался таким человеком. Его отца, покойного мистера 
Дарси,  я  считал  лучшим  из  смертных.  Он  был  моим  самым  близким  другом.  И  меня 
мучают тысячи трогательнейших воспоминаний, когда судьба сталкивает нас с молодым 

мистером Дарси. Он причинил мне немало зла. Но я все бы ему простил, если бы он не 
опозорил память отца и не обманул так сильно его надежд. 
        Элизабет  слушала  его,  затаив  дыхание,  чувствуя,  что  разговор  захватывает  ее 
все больше и больше. Однако деликатность темы помешала ее расспросам. 
        Мистер  Уикхем  перешел  к  предметам  более  общим:  к  городу  Меритону,  его 
окрестностям  и,  наконец,  к  его  жителям.  Одобрив  все,  что  ему  удалось  повидать,  он 
высказал тонкий, но вполне ощутимый комплимент местному обществу. 
        — При  поступлении  в  ***ширский  полк  я  прежде  всего  имел  в  виду  завести 
здесь постоянные и притом приятные дружеские связи. Я знал, что это прославленная и 
достойная  войсковая  часть.  Но  мой  друг  Денни  особенно  соблазнял  меня  своими 
рассказами  о  городе,  в  котором  полк  в  настоящее  время  расквартирован.  Сколько 
внимания  проявляют  здесь  к  офицерам!  И  как  много  приобрели  они  здесь  приятных 
знакомств!  Да,  общество,  признаюсь,  мне  необходимо.  Я  —  человек,  разочарованный  в 
жизни,  и  душа  моя  не  терпит  одиночества.  У  меня  непременно  должны  быть  занятия  и 
общество. Меня  не готовили к военной карьере. Но, волею обстоятельств, теперь это  — 
лучшее, на что я могу рассчитывать. Увы, моей сферой должна была стать церковь. Меня 
воспитывали  для  духовной  стези.  И  я  бы  уже  располагал  отличным  приходом,  будь  это 
угодно джентльмену, которого мы упомянули в нашей беседе. 
        — Неужели это возможно? 
        — О да, покойный мистер Дарси предназначал для меня лучший приход в своих 
владениях  —  сразу  же  после  того,  как  в  нем  должна  была  открыться  вакансия.  Он  был 
моим крестным отцом и не чаял во мне души. Заботу его обо мне нельзя описать словами. 
Он так хотел меня обеспечить и верил, что это ему удалось! Но приход освободился и… 
достался другому. 
        — Боже правый! — воскликнула Элизабет. — Это неслыханно! Как мог мистер 
Дарси пренебречь волей отца?! И вы для своей защиты не обратились к закону? 
        — Формальные  недоговоренности  в  посмертных  бумагах  не  позволили  мне 
искать в нем опоры… Человек чести не усомнился бы в воле покойного, но мистер Дарси 
предпочел  подвергнуть  ее  своему  толкованию.  Эту  часть  завещания  он  объявил  только 
условной  рекомендацией  и  осмелился  утверждать,  что  я  утратил  свои  права  из-за  моего 
легкомыслия,  моей  расточительности,  короче  говоря,  решительно  всех  пороков  или  же 
попросту никаких. Верно лишь то, что два года тому назад приход оказался свободным, — 
как  раз  тогда,  когда  я  по  возрасту  мог  этим  воспользоваться, —  но  я  его  не  получил.  И 
столь же верно, что я не могу обвинить себя в каком-нибудь проступке, из-за которого я 
должен  был  бы  его  лишиться.  У  меня  горячий,  несдержанный  нрав.  И,  быть  может,  я 
слишком  вольно  высказывал  свое  мнение  о  молодом  Дарси,  признаюсь,  иногда  даже 
прямо ему в лицо. Ничего худшего я не припомню. Все дело в том, что мы с ним слишком 
разные люди и что он меня ненавидит. 
        — Но это чудовищно! Он заслуживает публичного осуждения! 
        — Рано или поздно он этого дождется. Но это не будет исходить от меня. Пока я 
помню Дарси-отца, я не могу очернить или разоблачить Дарси-сына. 
        Элизабет вполне оценила его благородные чувства, отметив про себя, как хорош 
он был в тот момент, когда о них говорил. После некоторой паузы она спросила: 
        — Но какие же у него для этого могли оказаться причины? Что толкнуло его на 
столь гнусный поступок? 

        — Решительная и глубокая неприязнь ко мне. Неприязнь, которую я не  могу в 
какой-то мере не приписывать чувству ревности. Если бы покойный мистер Дарси любил 
меня  не  так  сильно,  его  сын,  быть  может,  относился  бы  ко  мне  лучше.  Но  необычайная 
привязанность ко мне отца стала, по-видимому, раздражать сына с раннего возраста. Ему 
не нравилось возникшее между нами своеобразное соперничество, и он не мог смириться 
с тем, что мне нередко оказывалось предпочтение. 
        — Мне и в голову не приходило, что мистер Дарси такой недостойный человек. 
Честно  говоря,  он  мне  и  раньше  не  нравился.  И  все  же  так  плохо  я  о  нем  не  судила. 
Конечно, я замечала, с каким презрением он относится к окружающим. Но я никогда не 
предполагала,  что  он  способен  на  такую  низкую  месть,  такую  несправедливость,  такую 
бесчеловечность. 
        Подумав, она добавила: 
        — Я,  правда,  припоминаю,  как  однажды  в  Незерфилде  он  признался  в  своей 
неумеренной обидчивости и злопамятстве. Что за ужасный характер!.. 
        — Не стану высказывать своего мнения по этому поводу, — ответил Уикхем. — 
Мне трудно быть к нему справедливым. 
        Элизабет снова погрузилась в раздумье и после некоторой паузы воскликнула: 
        — Так  обойтись  с  крестником,  другом,  любимцем  родного  отца! —  Она  могла 
бы добавить: «С юношей, самая внешность которого располагает к нему людей с первого 
взгляда», —  но  ограничилась  словами:  —  С  человеком,  который  к  тому  же  с  самого 
детства  был  его  ближайшим  товарищем!  И  который,  как  я  вас  поняла,  связан  с  ним 
теснейшими узами! 
        — Мы родились в одном приходе, в одном и том же поместье. И провели вместе 
детские  годы  —  жили  под  одной  кровлей,  играли  в  одни  игры,  радовались  общей 
отеческой  ласке.  В  юности  мой  отец  избрал  тот  жизненный  путь,  на  котором  с  таким 
успехом  подвизается  ваш  дядюшка,  мистер  Филипс.  Но  он  пренебрег  всем,  стремясь 
оказаться  полезным  покойному  мистеру  Дарси,  и  посвятил  свою  жизнь  заботам  о 
Пемберли. Зато как высоко ценил его мистер Дарси! Какими задушевными друзьями были 
наши  отцы!  Мистер  Дарси  всегда  признавал,  скольким  он  обязан  своему  другу.  И 
незадолго  до  смерти  моего  отца  мистер  Дарси  по  собственной  воле  обещал  ему 
обеспечить  мое  будущее.  Он  поступил  так,  я  убежден,  столько  же  из  чувства 
благодарности к отцу, сколько и из привязанности к сыну. 
        — Неслыханно! —  воскликнула  Элизабет. —  Чудовищно!  Казалось  бы,  одна 
лишь гордость должна была заставить младшего мистера Дарси выполнить по отношению 
к вам свой долг! Если ему несвойственны лучшие чувства, то как его гордость позволила 
ему поступить так бесчестно? О да, бесчестно — его поведению нет другого названия! 
        — Это  и  в  самом  деле  странно, —  подтвердил  Уикхем. —  Ведь  почти  все  его 
поступки  так  или  иначе  объясняются  гордостью.  Гордость  нередко  была  его  лучшим 
советчиком. Из всех чувств она его больше всего приблизила к добродетели. Но не бывает 
ведь  правил  без  исключений:  в  отношениях  со  мной  им  руководили  более  сильные 
побуждения. 
        — Неужели его непомерная гордость когда-нибудь могла принести ему пользу? 
        — О да. Она часто заставляла его поступать снисходительно и великодушно  — 
щедро раздавать деньги, оказывать гостеприимство, поддерживать арендаторов, помогать 
бедным.  Всему  этому  способствовала  фамильная  гордость  и  сыновняя  гордость  — 
настолько  он  гордится  своим  отцом.  Опасение  лишить  былой  славы  свой  род,  ослабить 

влияние  и  популярность  дома  Пемберли  сыграло  немалую  роль  в  его  жизни.  Ему 
свойственна  и  гордость  старшего  брата,  которая  в  соединении  с  известной  братской 
привязанностью  сделала  из  него  доброго  и  внимательного  опекуна  своей  сестры.  И  вы 
могли бы услышать, как его называют самым лучшим и заботливым братом. 
        — А что собой представляет мисс Дарси? 
        Он покачал головой. 
        — Как бы хотелось отозваться о ней хорошо! С именем Дарси больно связывать 
что-то дурное. Но, увы, она слишком похожа на своего брата — так завладела ею гордыня. 
А  какая  это  была  милая,  ласковая  маленькая  девочка,  как  нежно  она  была  ко  мне 
привязана! И кто скажет — сколько часов потратил я, заботясь о ее развлечениях? Теперь 
она для  меня  — ничто. Это довольно смазливая девица лет пятнадцати  — шестнадцати, 
получившая, насколько я могу судить, недурное воспитание. С тех пор как скончался ее 
отец,  она  постоянно  живет  в  Лондоне  в  обществе  какой-то  дамы,  которая  руководит  ее 
занятиями. 
        После  нескольких  пауз,  прерывавшихся  попытками  найти  другие  темы  для 
разговора, Элизабет не смогла удержаться от того, чтобы еще раз не вернуться к мистеру 
Дарси. 
        — Меня  удивляет, —  сказала  она, —  его  близость  к  мистеру  Бингли.  Как  это 
мистер  Бингли,  который  кажется  мне  самим  воплощением  добропорядочности  и,  я 
уверена,  обладает  превосходным  характером,  может  поддерживать  дружбу  с  подобным 
человеком?  Неужели  они  могут  друг  с  другом  ладить?  Кстати,  вы  знакомы  с  мистером 
Бингли? 
        — Нет, мы друг друга не знаем. 
        — О,  это  в  самом  деле  милейший  человек.  Он  и  не  догадывается  о  том,  что 
собой представляет мистер Дарси. 
        — Вполне  вероятно.  Если  мистер  Дарси  желает,  он  умеет  понравиться.  Он  не 
лишен способностей. Когда нужно, он оказывается превосходным собеседником. Вообще 
среди  равных  себе  он  совсем  другой,  нежели  среди  тех,  кто  стоит  ниже  его  на 
общественной  лестнице.  Гордость  не  оставляет  его  никогда.  Но  к  богатым  он  более 
справедлив  и  снисходителен.  С  ними  он  бывает  искренен,  порядочен  и  даже,  пожалуй, 
приветлив, отдавая дань их положению и средствам. 
        Вскоре  после  этого  игра  в  вист  кончилась,  и  ее  участники  собрались  вокруг 
другого стола. Мистер Коллинз расположился при этом между своей кузиной Элизабет и 
ее  тетушкой,  которая,  разумеется,  не  преминула  осведомиться  о  его  карточных  успехах. 
Последние оказались отнюдь не блестящими — он не выиграл ни одной ставки. Однако в 
ответ на выраженное ею сочувствие он с серьезнейшим видом попросил ее нисколько не 
огорчаться, ибо он не придает значения деньгам и вполне может пренебречь небольшим 
проигрышем. 
        — Мне  достаточно  известно,  сударыня, —  сказал  он, —  что,  садясь  за 
карточный стол, человек должен быть готов к подобного рода неудачам. К счастью, мои 
обстоятельства не таковы, чтобы я должен был много думать о пяти шиллингах. Конечно, 
есть немало людей, которые не смогли бы сказать то же самое. Но благодаря леди Кэтрин 
де Бёр я достаточно обеспечен, чтобы не обращать внимания на подобные пустяки. 
        Слова  эти  привлекли  внимание  Уикхема.  Взглянув  на  мистера  Коллинза,  он 
вполголоса спросил у Элизабет, насколько ее родственник близко знаком с семейством де 
Бёр. 

        — Леди  Кэтрин  де  Бёр, —  ответила  она, —  совсем  недавно  предоставила  ему 
церковный приход. Мне неизвестно, каким образом она обратила на него свое внимание, 
но знакомство их не может быть продолжительным. 
        — Вы,  разумеется,  знаете,  что  леди  Кэтрин  де  Бёр  и  леди  Энн  Дарси  были 
родными сестрами? Леди Кэтрин приходится теткой мистеру Дарси. 
        — О  нет,  я  этого  не  знала.  Я  вообще  не  имею  понятия  о  родственных  связях 
леди Кэтрин. До позавчерашнего дня я не догадывалась о ее существовании. 
        — Ее дочь,  мисс де Бёр, получит огромное наследство. Полагают, что она и ее 
кузен соединят два состояния. 
        При  этих  словах  Элизабет  улыбнулась,  невольно  вспомнив  о  бедной  мисс 
Бингли. Тщетными были, оказывается, все ее усилия привлечь внимание мистера Дарси. 
Тщетными и бесполезными были проявления привязанности к его сестре и восхищение им 
самим. Мистер Дарси был предназначен для другой. 
        — Мистер  Коллинз, —  сказала  она, —  всячески  превозносит  леди  Кэтрин  и  ее 
дочь.  Но некоторые странности в его рассказах о своей благодетельнице заставили  меня 
заподозрить,  что  чувство  признательности  ввело  его  в  заблуждение.  Несмотря  на  всю 
благосклонность к моему кузену, ее светлость представляется мне дамой взбалмошной и 
самодовольной. 
        — Думаю, что то и другое верно. Я не видел ее уже много лет, но припоминаю, 
что  мне  никогда  не  нравились  ее  деспотические  и  вызывающие  манеры.  Она  слывет 
женщиной  необычайно  умной  и  рассудительной.  Но  я  полагаю,  что  этим  она  отчасти 
обязана своему рангу и состоянию, отчасти самоуверенности, а в остальном  — гордости 
племянника, которому хочется, чтобы вся его родня славилась выдающимся умом. 
        Отзыв  этот  показался  Элизабет  вполне  убедительным.  Молодые  люди,  очень 
довольные  друг  другом,  не  переставали  болтать  до  тех  пор,  пока  начавшийся  ужин  не 
прервал  игру,  позволив  и  другим  дамам  воспользоваться  долей  внимания  мистера 
Уикхема.  За  столом  миссис  Филипс  обычно  царил  такой  шум,  что  разговаривать  было 
почти  невозможно.  Однако  манеры  мистера  Уикхема  понравились  всем.  Что  бы  он  ни 
сказал,  было  сказано  хорошо,  что  бы  ни  сделал,  было  сделано  с  изяществом.  Элизабет 
уехала домой, думая только о нем. Дорогой мысли о мистере Уикхеме и о том, что он ей 
рассказал,  не  покидали  ее  ни  на  минуту.  И  все  же  ей  не  удалось  даже  произнести  его 
имени,  так  как  Лидия  и  мистер  Коллинз  болтали  без  умолку.  Лидия  непрерывно 
тараторила  о  своих  номерах  во  время  игры  в  лото,  о  ставках,  которые  она  проиграла,  и 
ставках, которые выиграла, а мистер Коллинз превозносил любезность мистера и миссис 
Филипс, убеждал всех, что его совершенно не огорчил карточный проигрыш, перечислял 
все поданные на стол блюда и беспрестанно осведомлялся, не очень ли он потеснил кузин 
в  экипаже.  Круг  этих  тем  был  слишком  обширен  для  того,  чтобы  он  успел  с  ними 
покончить до остановки кареты перед домом в Лонгборне. 
       
                        

жүктеу/скачать 1,38 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: