ПОЧЕМУ СТАЛИН НЕ ЗАХОТЕЛ СПАСТИ РИХАРДА ЗОРГЕ?

ПОЧЕМУ СТАЛИН НЕ ЗАХОТЕЛ СПАСТИ РИХАРДА ЗОРГЕ?

В наше время этого человека точно бы не взяли в разведку. Гуляка и выпивоха, любитель слабого пола и светской жизни, авантюрист и искатель приключений…

Несложно представить себе лицо заместителя начальника разведки по кадрам – хоть военной, хоть политической, – которому предложат отправить такого человека на загранработу, да еще руководителем крупной резидентуры!

Но именно такой человек составил славу советской разведки. Я имею в виду Рихарда Зорге, в истории которого все еще мало что понятно.

Вокруг Зорге родилось множество мифов. Писали, что Рамзай сообщил в Москву точную дату немецкого нападения – 22 июня. А кто спас Москву зимой 1941 года?

Немцы полагают, что это сделал «генерал Мороз» – из‑за небывало холодной зимы смазка в немецких танках замерзла, и наступление остановилось.

Разведчики уверены, что это дело рук Рихарда Зорге. Обладая огромными связями в Токио, Зорге сообщил в Москву, что Япония не намерена нападать на Советский Союз – императорская армия нанесет удар по Юго‑Восточной Азии. Это позволило Ставке забрать дивизии с востока и бросить их в контрнаступление под Москвой.

Таким образом, столица была спасена. Вермахт потерпел первое поражение, а японская армия действительно двинулась на юг. 7 декабря 1941 года, когда под Москвой войска генералов Рокоссовского, Говорова и Власова уже гнали немцев, японские торпедоносцы обрушили свой груз на американские военные корабли в бухте Пёрл‑Харбор. Но порадоваться точности своего анализа Рихард Зорге уже не смог. Он был арестован и давал показания японским следователям…

«Оставить его без денег!»

Он оказался прав во всех своих прогнозах и предсказаниях. Но тогда, осенью 1941 года, руководители советской военной разведки полагали, что если Зорге и не агент‑двойник, то как минимум снабжает Москву дезинформацией.

Рихард Зорге был нелегальным резидентом советской военной разведки, руководителем группы, состоявшей в основном из немцев и японцев. А в разведке всегда исходят из того, что такие люди могут и предать. Тем более к 1941 году у руководства Главного разведывательного управления Генерального штаба Красной армии были все основания для подозрений.

В ходе кровопролитной чистки советская военная разведка была фактически уничтожена.

Генерал‑майор Виталий Никольский, который накануне войны служил в Разведывательном управлении Красной армии, рассказывал мне:

– Репрессии, которые развернулись после «дела Тухачевского», нанесли армии такой удар, от которого она не успела оправиться к началу войны. К 1940 году в центральном аппарате военной разведки не осталось ни одного опытного сотрудника. Все были уничтожены. Нашими начальниками становились наскоро мобилизованные выдвиженцы, в свою очередь менявшиеся, как в калейдоскопе.

Когда в Москве арестовывали офицера центрального аппарата, то разведчики, которые на нем замыкались – легальные и нелегальные, – автоматически попадали под подозрение. Сначала их информации переставали доверять. Потом отзывали в Москву и уничтожали. Бывало, нашего разведчика отзывали так стремительно, что он не успевал передать свою агентуру сменщику…

А недавние руководители Разведупра на допросах в НКВД подписывали показания о том, что они выдали японцам всю советскую агентуру, в том числе и Зорге.

7 февраля 1938 года бывший руководитель военной разведки Ян Карлович Берзин подписал протокол допроса, в котором говорилось:

«По имеющимся в Разведуправлении материалам известно, что „Рамзай“‑3орге является агентом германской разведки, а также японской разведки. Рамзай дезинформировал Разведуправление, и отпускаемые ему довольно большие средства на работу фактически отпускались германскому агенту…

Подозрения о том, что Рамзай‑Зорге нам мог быть подставлен германской разведкой, у меня были, и я о такой возможности говорил Артузову, также при сдаче дел Урицкому. О том, что Зорге является агентом германской разведки, у меня точных данных не было. По линии моих связей с германской разведкой я об этом не знал, немцы меня об этом не ставили в известность».

На совещании в ЦК в апреле 1940 года по итогам финской войны Сталин укорил нового начальника военной разведки Ивана Иосифовича Проскурова за то, что его агенты дают недостоверную информацию.

Тот согласился, признал, что среди его информаторов много перевербованных агентов и они шлют дезинформацию:

– Так бывает. Товарищ Бочков (начальник Особого отдела ГУГБ НКВД. – Авт.) частенько сообщает, что такой‑то, сидя в заключении, на раздумье, вспомнил еще, что он выдал такого‑то Джека, такого‑то Ромэна. А они сидят и дают сведения.

– Где сидят? – не понял Сталин.

– Там сидят, под всякими крышами, – Проскуров пояснил, что речь идет о его сотрудниках, работающих за границей.

Иначе говоря, руководители разведки не верили практически никому. И меньше других – Рихарду Зорге.

В 1937 году, пишет японист Юрий Георгиев, Зорге прислал в Москву фотографию, на которой он запечатлен стоящим рядом во время рукопожатия немецкого посла Дирксена и японского императора Хирохито. Зорге, вероятно, хотел продемонстрировать, насколько он приближен к высшим сферам.

А в разведуправлении пришли к совершенно иным выводам:

«Тот факт, что Рамзай на представлении Дирксена японскому императору был допущен в личную палатку императора, доказывает, что он считался там полностью своим человеком. Если бы он был вскрыт и использовался вслепую, то отношение к нему было бы как к советскому агенту (хотя и вскрытому тайно от него), и он ни под каким видом не был бы допущен в палатку императора.

Следовательно, если считать, что Рамзай вскрыт, то приходится заключить большее: что он не только вскрыт, а и работает на японо‑германцев в качестве дезинформатора советской разведки».

В наши дни выяснилось, что Зорге прихвастнул. Японский исследователь Томия Ватабэ изучил историю этого снимка и установил, что на фотографии изображен вовсе не император, а его младший брат – принц Титибу. Снимок был сделан 6 апреля 1935 года в порту Йокогамы. Принц от имени императора приехал встретить императора марионеточного государства Маньчжоу‑Го Генри Пу И.

Вот тогда немецкий посол Дирксен и пожал руку принцу. В довоенной Японии император не мог обменяться рукопожатием с иностранным дипломатом…

В Москве считали, что резидентура Зорге, «вероятно, вскрыта противником и работает под его контролем». В НКВД завели на Зорге дело как на агента‑двойника. По одним данным, он сам хотел вернуться, а ему не разрешали.

По другим данным, его, напротив, пытались вызвать в Россию. Здесь его ждала смерть. Зорге ехать отказался и тем самым продлил себе жизнь. Но беда состояла в том, что ему некуда было деваться…

В Германию он вернуться не мог, там бы за него взялось гестапо – в архивах государственной тайной полиции он значился активистом компартии. В Советском Союзе его тут же бы расстреляли. Он находился между молотом и наковальней и тянул. А в центре – раз разведчик не возвращается – решили, что он работает на японцев или на немцев, или же на тех и на других одновременно.

В феврале 1941 года новый руководитель военной разведки генерал‑лейтенант Филипп Иванович Голиков приказал урезать Зорге смету. Зорге получил такую шифровку: «Считаю необходимым сократить расходы по вашей конторе, потому что большая часть ваших материалов несекретны и несвоевременны…»

– В показаниях радиста группы Макса Клаузена и других разведчиков указаны суммы, которые они получали, – говорит журналист Андрей Фесюн, написавший серьезное исследование о работе Зорге. – И это большие суммы. Да и сам Зорге себя не ограничивал – он был светским человеком, жил на широкую ногу. И вот он остался без денег. И если бы не та фирма, которую организовал Клаузен и которая давала доход, то группа рассыпалась бы сама по себе.

Да разве могли в такой ситуации в Москве верить сообщениям Рихарда Зорге о том, что Германия готовится напасть на Советский Союз, а потом о том, что Япония, напротив, не нападет на Советский Союз, и поэтому сибирские дивизии можно перебрасывать на немецкий фронт?

Все его шифровки считались дезинформацией и изучались с той точки зрения, чтобы понять: что японцы и немцы хотят нам внушить? Вплоть до начала войны его предупреждения воспринимались как попытки немецкой разведки обмануть Советский Союз… Сам Зорге, конечно же, не знал, что на его счет думали в Москве. Но отношение к себе чувствовал.

Он всегда прилично выпивал. Андрей Фесюн полагает, что первоначально алкоголь, застолье было просто формой расслабления, получения удовольствия. В первые годы Зорге был уверен в правоте собственного дела. Потом настроение его изменилось. Он страдал от одиночества, стал мрачным, лишился прежней легкости в общении, перестал весело шутить. Он пил, ощущая безвыходность своей ситуации. Напивался до чертиков, страдал от тяжкого похмелья. В последнее месяцы до ареста он напивался так, что стал терять контроль над собой.

22 июня 1941 года, в день, когда Германия напала на Советский Союз, Зорге, крепко выпив в баре токийской гостиницы «Империал», позвонил в немецкое посольство и попросил соединить его с послом. Когда трубку взял германский посол генерал‑майор Ойген Отт, Зорге мрачно сказал ему:

– Это война уже проиграна!

Любому другому такая фраза дорого бы стоила. Но немецкий посол неодобрительно сказал жене, что Зорге, похоже, спивается. Зорге был главным советчиком и помощником посла. А что касается жены германского посла, то у нее был роман с Рихардом Зорге.

Американские разведчики, которые после 1945 года изучали дело Зорге, пришли к выводу, что у него в Японии были три десятка любовниц. Можно ли назвать его красивым мужчиной? Возможно, только в юные годы. Но он был настоящим мужчиной, женщины это ощущали и влюблялись в него. Он не был бабником, он никого не обольщал.

Не только женщины, но и мужчины влюблялись в Зорге, разумеется, не в прямом смысле этого слова. Он был необыкновенно обаятелен. И все это помогло ему стать одним из самых выдающихся разведчиков XX столетия.

Железный крест за храбрость

Зорге принадлежал к тому типу людей, которые следовали словам Ницше: живи опасно. Он был чем‑то похож на другого знаменитого разведчика – англичанина Кима Филби. Оба занимались смертельно опасным делом не ради денег, не ради карьеры, а потому что им нравилась такая авантюрная, полная приключений жизнь. Они наслаждались своей способностью водить за нос целые спецслужбы, манипулировать людьми и заставлять их делать то, что им было нужно.

Рихард Зорге родился 4 октября 1895 года в Баку. Шведские фабриканты братья Нобели начали нефтедобычу в Баку и пригласили туда иностранных специалистов. Одним из первых приехал прусский инженер‑технолог Густав Вильгельм Рихард Зорге. В Баку он устроил и свою личную жизнь – женился на русской женщине, Нине Семеновне Кобелевой. Рихард был пятым ребенком в семье.

Когда мальчику было всего три года, семья вернулась в Германию. Он получил чисто немецкое воспитание и всегда ощущал себя немцем. В 1914 году, когда началась Первая мировая, Рихард Зорге добровольцем ушел на фронт, как сделали это многие его сверстники, которым война казалась упоительным приключением.

Уже в ноябре 1914 года он получил боевое крещение. Он участвовал в прорыве во Фландрии, эти кровопролитные бои (особенно за Лангемарк) потом героизировали. Летом 1915 года в боях за Бельгию Зорге был ранен в правое плечо.

Он получил отпуск и сдал выпускные экзамены в школе. В его аттестате зрелости такие оценки: история, география, математика, физика, химия – хорошо. Немецкий, французский, английский, закон божий – удовлетворительно.

Он поступил было на медицинский факультет Берлинского университета, но понял, что медицина – не его призвание. Не догуляв отпуска, он вернулся на фронт и получил нашивки ефрейтора. Теперь его отправили в Галицию воевать с русской армией. Он опять попал в госпиталь, раненный осколком снаряда. Его произвели в унтер‑офицеры и наградили Железным крестом второй степени за храбрость.

В 1916 году 43‑й артиллерийский полк, в котором служил Зорге, был брошен в бой под Верденом. Это был опорный пункт французской обороны. Бои шли три месяца, огромные потери несли обе стороны. Зорге был ранен осколками в обе ноги и три дня пролежал на колючей проволоке без медицинской помощи – прежде чем его доставили в лазарет. Ему грозила ампутация ноги. После нескольких операций ногу сохранили, но она стала на два с половиной сантиметра короче. Зорге прихрамывал, но это нисколько не портило его в глазах женщин…

В январе 1918 года Рихарда демобилизовали. Он вернулся в гражданскую жизнь, полный ненависти к государственному строю, который отправил его на эту войну. Он присоединился к радикально настроенным социал‑демократам, а потом и вступил в коммунистическую партию.

Может быть, в нем заговорили гены? Его двоюродный дед Фридрих Адольф Зорге был близок с Марксом и Энгельсом. Зорге‑старший участвовал в революции 1848 года. Его приговорили к смертной казни. Он бежал в Америку и стал секретарем генерального совета Первого Интернационала.

Рихард Зорге защитил диссертацию и стал доктором государственно‑правовых наук. Он был, наверное, единственным агентом советской разведки – доктором наук. Из Зорге мог получиться серьезный ученый. Он участвовал в создании Франкфуртского института социальных исследований, который со временем составит славу немецкой науки.

Но Зорге за письменным столом было скучно. Он участвовал в вооруженном восстании, которое компартия пыталась поднять в октябре 1923 года, и после его провала ушел в подполье. В 1924 году он отвечал за безопасность представителей Коминтерна, приехавших в Германию: это были Дмитрий Мануильский, Отто Куусинен, Осип Пятницкий и Соломон Лозовский. Они и пригласили Зорге в Москву.

Зимой 1925 года Зорге с женой Кристиной, которая ради него оставила своего первого мужа, приехал в Москву. Их поселили в гостинице «Люкс», где жили все коминтерновцы. Кристина стала работать библиотекарем в Институте Маркса – Энгельса – Ленина. Но семейная жизнь не заладилась, и через год она, разочаровавшись в муже и социализме, вернулась в Германию.

Зорге получил советское гражданство, вступил в ВКП/б/ и был принят на работу в аппарат Коминтерна. В Коминтерне он не прижился. Юрий Георгиев, автор книги о Зорге, пишет о его вспыльчивости, амбициях и ненависти к аппаратным интригам. А Коминтерн, созданный как штаб мировой революции, быстро превратился в обычную бюрократическую контору.

Зорге в Коминтерне было скучно, он жаждал более активной и самостоятельной работы. Осенью 1926 года Зорге играл важную роль в подготовке VII расширенного пленума, на котором по указанию Сталина лидера новой оппозиции Григория Евсеевича Зиновьева убрали с поста председателя исполкома Коминтерна. Упразднили сам пост председателя исполкома. Его заменили международным секретариатом. Фактически руководителем Коминтерна стал Николай Иванович Бухарин.

Зорге, судя по всему, симпатизировал Бухарину, разделял его взгляды, помогал ему в работе. Это Зорге потом припомнят. А пока что его перевели в отдел международных связей Коминтерна. Этот отдел, готовя мировую революцию, руководил всей конспиративной и боевой работой компартий. Такая работа Зорге нравилась. Но продолжалось это недолго.

Когда Бухарин начал спорить со Сталиным, 25 июня 1929 года президиум исполкома Коминтерна по предложению делегации ВКП/б/ освободил Бухарина от членства в политсекретариате. А на X пленуме ИККИ в июле Бухарина вывели из президиума.

Когда Бухарин ушел из Коминтерна, началась чистка аппарата от его сторонников. Уволили и Зорге. Это не помешало ему перейти в военную разведку. Но на нем осталось клеймо человека, который примыкал к правым, к Бухарину, следовательно, политически не очень надежного.

Мысль о переходе Зорге в разведку возникла у резидента военной разведки в Англии Константина Михайловича Басова. Он первым обратил внимание на перспективного молодого человека, которым в Коминтерне пренебрегали до такой степени, что Зорге, отправленный в Англию в командировку, остался без денег.

С ноября 1929 года Рихард Зорге приступил к работе в 4‑м управлении Штаба Рабоче‑крестьянской Красной армии. Ему сразу предложили ехать в Китай, который стал полем боя между Советским Союзом и Японией. Японская военщина стремилась оккупировать Китай. Сталин надеялся советизировать Китай. Зорге поехал в Шанхай в качестве корреспондента немецкой сельскохозяйственной газеты.

Радистом ему дали немца Макса Клаузена, который в Шанхае женился на русской женщине – Анне Жданковой. В Шанхае Зорге познакомился с японским журналистом Ходзуми Одзаки, который станет одним из главных его помощников. Зорге работал в основном с левыми, коммунистами, и его довольно быстро отозвали, боясь, что китайская полиция его расшифровала.

Но способности Зорге как разведчика были настолько очевидны, что его сразу послали в новую командировку.

Он поехал в Японию под своим именем, в качестве корреспондента ряда немецких газет и журналов. В Токио он вступил в нацистскую партию и сразу попытался сблизиться с германскими дипломатами и военными.

Ставка делалась на то, что Зорге давно уехал из Германии, в компартии был на маленьких ролях, и в гестапо никто не заинтересуется немцем, живущим на краю света. Он только наотрез отклонял соблазнительные предложения перейти на работу в германское посольство, потому что в таком случае его прошлое стали бы проверять всерьез.

Зорге приехал в Японию осенью 1933 года. Первые полтора года ушли на формирование группы. В 1935 году Зорге тайно приехал в Москву. Его принимал начальник разведки Ян Карлович Берзин, который еще не подозревал, что его карьера подходит к концу. И Зорге не знал, что этот приезд в Москву последний и что свою жену он тоже видит в последний раз.

Его второй женой стала Екатерина Александровна Максимова. Она учила Зорге русскому языку и влюбилась в него. У нее были хорошие артистические данные. Она окончила Ленинградский институт сценических искусств, но ни театральная, ни личная жизнь не сложилась. Когда они с Зорге познакомились, Екатерина Максимова работала аппаратчицей на заводе «Точизмеритель».

Поехать с ним в Японию она не могла. Им не дали пожить вместе – через три месяца он уехал в Японию. Потом приехал – на пару недель. Она ждала ребенка.

Приятно взволнованный, Зорге писал ей:

«Позаботься, пожалуйся, о том, чтобы я сразу, без задержки получил известие. Если это будет девочка, она должна носить твое имя. Я не хочу иного имени, если даже это будет имя моей сестры, которая всегда ко мне хорошо относилась.

Будешь ли ты у своих родителей? Пожалуйста, передай им привет от меня. Пусть они не сердятся за то, что я оставил тебя одну. Потом я постараюсь все это исправить моей большой любовью к тебе».

Но, судя по всему, ребенок родился мертвым. Это был лишь первый удар судьбы, который суждено было пережить русской жене Рихарда Зорге…

Зорге попросил прислать ему радистом Макса Клаузена, которого после возвращения из Китая сослали в маленький городок в Саратовской области. Радист высшего класса зарабатывал на жизнь ремонтом радиоприемников. Его убрали из разведки за то, что он женился на белоэмигрантке. Вскоре Клаузен прибыл в Токио.

Работа группы Зорге началась с февраля 1936 года, когда наладилась постоянная радиосвязь с Владивостоком, где принимали сигналы передатчика Зорге. Русский язык он знал не очень хорошо, поэтому телеграммы из Токио писал по‑английски, аналитические записки – по‑немецки. В Москве их не только расшифровывали, но и переводили на русский.

Что помогало Зорге? Аналитический ум, энергия, решительность, умение заводить связи, авантюризм, любовь к приключениям, находчивость и изворотливость. Что касается злоупотребления алкоголем, то он пил уже в Шанхае, где в пьяном состоянии часто ввязывался в потасовки.

– Он был очень нервный, – говорит Андрей Фесюн. – Сказывались контузия, ранения, одиночество и безумное напряжение. Он был брошен всеми. Его друзья писали на него доносы.

Но не надо думать, что вся информация Зорге была стопроцентноточной. 14 декабря 1937 года он, сообщая Москве о настроениях внутри японской армии, написал:

«Ведутся, например, серьезные разговоры о том, что есть основания рассчитывать на сепаратистские настроения маршала Блюхера, а потому в результате первого решительного удара можно будет достигнуть с ним мира на благоприятных для Японии условиях».

Важнейшим источником информации служил Ходзуми Одзаки, ставший консультантом премьер‑министра принца Коноэ. У Одзаки как известного журналиста были широкие связи в правительственном аппарате. Сам Зорге потратил годы на изучение страны и стал одним из самых заметных японистов…

Отъявленный нацист

Однажды ко мне в редакцию «Нового времени» пришел высокий симпатичный хорошо улыбающийся человек, который говорил только по‑английски. Так я познакомился с американским журналистом Томом Крайтоном, который приехал в Москву писать книгу о покушении на Ленина и просил найти ему какой‑то номер нашего журнала.

Мы разговорились. Том Крайтон многие годы жил на Тайване, на Филиппинах, а до войны работал в Токио.

– Я знал вашего Зорге, – неожиданно сказал Том Крайтон. – В 1941 году мы виделись постоянно. Он представлял немецкую прессу и держался подальше от нас, англичан и американцев. Три раза в неделю мы встречались в старом императорском театре. Японцы угощали нас чаем. Каждому полагалась ложечка сахара – времена были трудные. Зорге пил чай без сахара. И однажды я попросил его: «Мистер Зорге, поделитесь своим сахаром». И он ответил: «А, молодой организм нуждается в сахаре». Зорге отлично играл роль настоящего нациста. Я даже помню, как в одной потасовке в баре – после крепкой выпивки – люди, на которых он фактически работал, съездили ему как отъявленному нацисту по физиономии. Никто из нас не мог потом поверить в то, что Зорге работал на советскую разведку.

Зорге вытащил счастливый билет, сблизившись с немецким офицером Ойгеном Оттом, который сначала был наблюдателем в японской армии, потом стал военным атташе и, наконец, послом. А с его женой Хельмой Зорге познакомился еще в двадцатые годы. Хельма чувствовала себя в Японии одинокой и несчастной. Она постоянно приглашала Рихарда и навязывала его мужу. Зорге сблизился со многими немецкими дипломатами и наладил отличные отношения даже с гестаповцем Йозефом Мейзингером, атташе посольства по связям со спецслужбами Японии.

В гестапо в 1934 году, после уничтожения вождя штурмовых отрядов обер‑группенфюрера СА Эрнста Рема и его любовников‑штурмовиков, был создан отдел по борьбе с гомосексуализмом и абортами. Его возглавил Йозеф Мейзингер, которого начальник разведки бригадефюрер СС Вальтер Шелленберг назвал «одной из самых темных личностей в службе безопасности».

Мейзингер представил своему начальнику руководителю Главного управления имперской безопасности обер‑группенфюреру Райнхарду Гейдриху информацию о том, что командующий рейхсвером генерал фон Фрич будто бы гомосексуалист. Гитлер давно требовал избавить его от Фрича, он хотел поставить во главе совсем других людей. Правда, на суде чести выяснилось, что нетрадиционной ориентации придерживается другой офицер – кавалерист фон Фриш. Но Гитлер все равно потребовал от генерала уйти в отставку.

В апреле 1940 года Мейзингер получил пост начальника полиции безопасности и СД в Варшаве. Его свирепость смутила даже собственных начальников, и он был отправлен в посольство в Токио.

В 1945 году Мейзингера арестовали американцы, в 1946‑м передали его полякам. В 1947 году его приговорили к смерти за преступления на территории Польши…

Зорге располагал первоклассной информацией о Японии, поэтому он был так полезен германскому посольству. Если бы он не обладал такими познаниями, никто бы в посольстве не стал бы обсуждать с ним секретные вопросы и спрашивать его мнение. Ему поручили редактировать информационный бюллетень для немецкой колонии в Японии и выделили комнату в здании посольства. Здесь он преспокойно знакомился с секретными материалами посольства и переснимал их.

Немцы плохо относились к японцам, хотя и называли их союзниками.

5 марта 1943 года, обсуждая в ставке положение на восточном фронте, Гитлер раздраженно сказал:

– Верить тому, что японцы говорят, нельзя ни на грош… Они могут наврать с три короба, и все, что они сообщают, содержит в себе некий расчет и впоследствии оказывается обманом.

Зорге делился своей информацией с послом Оттом и помогал ему писать доклады в Берлин. А посол сообщал ему – как близкому человеку – все новости из Берлина, в том числе самые секретные.

– Время от времени я видел Зорге вместе с немецким послом Оттом, – подтвердил Том Крайтон. – Они катались на лошадях в парке Уэно. Отт рассказывал ему все. Кстати, посол Отт не был нацистом. Я с ним разговаривал потом, после ареста Зорге. Он был потрясен, Зорге ему действительно нравился.

Так, может быть, для Германии Зорге делал больше, чем для России?

Начальник немецкой политической разведки бригадефюрер СС Вальтер Шелленберг писал после войны, что Зорге постоянно информировал руководителя Немецкого информационного бюро (это аналог ТАСС) о ситуации в Японии. Информацию Зорге в Берлине высоко ценили. Шелленберг утверждает, что после ареста Зорге он поручил проверить полученные от него материалы и пришел к выводу, что все они подлинные. Таким образом, Зорге действительно был крайне полезен немцам. Но был ли он агентом‑двойником?

В 1935 году во время приезда в Москву Зорге получил разрешение делиться получаемой им информацией с немцами, чтобы завоевать их доверие. Но те, кто дал Зорге это разрешение, потом были репрессированы. Контакты с немцами не наносили ущерба нашей стране. Он же не сообщал немцам информацию о Советском Союзе. Он и сам ее не имел…

Когда арестовывают разведчика‑нелегала, то есть человека, выдававшего себя за другого, сразу же возникает вопрос: почему он провалился? Создаются целые комиссии, чтобы понять, какой была причина ареста – предательство, собственные ошибки разведчика, трагическая случайность?

Один из самых блестящих советских разведчиков Рихард Зорге был арестован в октябре 1941 года, но выяснением причин его провала советская военная разведка занялась через двадцать лет после его казни, в 1964 году, по личному указанию Хрущева.

Уже после того, как Хрущев распорядился восстановить справедливость и восславить подвиги Зорге, палку перегнули в другую сторону и стали приписывать ему то, чего он не делал. Например, считается, что это он сообщил в Москву точную дату нападения нацистской Германии на Советский Союз. Но он не мог это сделать. Его информаторы, сотрудники немецкого посольства в Японии или дипломаты и военные, которые из Берлина приезжали в Токио, просто не были посвящены в эту тайну.

2 мая 1941 года Зорге, информируя Москву о возможности скорого начала войны, сообщил мнение германских военных:

«Немецкие генералы оценивают боеспособность Красной армии настолько низко, что они полагают, что Красная армия будет разгромлена в течение нескольких недель».

Начальник разведывательного управления генерал‑лейтенант Голиков распорядился ознакомить с информацией Зорге руководство страны, но этот, ключевой абзац, вычеркнул.

Когда я сделал на телевидении большую передачу о судьбе Зорге, мне позвонил Леонид Митрофанович Замятин, бывший заведующий отделом международной информации ЦК, близкий к Брежневу человек. Он пересказал мне разговор с генералом Иваном Ивановичем Ильичевым, который одно время возглавлял военную разведку.

По словам генерала Ильичева, Сталин, услышав, что сведения получены из Японии от Рихарда Зорге, резко сказал:

– Это двойной агент, больше мне сообщений от него не показывайте.

Хотя после нападения Германии на Советский Союз всякая информация из Японии приобрела особое значение.

Главное, что тогда интересовало, – как поведет себя Япония? Вступит она в войну против Советского Союза или нет? Зорге был одним из тех, кто должен быть найти ответ.

Действительно ли Зорге сыграл ключевую роль в решении Сталина перебросить дивизии с Дальнего Востока под Москву?

В этом уверены его биографы, многие историки и военные, которые говорят, что именно информация Зорге о планах японского правительства позволила Ставке перебросить под Москву свежие дивизии с Дальнего Востока.

На самом деле переброска сил и средств с Дальнего Востока на Запад началась с первых дней войны.

Дальневосточный фронт получил приказ немедленно отправить на Запад весь запас вооружения и боеприпасов. Начальник штаба Иван Васильевич Смородинов возмутился:

– Какой дурак отбирает оружие у одного фронта для другого? Мы же не тыловой округ, мы в любую минуту можем вступить в бой.

Командующий фронтом генерал армии Иосиф Родионович Апанасенко не стал даже слушать своих штабистов, вспоминает генерал Петр Григоренко. Лицо Апанасенко налилось кровью, он рявкнул:

– Да вы что? Там разгром. Вы поймите, разгром! Немедленно начать отгрузку. Мобилизовать весь железнодорожный подвижной состав. Грузить день и ночь. Доносить о погрузке и отправке каждого эшелона мне лично…

Все, что можно было забрать с Дальнего Востока, забрали почти сразу.

«Переброска войск под Москву с Востока (причем, конечно, не только дальневосточных, но и сибирских, уральских, приволжских, среднеазиатских, кавказских) действительно имела большое значение для ее обороны, – пишет президент Академии военных наук генерал армии Махмут Гареев. – Но всего под Москвой сражались сто десять дивизий и бригад, в их числе было всего восемь дальневосточных, которые, несмотря на всю их доблесть, никак не могли составить „основу декабрьской победы“.

Многие авторы уверенно описывают бравых сибиряков, которые 7 ноября 1941 года прошли по Красной площади и сразу вступили в бой. На самом деле ни сибирские, ни дальневосточные части в знаменитом параде не участвовали.

По Красной площади прошли части, которые наскребли в московской зоне обороны: курсанты Окружного военно‑политического училища, Краснознаменного артиллерийского училища, полк 2‑й Московской стрелковой дивизии, полк 332‑й дивизии имени Фрунзе, части дивизии имени Дзержинского, Московский флотский экипаж, особый батальон военного совета округа и московской зоны обороны, сводный зенитный полк ПВО и два танковых батальона из резерва Ставки.

После 22 июня Зорге сообщал, что Япония вот‑вот нападет на Советский Союз. Только в сентябре сообщения изменились: Япония не спешит нападать на Россию и скорее всего, повернет на юг. Дело в том, что сам Зорге получал крайне противоречивую информацию. Был день, когда из Токио ушли сразу две шифровки противоположного содержания.

Решения Сталина определяли не сообщения Зорге и других разведчиков, а оценка реальной политической и военной ситуации. В Москве знали, как слаба расположенная в Маньчжурии, на границе с Советским Союзом, Квантунская армия. У японцев там не было ни современных танков, ни авиации. Кроме того, японцы были заняты борьбой с китайской армией и с китайскими партизанами, полностью разгромить которых не удавалось.

В Токио действительно спорили: а не напасть ли на Советский Союз, пользуясь удобным случаем? Но этого желали только некоторые генералы сухопутных сил. Они мечтали расквитаться за поражение на Халхин‑Голе. Японское правительство и руководство флота, которое имело не меньшее влияние, чем сухопутные генералы, не хотели ввязываться в войну с Советским Союзом.

Япония нуждалась в ресурсах, в топливе, в черных металлах. Все это можно было получить в странах Юго‑Восточной Азии, а не в Сибири. И главным своим противником Япония считала Соединенные Штаты.

Япония поставила Советскому Союзу условия: прекратить помощь Китаю, не предоставлять свою территорию американцам для действий против Японии. Эти условия были выполнены. Советские военные советники были отозваны из Китая, и военная помощь Китаю прекратилась.

Президент Соединенных Штатов Франклин Рузвельт предложил создать в советском Приморье американские военно‑воздушные базы. Но Сталин не хотел беспокоить японцев. 13 августа 1941 года советский посол в Токио информировал министра иностранных дел Японии о том, что СССР не предоставит Соединенным Штатам военно‑морские и военно‑воздушные базы.

Когда Япония стала готовиться к войне с Америкой, ситуация изменилась. Уже Япония нуждалась в том, чтобы Советский Союз строго соблюдал подписанный в апреле 1941 года пакт о нейтралитете. И Сталин вроде бы мог быть уверен, что Япония не нанесет удар в спину.

Тем не менее в декабре 1941 года, после того как японцы уничтожили американский флот на базе в ПёрлХар‑боре, из Ленинграда в Москву вызвали адмирала Ивана Степановича Исакова, первого заместителя наркома Военно‑морского флота.

Его доставили к Сталину.

– Вот что, вы полетите во Владивосток, – Сталин показал трубкой на карту на стене, не на Владивосток, а просто на всю карту, – посмотрите, не устроят ли они нам там Пёрл‑Харбор. Все, можете быть свободны.

Исакову не дали сказать ни единого слова. Он немедлено вылетел на Дальний Восток. Так что никакие донесения Зорге и его уверенность в том, что Япония двинется на юг, не произвели на Сталина впечатления. В декабре 1941 года, после битвы под Москвой, он еще опасался японского нападения.

Провал и арест

Если бы разведчик, начиная работу, думал о том, что его обязательно поймают, он бы вообще не смог работать, и разведка умерла бы как профессия. Но такова человеческая натура, что каждый разведчик думает, что его‑то точно не поймают.

Рихард Зорге проработал в предвоенной Японии с ее мощной контрразведкой и тотальным контролем политической полиции над обществом дольше, чем смог бы продержаться любой другой разведчик на его месте. Поэтому у специалистов удивление вызывает не тот факт, что его в конце концов поймали, а то, что он сумел продержаться восемь лет.

Историки и разведчики и по сей день ведут споры о том, каким образом японцам в конце концов удалось разоблачить всю группу Зорге. Запеленговать радиостанцию Клаузена им так и не удалось. Он постоянно менял место выхода в эфир. Он допустил только один промах – сохранил черновики уже отправленных шиф‑ротелеграмм, когда стало ясно, что возможен арест. Они стали главной уликой против него и Зорге.

Судя по всему, к провалу привела не какая‑то ошибка, а стечение обстоятельств. Японская полиция случайно вышла на группу Рамзая.

Японская полиция утверждала, что ей помогли показания одного из японских коммунистов, которого первоначально подозревали в шпионаже на Соединенные Штаты. Вернее, все началось с ареста коммуниста Рицу Ито, который после допросов с пристрастием сказал, что Томо Китабаяси, японская коммунистка, вернулась на родину с разведывательными целями. 28 сентября 1941 года Китабаяси с мужем арестовали. Они признались, что вместе с ними работает художник Ётоку Мияги, тоже комммунист и тоже вернувшийся из Америки.

Его арестовали 10 октября. Причем, увидев полицейских, Мияги пытался самурайским мечом совершить ритуальное самоубийство, но его отправили в больницу. Там он выпрыгнул из окна, но остался жив. Его пытали, и он начал говорить. Выяснилось, что Мияги встречался с Одзаки, а тот был связан с Зорге.

Некоторые исследователи ставят Рихарду Зорге в вину, что он сотрудничал с коммунистами. Ясно было, что полиция в первую очередь следит за членами компартии. Но Зорге не виноват. Художника Мияги включили в его группу московские кураторы. Зорге лишь подчинился приказу.

Японская полиция давно следила за Зорге, как, впрочем, и за другими иностранцами. Полиция видела, что он занимается не только журналистикой, но Зорге был тесно связан с немецким посольством. Немецкого агента японская полиция трогать не собиралась. Но в Москве совершили непоправимую ошибку.

Центр решил связать группу Зорге напрямую с сотрудниками токийской резидентуры. С этого дня его арест был предрешен. Потому что японцам стало ясно, на кого он работает. Все годы с ним связывались через Шанхай. Туда курьеры отвозили добытые Зорге материалы, оттуда привозили деньги. Это было сложнее, но надежнее. Ведь в Токио японцы следили за каждым шагом сотрудников советского посольства. Опорный пункт контрразведки находился напротив входа в посольство.

Отправляясь на встречу, советские разведчики пытались соблюдать правила конспирации. Но в Японии это было практически бесполезно. Там каждый иностранец заметен, как рыба в аквариуме.

Сначала с радистом Максом Клаузеном встречался советский консул Будкевич. Клаузен получал по почте два билета в театр и шел вместе с женой. Будкевич садился рядом, они обменивались деньгами и пленками, которые были завернуты в носовой платок. Потом консул уехал, на связь приходил второй секретарь посольства Виктор Сергеевич Зайцев, дослужившийся впоследствии до полковника. Когда Клаузен болел, Зайцев встречался с самим Зорге.

После нескольких встреч японская полиция приняла решение ликвидировать советскую разведывательную группу.

Рихарда Зорге арестовали 18 октября 1941 года. Аресты членов его группы продолжались до весны 1942 года. Всего взяли тридцать пять человек.

Зорге, как и другие члены группы, надеялся спастись. Через неделю после ареста, 25 октября, признал, что он – коммунист и советский гражданин. Иначе бы его передали Германии, в руки гестапо. Зорге считал, что после начала войны с Америкой японцам не захочется портить отношения с Советским Союзом и ему сохранят жизнь.

Он попросил одного из следователей:

– Пожалуйста, передайте Зайцеву в советском посольстве, что Рамзай содержится в токийском доме предварительного заключения.

Зорге верил, что Москва о нем позаботится. Других же спасали. Скажем, резидентом военной разведки в Шанхае был Яков Григорьевич Бронин. Когда китайцы его арестовали, в Москве взяли под стражу сына Чан Кайши Цзян Цзинго. Потом их обменяли. Зорге надеялся, что и его обменяют на какого‑нибудь японца.

Так почему же Зорге не попытались спасти?

Сначала разведка сообщила в Москву, что Зорге расстрелян. А потом стало известно, что он дает показания.

Показания дали все члены группы Зорге. Они раскрыли все свои связи, схемы контактов с курьерами, шифры, рассказали содержание своих радиопередач. Многие советские разведчики были возмущены тем, что Зорге все рассказал. Считалось, что разведчик обязан молчать. Как солдат на фронте, сражаться до последнего. Признание равносильно сдаче в плен. А к пленным Сталин и его окружение относились с презрением.

Для руководителей военной разведки Зорге не представлял никакой ценности. Подозрительный человек, двойной агент, выложивший японцам все, что знает. Зачем же обращаться к Сталину или к Молотову с предложением выручить его из беды!

Пренебрежение к собственным разведчикам проявилось и в истории с физиком‑теоретиком Клаусом Фуксом, первым и наиболее важным советским атомным шпионом. Клаус Фукс вступил в компартию Германии в двадцать один год. В 1933 году бежал от нацистов в Англию. В конце 1941 года он предложил свои услуги советской разведке. В 1943 году Клаус Фукс переехал из Англии в Соединенные Штаты. А с августа 1944 года Фукс приступил к исследованиям в самой главной и самой секретной американской атомной лаборатории в Лос‑Аламосе. Он сыграл важнейшую роль в создании советского ядерного оружия.

– По существу, Фукс выполнял задания академика Курчатова, – с гордостью говорил мне полковник внешней разведки Герой Советского Союза Александр Фек‑лисов, который работал с Фуксом.

2 февраля 1950 года Фукса арестовали в Лондоне. Он во всем признался и был приговорен к четырнадцати годам тюремного заключения за передачу атомных секретов «агентам советского правительства». Сразу после вынесения приговора, 8 марта 1950 года, появилось заявление ТАСС:

«Выступавший на этом процессе в качестве обвинителя генеральный прокурор Великобритании Шоукросс заявил, будто бы Фукс передал атомные секреты „агентам советского правительства“. ТАСС уполномочен сообщить, что это заявление является грубым вымыслом, так как Фукс неизвестен советскому правительству и никакие „агенты“ советского правительства не имели к Фуксу никакого отношения».

Арестованный агент не имел для Сталина и руководителей разведки никакой ценности. Кроме того, признание Фукса было расценено как отсутствие чекистской стойкости, если не как предательство.

За примерное поведение в июне 1959 года Клауса Фукса освободили. Он обосновался в ГДР, где к нему отнеслись с полнейшим уважением, сделали заместителем директора Института ядерной физики, избрали академиком, членом ЦК, дали государственную премию.

Признать свою ошибку, извиниться перед Фуксом в КГБ не пожелали.

Один раз, в 1968 году, Фукс приехал в Советский Союз. К нему не проявили никакого интереса. Когда полковник Феклисов просил руководство первого Главного управления КГБ возбудить ходатайство о награждении Фукса орденом или об избрании иностранным членом Академии наук, воспротивился президент академии Мстислав Всеволодович Келдыш.

– Делать это нецелесообразно, – сказал он, – ибо ослабит заслуги советских ученых в создании ядерного оружия.

Уже после смерти Фукса полковник Феклисов побывал на его могиле и навестил его вдову.

– Что же вы так поздно пришли? – горестно спросила она. – Клаус двадцать пять лет ждал вас…

Что же удивляться, что в годы войны никто в Москве не собирался спасать Зорге. Хуже того, его жена, Екатерина Максимова, в сентябре 1942 года была арестована. Вероятно, это произошло после того, как Москве стало известно, что Зорге признал себя советским разведчиком и дает показания.

Дальнейшую ее судьбу восстановили журналисты «Комсомольской правды». После девятимесячного следствия ее отправили в ссылку в Красноярский край. Она работала на военном заводе, голодала, просила прислать ей денег. В 1943 году ее родные получили письмо:

«Сообщаю вам, что ваша Катя 3 июля 1943 года, находясь на излечении в Муртинском районе, в 5‑й Муртинской райбольнице, умерла. В больницу она поступила с химическими ожогами… Иногда у нее со слезами срывался вопрос: „За что?!“ За три‑четыре дня до смерти у нее начался паралич нёба, она стала неразборчиво говорить, но она все же просила меня записать Ваш адрес. Умерла сразу, как‑то набрала много воздуха, вздохнула, и ее не стало.

Ее похоронили здесь же, на кладбище. Могилу сделали высокую и поставили деревянный крест с надписью и датой. Деньги, оставшиеся после нее, сорок пять рублей, израсходовали на могилу, похороны и крест. После нее остались вещи: серая юбка, шерстяная теплая безрукавка и галоши старые. Вещи хранятся на складе больницы…»

Письмо прислала медсестра, на руках которой в невероятных муках скончалась никому не нужная жена выдающегося советского разведчика.

Гестапо оказалось милосерднее НКВД. Гестаповцы не тронули ни русскую мать Зорге (она умерла своей смертью в 1952 году), ни его братьев.

Суд над Зорге начался в мае 1943 года. Приговор вынесли в сентябре. Зорге и его главный информатор Ходзуми Одзаки были приговорены к смертной казни. Радист Макс Клаузен и помощник Зорге Бранко Вукелич – к пожизненному заключению. Еще двенадцать членов разведгруппы получили различные сроки – от двух до пятнадцати лет тюрьмы.

7 ноября 1944 года Рихарда Зорге казнили. Его повесили. Он не потерял присутствия духа, вел себя необыкновенно мужественно перед смертью. Крикнул:

– Да здравствует Красная армия! За здравствует коммунистическая партия Советского Союза.

Ему было сорок девять лет. Пожалуй, к лучшему, что в предсмертные часы он не знал, что в Москве не только отреклись от него, но и давно о нем забыли. Списали…

Я много лет знаю Владимира Ивановича Ерофеева, известного дипломата, который был когда‑то помощником Молотова и много о нем рассказывал. Знаком и с его сыном, Виктором Ерофеевым, литературоведом и писателем. И лишь совсем недавно узнал, что жена Владимира Ивановича – Галина Ерофеева в годы войны была переводчицей токийской резидентуры военной разведки.

– Работая без малого год в аппарате военного атташе, – рассказывала Галина Ерофеева, – я ничего не знала о существовании Зорге и его организации. Это было окутано абсолютной тайной. И поэтому, когда на мой стол попал парламентский вестник и я случайно его открыла, то увидела сообщение о казни Зорге и Ходзуми Одзаки, как было сказано, русских шпионов. Я доложила о прочитанном военному атташе и по тому, как засуетились и забегали после этого сотрудники аппарата военного атташата, поняла, что произошло что‑то крайне серьезное, хотя до этого никогда этих имен ни от кого не слышала. Вызвали шифровальщиков, сообщили послу и в Москву…

Казнь Зорге означала, что он не двойник, и это заставило военную разведку оценить все заново.

После войны первыми Зорге заинтересовалась американская военная разведка, которая изучала японские архивы и потратила немало времени, чтобы изучить его работу. Благодаря американцам стал известен масштаб работы группы Зорге.

Первый заместитель, а затем и министр иностранных дел Андрей Януарьевич Вышинский строго‑настрого запретил дипломатам упоминать имя Зорге. Указание шло от Сталина. В архивах была произведена большая чистка – все документы, связанные с Зорге, исчезли.

Видимо, причина состояла в том, что Зорге передал в Москву о том, что японцы готовились напасть на американские базы, а Сталин американцам ничего не сказал. И Сталин не хотел, чтобы все это выплыло наружу. Потому что американцы получали право резонно сказать: вот Советский Союз предъявляет претензии союзникам, а сам не предупредил о нападении японцев. А Сталин, конечно же, был заинтересован, чтобы японцы напали на Соединенные Штаты. Понимал, что тогда американцы обязательно вступят в войну.

Американцы же после оккупации Японии так заинтересовались Зорге, потому что всю страну интересовал один вопрос: а не знал ли президент Франклин Рузвельт о готовящемся нападении на базу в Пёрл‑Харборе и позволил японцам потопить флот, чтобы получить предлог для начала войны?

Американцы вернули в Советский Союз освобожденного из японской тюрьмы радиста Макса Клаузена и его жену. Их доставили в Москву, передали в распоряжение военной разведки и поселили на конспиративной квартире.

– Они недавно вышли из тюрьмы, и у них были сероватые лица, темные круги под глазами, несколько одутловатые лица, – рассказывала Галина Ерофеева, которая после войны стала переводчицей Главного разведуправления Генерального штаба. – Они были напуганы, они не знали, что их ждет. Мне Макс показался более приятным человеком. Он был по‑детски добродушен, располагал к себе. Анна была озлоблена, смотрела хмуро. Попав в сталинскую Россию, она ничего хорошего для себя не ждала.

Чету Клаузенов попросили вспомнить все – совместную работу с Зорге, поведение каждого из членов группы, вероятные причины провала, ход следствия. Клаузен с утра до вечера добросовестно печатал свой рассказ на принесенной ему пишущей машинке.

– Я вместе с одним сотрудником разбирала это, – продолжает Ерофеева, – потом я переводила на русский язык и отдавала начальству. Постепенно Клаузены «оттаивали», их переодели. Подарили им по паре часов. Они уже перестали быть такими напуганными.

В руководстве военной разведки приняли соломоново решение. Клаузенов не посадили. Их отправили в советскую зону оккупации Германии, ставшую потом ГДР. Но и восстанавливать доброе имя Зорге в военной разведке тоже не стали.

– Я уже не помню, – говорит Галина Ерофеева, – взяли с меня подписку или просто мне сказали, что я должна молчать о Зорге. Но я через все эти годы в душе пронесла исключительный образ Зорге, каким его изобразил Клаузен. Это, конечно, был совершенно необыкновенный, исключительный человек…

Японские друзья Зорге после войны добились эксгумации его останков и похоронили его с честью. В 1956 году поставили ему памятник. О нем выпустили множество книг. О нем говорил весь мир. На Западе появился художественный фильм «Кто вы, доктор Зорге?», который пользовался большим успехом везде, кроме Советского Союза.

Генерал‑лейтенант Сергей Кондрашев из политической разведки даже попросился на прием к министру культуры Екатерине Алексеевне Фурцевой и предложил купить и показать этот фильм. Министр Фурцева возмутилась:

– Я этого не допущу! Этот фильм – клевета на марксизм–ленинизм.

Но фильм показали Хрущеву. Никита Сергеевич был потрясен, узнав, что у Советского Союза был такой знаменитый на весь мир разведчик. Хрущев позвонил начальнику Главного разведывательного управления Генерального штаба Советской армии генералу армии Ивану Александровичу Серову. Тот никогда раньше не слышал имени Зорге…

В 1964 году в ГРУ спешно создали группу, которой поручили разобраться с делом Зорге. В октябре Хрущева отправили в отставку, но процесс реабилитации Зорге, к счастью, не остановился. 5 ноября 1964 года председатель Президиума Верховного Совета СССР Анастас Иванович Микоян подписал указ:

«За выдающиеся заслуги перед Родиной и проявленные при этом мужество и геройство присвоить товарищу Рихарду Зорге звание Героя Советского Союза посмертно».

Только после этого указа военный трибунал Московского военного округа прекратил уголовное дело его жены, Екатерины Максимовой, «за отсутствием состава преступления»…

Я иногда думаю о том, что, если бы Никита Сергеевич Хрущев не был таким импульсивным и живым человеком, если бы он не был способен к неожиданным решениям, о Зорге, может быть, и сейчас мало кто знал. Так и числился бы он в списке не то агентов‑двойников, не то просто дезинформаторов.

Горестно думать о том, что наша страна так охотно принимает жертвы своих лучших сыновей и так мало бывает им благодарна.