Людмила Давидюк, Людмила Дядечко, Инна Халабаджах
жүктеу/скачать 7,35 Mb. Pdf көрінісі
|
11 kl Ros literatura hrestomat elektronna
| К заданию 3.
ГЛАВА 24 Извлечение мастера <…> Тут в комнату ворвался ветер, так что пламя свечей в канделяб рах легло, тяжелая занавеска на окне отодвинулась, распахнулось окно, и в далекой высоте открылась полная, но не утренняя, а полночная луна. От подоконника на пол лег зеленоватый платок ночного света, и в нем по явился ночной Иванушкин гость, называющий себя мастером. Он был в своем больничном одеянии — в халате, туфлях и черной шапочке, с которой не расставался. Небритое лицо его дергалось гримасой, он сумасшедшепугливо косился на огни свечей, а лунный поток кипел во круг него. Маргарита сразу узнала его, простонала, всплеснула руками и под бежала к нему. Она целовала его в лоб, в губы, прижималась к колючей щеке, и долго сдерживаемые слезы теперь бежали ручьями по ее лицу. Она произносила только одно слово, бессмысленно повторяя его: — Ты… ты, ты… Мастер отстранил ее от себя и глухо сказал: — Не плачь, Марго, не терзай меня. Я тяжко болен. — Он ухватился за подоконник рукою, как бы собираясь вскочить на него и бежать, оска лил зубы, всматриваясь в сидящих, и закричал: — Мне страшно, Марго! У меня опять начались галлюцинации. Рыдания душили Маргариту, она шептала, давясь словами: — Нет, нет, нет, не бойся ничего! Я с тобою! Я с тобою! Коровьев ловко и незаметно подпихнул к мастеру стул, и тот опустил ся на него, а Маргарита бросилась на колени, прижалась к боку больного и так затихла. В своем волнении она не заметила, что нагота ее както внезапно кончилась, на ней теперь был шелковый черный плащ. Больной опустил голову и стал смотреть в землю угрюмыми больными глазами. — Да, — заговорил после молчания Воланд, — его хорошо отделали. — Он приказал Коровьеву: — Дайка, рыцарь, этому человеку чегонибудь выпить. Маргарита упрашивала мастера дрожащим голосом: — Выпей, выпей. Ты боишься? Нет, нет, верь мне, что тебе помогут. Больной взял стакан и выпил то, что было в нем, но рука его дрогнула, и опустевший стакан разбился у его ног. — К счастью! К счастью! — зашептал Коровьев Маргарите, — смотри те, он уже приходит в себя. Действительно, взор больного стал уже не так дик и беспокоен. — Но это ты, Марго? — спросил лунный гость. — Не сомневайся, это я, — ответила Маргарита. — Еще! — приказал Воланд. После того, как мастер осушил второй стакан, его глаза стали живыми и осмысленными. 215 Литература — Ну вот, это другое дело, — сказал Воланд, прищуриваясь, — теперь поговорим. Кто вы такой? — Я теперь никто, — ответил мастер, и улыбка искривила его рот. — Откуда вы сейчас? — Из дома скорби. Я — душевнобольной, — ответил пришелец. Этих слов Маргарита не вынесла и заплакала вновь. Потом, вытерев глаза, она вскричала: — Ужасные слова! Ужасные слова! Он мастер, мессир, я вас преду преждаю об этом. Вылечите его, он стоит этого. — Вы знаете, с кем вы сейчас говорите, — спросил у пришедшего Во ланд, — у кого вы находитесь? — Знаю, — ответил мастер, — моим соседом в сумасшедшем доме был этот мальчик, Иван Бездомный. Он рассказал мне о вас. — Как же, как же, — отозвался Воланд, — я имел удовольствие встре титься с этим молодым человеком на Патриарших прудах. Он едва самого меня не свел с ума, доказывая мне, что меня нету! Но выто верите, что это действительно я? — Приходится верить, — сказал пришелец, — но, конечно, гораздо спокойнее было бы считать вас плодом галлюцинации. Извините меня, — спохватившись, прибавил мастер. — Ну, что же, если спокойнее, то и считайте, — вежливо ответил Воланд. — Нет, нет, — испуганно говорила Маргарита и трясла мастера за пле чо, — опомнись! Перед тобою действительно он! Кот ввязался и тут: — А я действительно похож на галлюцинацию. Обратите внимание на мой профиль в лунном свете, — кот полез в лунный столб и хотел еще чтото говорить, но его попросили замолчать, и он, ответив: — Хорошо, хорошо, готов молчать. Я буду молчаливой галлюцинацией, — замолчал. — А скажите, почему Маргарита вас называет мастером? — спросил Воланд. Тот усмехнулся и сказал: — Это простительная слабость. Она слишком высокого мнения о том романе, который я написал. — О чем роман? — Роман о Понтии Пилате. Тут опять закачались и запрыгали язычки свечей, задребезжала посу да на столе, Воланд рассмеялся громовым образом, но никого не испугал и смехом этим никого не удивил. Бегемот почемуто зааплодировал. — О чем, о чем? О ком? — заговорил Воланд, перестав смеяться. — Вот теперь? Это потрясающе! И вы не могли найти другой темы? Дайтека по смотреть, — Воланд протянул руку ладонью кверху. — Я, к сожалению, не могу этого сделать, — ответил мастер, — потому что я сжег его в печке. — Простите, не поверю, — ответил Воланд, — этого быть не может. Рукописи не горят. — Он повернулся к Бегемоту и сказал: — Нука, Беге мот, дай сюда роман. 216 Кот моментально вскочил со стула, и все увидели, что он сидел на толстой пачке рукописей. Верхний экземпляр кот с поклоном подал Воланду. Маргарита задрожала и закричала, волнуясь вновь до слез: — Вот она, рукопись! Вот она! Она кинулась к Воланду и восхищенно добавила: — Всесилен, всесилен! Воланд взял в руки поданный ему экземпляр, повернул его, отложил в сторону и молча, без улыбки уставился на мастера. Но тот неизвестно отчего впал в тоску и беспокойство, поднялся со стула, заломил руки и, обращаясь к далекой луне, вздрагивая, начал бормотать: — И ночью при луне мне нет покоя, зачем потревожили меня? О боги, боги… Маргарита вцепилась в больничный халат, прижалась к нему и сама начала бормотать в тоске и слезах: — Боже, почему же тебе не помогает лекарство? — Ничего, ничего, ничего, — шептал Коровьев, извиваясь возле ма стера, — ничего, ничего… Еще стаканчик, и я с вами за компанию. И стаканчик подмигнул, блеснул в лунном свете, и помог этот стакан чик. Мастера усадили на место, и лицо больного приняло спокойное вы ражение. — Ну, теперь все ясно, — сказал Воланд и постучал длинным пальцем по рукописи. — Совершенно ясно, — подтвердил кот, забыв свое обещание стать молчаливой галлюцинацией, — теперь главная линия этого опуса ясна мне насквозь. Что ты говоришь, Азазелло? — обратился он к молчащему Азазелло. — Я говорю, — прогнусил тот, — что тебя хорошо было бы утопить. — Будь милосерден, Азазелло, — ответил ему кот, — и не наводи мо его повелителя на эту мысль. Поверь мне, что всякую ночь я являлся бы тебе в таком же лунном одеянии, как и бедный мастер, и кивал бы тебе, и манил бы тебя за собою. Каково бы тебе было, о Азазелло? — Ну, Маргарита, — опять вступил в разговор Воланд, — говорите же все, что вам нужно? Глаза Маргариты вспыхнули, и она умоляюще обратилась к Воланду: — Позвольте мне с ним пошептаться? Воланд кивнул головой, и Маргарита, припав к уху мастера, чтото по шептала ему. Слышно было, как тот ответил ей: — Нет, поздно. Ничего больше не хочу в жизни. Кроме того, чтобы видеть тебя. Но тебе опять советую — оставь меня. Ты пропадешь со мной. — Нет, не оставлю, — ответила Маргарита и обратилась к Воланду: — Прошу вас опять вернуть нас в подвал в переулке на Арбате, и чтобы лам па загорелась, и чтобы все стало, как было. Тут мастер засмеялся и, обхватив давно развившуюся кудрявую голо ву Маргариты, сказал: — Ах, не слушайте бедную женщину, мессир. В этом подвале уже дав но живет другой человек, и вообще не бывает так, чтобы все стало, как |