Людмила Давидюк, Людмила Дядечко, Инна Халабаджах
К рубрике «Читаем художественный текст»
жүктеу/скачать 7,35 Mb. Pdf көрінісі
|
11 kl Ros literatura hrestomat elektronna
Регламент 2022 русс. (1), c) Complete the dialogue. Use contractions if possible A Hi. I’m Mark. B Hello Mark. My name - Brainly.lat, Экология СРС
- Бұл бет үшін навигация:
- Выбираю деревню на жительство
| К рубрике «Читаем художественный текст»
Прочитайте рассказ В. Шукшина «Выбираю деревню на житель- ство», ответьте на вопросы и выполните задания в учебнике. К заданию 1. Выбираю деревню на жительство Некто Кузовников Николай Григорьевич вполне нормально и хорошо прожил. Когдато, в начале тридцатых годов, великая сила, которая тог да передвигала народы, взяла и увела его из деревни. Он сперва тосковал в городе, потом присмотрелся и понял: если немного смекалки, хитрости и если особенно не залупаться, то и не обязательно эти котлованы рыть, можно прожить легче. И он пошел по складскому делу — стал кладовщи ком и всю жизнь был кладовщиком, даже в войну. И теперь он жил в боль шом городе в хорошей квартире (отдельно от детей, которые тоже вышли в люди), старел, собирался на пенсию. Воровал ли он со складов? Как вам сказать… С точки зрения какогонибудь сопляка с высшим юридическим образованием — да, воровал, с точки зрения человека рассудительно го, трезвого — это не воровство: брал ровно столько, сколько требова лось, чтобы не испытывать ни в чем недостатка, причем, если учесть — окинуть взором — сколько добра прошло через его руки, то сама мысль о воровстве станет смешной. Разве так воруют! Он брал, но никогда не забывался, никогда не показывал, что живет лучше других. Потомуто ни один из этих, с университетскими значками, ни разу не поймал его за руку. С совестью Николай Григорьевич был в ладах: она его не тревожи ла. И не потому, что он был бессовестный человек, нет, просто это так из начально повелось: при чем тут совесть! Сумей только аккуратно сделать, не психуй и не жадничай и не будь идиотом, а совесть — это… знаете… Когда есть в загашнике, можно и про совесть поговорить, но все же спится тогда спокойней, когда ты все досконально продумал, всё взвесил, прове рил, свел концы с концами — тогда пусть у когонибудь другого совесть болит. А это — сверкать голым задом да про совесть трещать, — это, зна ете, неумно. Словом, все было хорошо и нормально. Николай Григорьевич прошел свою тропку жизни почти всю. В минуту добрую, задумчивую говорил себе: «Молодец: и в тюрьме не сидел, и в войну не укокошили». Но была одна странность у Николая Григорьевича, которую он сам себе не сумел бы объяснить, наверно, если б даже захотел. Но он и не хотел объяснять и особенно не вдумывался, а подчинялся этой прихоти (надо еще понять, прихоть это или что другое), как многому в жизни под чинялся. Вот что он делал последние лет пятьшесть. 248 В субботу, когда работа кончалась, когда дома, в тепле, ждала жена, когда все в порядке и на душе хорошо и мирно, он выпивал стакан чик водки и ехал в трамвае на вокзал. Вокзал в городе огромный, вечно набит людьми. И есть там место, где курят, возле туалета. Там всегда — днем и ночью — полно, дым коромыслом, и галдёж стоит непрерывный. Тудато и шел прямиком Николай Григорьевич. И там вступал в раз говоры. — Мужики, — прямо обращался он, — кто из деревни? Таких всегда было много. Онито в основном и толклись там — дере венские. — Ну?.. — спрашивали его. — А что тебе? — Хочу деревню подобрать на жительство. Нигде, может, кто в кур се, не требуются опытные складские работники? Я тридцать четыре года проработал в этой системе… — и Николай Григорьевич доверчиво, про сто, с удовольствием и подробно рассказывал, что он сам — деревенский, давно оттуда уехал, работал всю жизнь на складах, а теперь, под старость, потянуло опять в деревню… И тутто начиналось. Его както сразу пре красно понимали с его тоской, соглашались, что да, сколько по городам ни околачивайся, а если ты деревенский, то рано или поздно в деревню снова потянет. Начинали предлагать деревни на выбор. Николай Григо рьевич только успевал записывать адреса. Начинали шуметь. Спорили. — Да уж ты со своей Вязовкой!.. — А ты знаешь ее? Чего ты сразу рукамито замахал?! Ты хоть раз бы вал там? — Вязовкуто? Да я ее как облупленную знаю, вашу Вязовку! Господи, Вязовка!.. У человека — к старости, желательно, чтоб природа… — А при чем тут природато? — вступали другие. — Надо не от приро ды отталкиваться, а от работы. Я не знаю вашей Вязовки, но складто там есть? Человек же прежде всего насчет работы спрашивает. — Нет, — говорил Николай Григорьевич, — желательно, чтоб и при рода, конечно… — Да в томто и дело! Что он тебе, склад?! Склад, он и есть склад, те перь они везде есть. И если, например… — Ну, вы тоже рассудили, — говорил какойнибудь степенный, — только поорать. Ну — склад, они действительно везде теперь, а как, на пример, с жильём? У нас вон — и склад, и река, и озеро, а постройки страшно дорогие. — Ну, сколь так? — вникал в подробности Николай Григорьевич. — Это смотря что требуется. — Ну, например, пятистенок… Добрый еще. — С постройками? — Ну да, баня, сарай для дров… Ну, навес какойнибудь, завозня там —я построгать люблю в свободное время. — Если, допустим, хороший пятистенок, — начинал соображать мужик, — банешка… — Не развалюха, конечно, хорошая баня. |