§ 6. Ритмическое развитие
Значение и конкретные формы ритмического развития изучены музыкальной наукой в очень малой
степени, а потому в этой области еще трудно дать законченное системати-
<стр. 201>
ческое изложение. Вопросы ритмического развития уже затрагивались нами, например, когда речь шла об
изменяемости стоп — простых и высших, о постепенном развитии затактовых частей, о приеме метрического
завершения.
Процессы ритмического развития протекают обычно в тесной связи с неритмическими явлениями; в
силу такой разносторонности о развитии ритма говорить труднее, чем об отдельных ритмических явлениях.
Всякое — следовательно, и ритмическое — развитие основано на изменении и обновлении. Поэтому
особенно важную роль играет здесь сочетание р а з л и ч н ы х элементов. В процессах ритмического
развития сменяются долгота и краткость, равномерность и неравномерность, острота и мягкость, покой и его
нарушение, квадратность и неквадратность, метроритмическое согласование и отступление от него,
нормативность и синкопированность, широта и ограниченность временного масштаба, слитность и
расчлененность.
В гомофонном складе ритмическое развитие наблюдается главным образом в мелодии, как наиболее
гибкой и изменяемой стороне музыки.
Сопровождающие элементы фактуры гораздо стабильнее
1
. Но зато если уж ритмика аккомпанемента
изменяется, то перемены оказываются очень отчетливыми (ср. три проведения главной темы в финале сонаты
Шопена h-moll).
Закономерности различных сторон музыки нередко обладают общностью или, по крайней мере,
допускают сближения, аналогии. Это относится и к ритмическому развитию, имеющему общие черты с
мелодическим. Предпосылка такого сближения — эффекты длительностей, с одной стороны, и регистров,
высотностей — с другой: отношение долгих звуков к кратким напоминает отношение низких звуков к
высоким. Поэтому и ритмическое развитие, заключающееся в сжатии, укорочении длительностей, можно
сравнить с восходящим мелодическим развитием, и равным образом ритмическое расширение — с
нисходящим развитием. Ритмическое учащение и мелодический подъем по большей части связаны с ростом
активности, ритмическое замедление и мелодический спад — с успокоением. Мы знаем о противоположных
возможностях мелодии, значительно менее распространенных; о нисходящих нарастаниях и восходящих
ослаблениях; они связаны с вмешательством иного фактора — регистров с их массивностью, густотой
звучания и, наоборот, легкостью, Разреженностью. И в ритме оказывается налицо противоположная
возможность: преимущество в весомости и значи-
1
Сравним это со сказанным на стр. 176 о динамической роли ямба для мелодии и
стабилизирующей роли хорея для сопровождения.
<стр. 202>
тельности у более долгих звуков в сравнении с краткими; это связано с вмешательством метрического
фактора, наделяющего (по «принципу согласования») долгие звуки тяжестью и снимающего весомость с
кратких звуков. Поэтому ритмическое замедление или укрупнение иногда приносит с собой большую
значительность, масштабность, тогда как ритмическое дробление или ускорение может означать угасание,
распыление
1
.
Так, проведение тем в увеличении (например, в финале 1-й симфонии и в I части 2-й симфонии
Бородина) иногда придает им большую значительность, величавость. Мелодические пассажи мелкими нотами,
столь характерные для музыки Шопена (например, в 4-м такте репризы Largo из сонаты h-moll), композитор
обычно обозначает как превосходные степени утончения, прозрачности и т. д. (dolcissimo, leggierissimo,
delicatissimo). Аналогичную роль может выполнять и ускорение темпа при неизменных стоимостях звуков.
Так, впечатление угасания и исчезновения в коде ноктюрна Шопена ор. 55 № 1 f-moll достигнуто сочетанием
accelerando, diminuendo и мелодического восхождения к четвертой октаве.
От чего зависит осуществление какой-либо из двух противоположных тенденций? От
взаимодействия с другими элементами — от мелодического и ладового «наполнения» ритмических фигур,
общей скорости движения и громкости звучания.
Отнюдь не исключено и совместное проявление обеих возможностей: так, нарастания делаются
обычно на быстрых последовательностях, тогда как кульминация — наиболее значительный момент — чаще
всего требует большей протяженности звука (см. побочную партию финала сонаты Бетховена ор. 27 № 2 cis-
moll и такты 12—20 главной партии в 6-й симфонии Чайковского).
Расширяя понятие кульминации от одного звука до мотива или целой зоны, можно еще больше
убедиться в активизирующем действии как нарастаний на ритмических ускорениях, так и вершин на
ритмических растяжениях. (В крупном плане см. репризу в I части 6-й симфонии Чайковского — бурный
эпизод в уменьшенном ладу, где преобладает быстрое движение, и замедленную кульминационную зону с
характерным обозначением Largamente.)
1
Проводя аналогию между мелодическим и ритмическим развитием, надо помнить, что
неравноправие противоположных возможностей резче выражено в мелодии, чем в ритме:
например, нисходящие нарастания встречаются значительно реже, чем подымающие
динамический тонус замедления.
<стр. 203>
Родство между явлениями ритмического и мелодического развития можно показать и на
противопоставлении скачков поступенности, чему соответствует противопоставление ритмически
контрастных и ритмически ровных движений; можно провести аналогию между заполнением скачка и
ритмическим закруглением после острых ритмов.
Покажем теперь на нескольких примерах, как связаны с ритмическим развитием некоторые другие
стороны музыкального языка.
Тематическое развитие нередко выражается в том, что вычленяются и учащаются наиболее
выразительные ритмические узоры, и в результате повышается интенсивность экспрессии (см., например,
главные партии в сонатах Бетховена ор. 2 № 1 f-moll и ор. 2 № 3 C-dur, побочную партию сонаты ор. 2 № 2 A-
dur, в которой учащаются интонации протяжных задержаний, контрастно предваренные быстрыми
мелизмами).
Тесно связаны с ритмическим развитием масштабно-тематические структуры, которые
представляют своего рода ритм крупного плана; среди них более всего важно суммирование, ибо оно
непосредственно демонстрирует явления роста, восходящую направленность развития. Особенно характерен
переход от энергичных или острых начальных толчков к непрерывному движению, где густые цепи звуков с
равномерной стремительностью мчатся к последнему упору. «Выпрямление» ритма не означает успокоения,
но показывает, что натиск дал результаты и мы окунаемся в гущу действия (см. главные партии финала
сонаты Моцарта Es-dur, I части сонаты ор. 13 c-moll и финала сонаты ор. 101 Бетховена, первые периоды
экспромта As-dur и фантазии-экспромта Шопена, Allegro tempestuoso в разработке «Прелюдов» Листа, первое
предложение главной партии в 6-й симфонии Чайковского, танец балерины с корнет-а-пистоном из
«Петрушки» Стравинского).
Совершенно очевидна тесная связь ритмического развития с процессами варьирования. О них еще
будет речь, а сейчас отметим лишь, что ритмическое варьирование может способствовать росту динамики в
обоих противоположных случаях—и при укрупнении ритмических фигур (что приводит к их упрощению), и
при измельчании (что приводит к их усложнению). В первом случае музыке придается более лапидарный
оттенок, особенно уместный при торжественном проведении темы, ее «провозглашении»; во втором случае
растет активная подвижность. То и другое может даже совместиться в одновременности: так, в финале сонаты
h-moll Шопена мелодические интонации главной темы при первом ее проведении почти «растворены» в
непрерывном шестидоль-
<стр. 204>
ном движении восьмых, тождественном с ритмом сопровождающего басового голоса. При последнем же,
кульминационном проведении мелодия, освободившись от соседства с фигурацией, выступает в своем
простом и сильном ямбическом облике, тогда как сопровождающий голос, как бы стремясь наверстать
утерянную мелодией быструю подвижность, создает учащенную вдвое (шестнадцатые) энергичную
волнообразность
1
.
Уже из того, что было до сих пор показано, читатель может прийти к определенному выводу:
ритмическое развитие по большей части направлено к активизации. То же наблюдается и в других областях
музыки: активно восходящее развитие мелодии внутри волны обычно длительнее и шире по диапазону, чем
разрядка — ниспадание; прямая волна, накопляющая динамику и ведущая через подъем к кульминации,
несравненно обычнее волны обращенной; кульминация чаще подчеркивается посредством crescendo и
accelerando, чем посредством diminuendo и ritenuto; структура суммирования, связанная с появлением новых
ценных выразительных элементов, имеет гораздо большее значение и встречается гораздо чаще, чем
структура дробления, связанная обычно с «рассеиванием» или использованием ранее накопленного
материала; роль сокращений периода несравнима с ролью расширений; при неравенстве частей двухчастной
формы обычно преобладает последующая — вторая часть; то же в большой мере относится к соотношению
куплетов в строфической форме и эпизодов в рондо; формы с динамически восходящими репризами имеют
первостепенное значение по сравнению с формами, имеющими репризы динамически нисходящие; наконец, в
циклах заметно преобладание частей быстрых, т. е. более активных, над медленными. Как ни разнообразны
все эти случаи, их роднит общая черта: преобладание активных, положительных, созидательных процессов
развития в классической музыке над процессами пассивными, растрачивающими, идущими «под гору». Такой
п р и н ц и п п р е д п о ч т е н и я а к т и в н о с т и сказывается и в ритме.
Покажем еще несколько типов и средств ритмической активизации.
Для развертывания ритмической «деятельности» имеет большое значение первый, начальный
момент произведения или какой-либо части. Если он сам по себе активен и притом ясно отделен от
последующего развития, то играет роль ритмического толчка, импульса. Импульсом может быть любое
явление, отвечающее этим двум условиям,— одиночное
1
Хороший образец ритмического упрощения, примененный для образования
триумфальной кульминации,— последнее проведение темы финала сюиты Б. Шехтера
«Туркмения».
<стр. 205>
или групповое, предельно краткое или несколько более развернутое: один сильно и отрывисто взятый аккорд
(соната ср. 10 № 1 c-moll, заключительная партия 5-й симфонии Бетховена— такты 30—31 до конца
экспозиции, «Попутная песня» Глинки), два аккорда (3-я симфония Бетховена, 1-е скерцо Шопена), серия
аккордов (начало сонаты ор. 7, финал сонаты ор. 57 Бетховена, финалы сонаты h-moll Шопена, 4-й симфонии
Чайковского, начало увертюры к «Руслану и Людмиле» — знаменитые «удары кулака», прелюдия b-moli
Шопена); один мощный унисон (финал 3-й симфонии Бетховена, начало 2-й симфонии Бородина),
энергичный, например фанфарный, мотив (финал 5-й симфонии Шостаковича), активный ритмический
рисунок (марш из «Любви к трем апельсинам» Прокофьева в фортепианной редакции); периодичности
активных мотивов — небольшие (финал 7-й симфонии, скерцо 9-й симфонии Бетховена) или более крупные
(начало разработки 6-й симфонии Чайковского), в частности периодичности ямбических (главная партия 1-й и
5-й симфоний, соната ор. 2 № 2 Бетховена
1
) или амфибрахических мотивов с резким акцентом на сильной
доле (скерцо 7-й симфонии Бетховена). Начальным толчком может быть тема фуги целиком (Бах. «X. Т. К.», I
том — D-dur, E-dur) или ее активное начало (II том — F-dur). В одних случаях импульс выделен во
вступление, в других же он находится внутри самой темы.
Само собой разумеется, что далеко не всякое развитие требует начального толчка. Не менее важен
тип развития, начинающегося либо исподволь (9-я симфония Бетховена), либо сразу, но без особого импульса,
вводящего «in medias res» — в самую суть вещей (б-я симфония, сонаты Бетховена ор. 2 № 1, ор. 10 № 3, ор.
53, бесчисленные образцы лирической музыки).
Обратимся к разнообразным случаям ритмической активизации. Ее причиной может стать
подчеркнутое внедрение нового элемента; вспомним знаменитые синкопы в главной теме 3-й симфонии
Бетховена, расшатывающие (совместно с ладово-конфликтным элементом cis) наладившееся уже
тематическое развитие. Активная ритмика, сперва появившись в одном каком-либо голосе, затем захватывает
новые слои фактуры (в финале сонаты ор. 2 № 1 Бетховена три-ольное кружение в первой побочной теме из
верхнего голоса проникает в нижний. В 5-й симфонии Чайковского сопровождающий контрапункт
шестнадцатых в местной репризе главной темы перебрасывается в среднюю часть главной партии,
1
Вспомним, что было сказано на стр. 162 о характере толчка, присущем ямбическим
мотивам.
<стр. 206>
где он принимает характер стремительного напора). Повторение какой-либо фразы сопровождается
заострением ритма (побочная партия финала 14-й сонаты — сравнить такты 1— 2 и 5—8). Ритмически
активный элемент, развиваясь, вытесняет менее активные (соната Бетховена ор.10 № 3, «промежуточная тема»
h-moll, где первоначальное более певучее движение мелодии вытесняется бегом восьмых, который, в свою
очередь, принимает более устремленный облик с помощью ямбической стопы 7:1 и масштабного дробления).
Ритмически тормозящее начало преодолевается, вытесняется (вступление к «Евгению Онегину» —
приостанавливающий всякий раз мелодию кадансовый оборот начиная с 9-го такта «уходит с пути» и
возвращается лишь в качестве завершающего элемента после того, как обширное мелодическое развитие
выполнило свою задачу; 6-я симфония Чайковского, III часть, тема марша, где интонации в тактах 7—8
движутся как бы нехотя, задерживаемые хореическими окончаниями, а в тактах 9—10 возникает ничем не
воспрепятственное движение).
В процессах ритмической активизации вырисовываются не только отдельные характерные типы, но
и закономерности более широкого порядка. Таковы некоторые смены, переходы одного ритмического
движения в другое. Один из них — переход прерывности в непрерывность, раздельности в слитность. Как мы
уже знаем (стр. 203), он очень часто связывается с масштабным развитием, с суммированием. Однако
закономерность эта носит в целом более общий характер и способна проявить себя независимо от масштабной
структуры. Так, в балладах Шопена наряду с ритмическим развитием, коренящимся в масштабных
структурах
1
, встречаются и такие образцы, где уместнее говорить о постепенном развертывании образа,
которое выражено преодолением задержек, препятствовавших непрерывному движению, и переходом к
большим слитным пластам. Такова связующая партия 1-й баллады (такты 36—65), где короткие полутактовые
фигуры взволнованного характера
2
приводят к обширным волновым движениям, постепенно
успокаивающимся; таков центральный эпизод As-dur 3-й баллады (в нем иногда видят образ волшебницы-
русалки), где от отдельных «всплесков» или «брызг» (первый восьмитакт) музыка переходит к длительно
развертывающимся легким пассажам, словно резвящимся «на вольном просторе».
1
Например, коды 1-й и 2-й баллад, где развитие идет от кратких и острых фигур к
протяженному энергичному движению.
2
В них большое значение имеет постепенно формирующаяся стопа анапеста.
<стр. 207>
Преодоление прерывности большей частью означает также преодоление повторности одной и той
же ритмической фигуры. Такое нарушение периодичности имеет важный художественный смысл даже и без
образования широких слитных построений. Главная тема 1-й баллады сперва придерживается мерной
повторности, вполне подходящей для образа повествовательного, эпического; но стоит лишь возникнуть
состоянию взволнованности (хотя бы и не очень большой), как повторность оказывается «сломана». В
произведениях моторных жанров (особенно в танцах) преодоление повторности ритма часто является
источником обогащения экспрессии.
Рост ритмической активности достигается не только закономерными превращениями прерывности в
непрерывность или периодичности в непериодичность. К родственным результатам приводит перемена в
самом характере ритма, именно — в степени его устойчивости или же остроты. Конечно, легче представить
себе активизацию при переходе от ритмов плавных, более устойчивых — к острым, беспокойным,
неустойчивым. Такие процессы происходят, например, в побочных темах симфоний Чайковского: во второй
побочной теме 4-й симфонии (ритм баркаролы неоднократно сменяется неспокойным, хоть и приглушенным
ритмом, проникшим из главной темы, и в конце это приводит к полному перерождению лирической темы)
1
, в
побочной партии 6-й симфонии — как в ее основной теме (плавно округленные фигуры сменяются в
кульминации более четкими, не столь мягкими
, так и в ее средней части (сравнить в каждом
из трех восьмитактов первые и вторые половины).
Оказывается, вместе с тем, что и противоположное на правление развития — от неустойчивых к
устойчивым ритмам — способно создавать эффект нарастания. Это возможно при определенном характере
образа: когда готовится нечто торжественное, величавое. В ноктюрне Шопена ор. 27 № 2 eis-moll средняя
часть содержит два нарастания. Первое из них ведет к фразе возвышенно-провозглашающего типа, еще
сохранившей, однако, остатки нервного ритма предъиктовой стадии нарастания; второе же (как и первое — на
упругом хореически незавершенном ритме мелодии
1
Вообще ритмические обострения обычны в переломных моментах развития побочных
партий, где лирическая певучесть вынуждена уступить место беспокойным движениям (очень
характерный образец — симфония g-moll Моцарта, такты 15—18 побочной партии).
<стр. 208>
при безостановочно быстром движении фона) приводит к кульминации — новой теме
в характере мазурки, с ритмом, отчетливо чеканящим доли такта и в этом смысле — более устойчивым и
простым.
Более редки случаи ритмического развития, ниспадающего по динамике. С ними можно встретиться,
например, при образовании динамической волны, вторая часть которой, естественно, дает спад; такова
середина I части ноктюрна Шопена ор. 55 № 1 f-moll (ямбические стопы с сильными окончаниями— при
восхождении, слабые окончания — при нисхождении).
Затем они довольно обычны как средство «заключительного разрежения» ткани, указывающего
слушателю наступление или близость конца. Более всего подходят такие заключения для лирической музыки
с присущими ей нежными угасаниями, «истаиваниями»; примеры бесчисленны, среди них отметим лишь
прием «выписанного замедления», т. е. проведения тематического фрагмента в увеличении (обычно—
неравномерном) и чаще на сниженной звучности. К этому приему любил прибегать Римский-Корсаков (см.
конец первой арии Марфы из «Царской невесты»).
Своеобразные ритмические торможения (не обязательно связанные с лирическим характером)
создают чувство завершения в концах многих бетховенских экспозиций. Мы найдем их в сонатах №№ 1, 5, 7,
14 (финал), 17, 18, 21, 23, 27. Масштабы торможения различны — то вся заключительная партия изложена в
длительностях более крупных, чем до нее, то лишь несколько заключительных аккордов становятся
признаком конца.
Мы касались значения повторное™ и ее преодоления, которое служило одним из средств для
ритмического нарастания. Оказывается, однако, что и сохранение повторности, т. е. ритмическая
остинатность, может быть средством активизации. Это возможно, главным образом, тогда, когда
повторяющийся рисунок (и, шире, весь комплекс средств в повторяемом мотиве, фразе) сам наделен
задатками активности; в этом и в других случаях мы видим, что характер периодичности зависит в большей
мере от возможностей, заложенных в самом звене периодичности, периодичность же только усиливает их.
Активное действие остинатности можно заметить в многочисленных обработках русских народно-плясовых
тем, высшим образцом которых явилась «Камаринская» Глинки. По-иному применяет ритмическую
остинатность Чайковский: изложив тему, он нередко строит ее дальнейшее развитие на сохранении
характерного ритмического рисунка
<стр. 209>
в новых условиях мелодического движения и гармонии; таким путем он добивается большой мелодической
широты (см., например, главную партию 4-й симфонии, Элегию из струнной серенады).
Велика роль общей и, в частности, ритмической остинатности в музыке XX века. Она служит иногда
источником динамических нагнетаний (например, в разработке I части 2-й сонаты Прокофьева). Но вместе с
тем чрезмерное обращение к остинатности чревато опасностью автоматизма, подменяющего живое развитие
(с этим приходится иногда встречаться у Стравинского).
Мы знаем, что ритм стоит в первом ряду среди тех средств, выразительность которых
воспринимается наиболее непосредственно. Но это не значит, что другая сторона -логическая — слабо
представлена в ритме. Закономерность многих процессов активизации, с которыми мы сейчас знакомимся,
служит тому подтверждением. Остановимся теперь специально на таких процессах ритмического развития,
где на первом плане оказывается именно обобщенно-логическая сторона.
Правомерность изменений ритмики, сдвигов в ее характере выступает очень ясно, если в основе
этих сдвигов лежит причинно-следственная связь, если последующее о б у с л о в л е н о предыдущим. С
такой обусловленностью мы столкнулись, например, в типичных последовательностях «прерывность —
непрерывность». Часто приходится встречаться с принципом р и т м и ч е с к о г о д о п о л н е н и я в
п о с л е д о в а т е л ь н о с т и («горизонтально-дополняющий» ритм); имеется в виду появление новых
ритмических элементов, восполняющих недостающее в предшествующем. Укажем простые и обычные случаи
дополнения. Отчеканиванию одних лишь сильных долей такта отвечает движение, заполняющее весь такт;
такова, например, характерная фигура
или близкие ей (начало финала 5-й симфонии и Adagio Патетической сонаты Бетховена, тема B-dur в
увертюре Россини к опере «Вильгельм Телль», начало фортепианной сонаты Грига, 19-й симфонии
Мясковского). Другой вариант — «отсчитывание» всех основных долей так-i;i с последующим «заполнением
пропусков» («тема трех кварт», контрапунктирующая главной партии III части 6-й симфонии Чайковского).
Мы видели здесь раздробление ранее не заполненных движением долей. Ему близок прием мосполнения
ранее не звучавшей доли или подчеркивания
<стр. 210>
доли, лишь продолжавшей ранее взятый звук. В главной теме финала сонаты Бетховена ор. 2 № 1 «молчит»
вторая доля, но зато в тактах 6—7 и 10—11 она ярко выделена восходящими слабыми окончаниями; в
ноктюрнах
Шопена
ор.
37
№
1
g-moll
и
ор.
48
№
1
c-moll «обойденные» сперва первая и третья доли вступают в свои права, внося маршеобразность; в теме рока
из 4-й симфонии Чайковского вторая доля, вначале слигованная, затем мощно компенсирована (такты 3—4),
став мелодическим центром.
Противоположным приемом оказывается с о б и р а н и е ранее раздробленных долей в одну или
несколько крупных длительностей. В начале финала сонаты Бетховена ор. 2 № 2 сильная доля 2-го (тяжелого)
такта раздроблена большим и легким скачком, а, кроме того, тяжесть снята с нее синкопой на второй доле;
зато сильная доля следующего тяжелого такта (такт 4), очень акцентированная sf и форшлагом, собрана в одну
довольно крупную длительность. Вторая побочная тема в финале Патетической сонаты (такты 44—50) в своих
легких тактах (1-м, 3-м, 5-м и 7-м) дает путь от интонирования всех долей такта к сильной и относительно
сильной (возникает обращение фигуры из финала 5-й симфонии).
Наконец, ритмическое дополнение может сочетать черты и собирания и дробления (подобно тому,
как в полифонической музыке дополняющая ритмика вертикали соединяет оба эти элемента). В побочной
теме 2-й симфонии Чайковского четырежды звучит фигура
, дробящая сильную долю и не
задевающая последнюю — четвертую долю; ей отвечает (тоже четыре раза) фигура
,
собирающая сильную долю и вместе с тем заставляющая звучать «молчавшую»четвертую долю.
Обусловленность, как мы видим, иногда имеет характер «ответа» или действия по реакции на
предыдущее. «Реактивность», в сущности, имеется при всяком таком развитии, где за начальным импульсом
следует вызванное им, но контрастирующее ему по характеру движение.
Но особенно органичен и нередко динамичен тип развития, который можно назвать
« н а р у ш е н и е с п о с л е д у ю щ и м в о с с т а н о в л е н и е м » . Чтобы лучше понять его, надо
применить к области метра и ритма категории устойчивости и неустойчивости (что частично уже было
сделано на стр. 138). Эта дифференциация обнаруживается в самых первичных явлениях: отношению
«неустой — устой» подобно от-
<стр. 211>
ношение «слабая доля (как неопорная) — сильная доля (как опорная)» и сопутствующее явление в области
длительностей— отношение «раздробление — собирание» (в одну или несколько крупных длительностей).
Развивая эти аналогии, мы придем к выводу, что устойчивым следует считать подчеркнутое соблюдение
данного метра, движение сообразно структуре такта, преимущественно по его основным долям, преобладание
равномерности, соблюдение принципа метроритмического согласования; неустойчивым же мы сочтем любое
уклонение от данного метра, движение вопреки строению такта, опору преимущественно на слабые доли,
преобладание неравномерности, противоречие принципу согласования.
Естественно, что устойчивые элементы метра и ритма обычно играют роль нормы, тогда как
неустойчивые берут на себя функцию нарушения нормы. Конечно, представления о той и другой стороне не
абсолютны, а создаются в сравнениях. Что в данном конкретном примере служит нормой, устоем, то в другом
контексте сыграет противоположную роль.
Если на практике чаще приходится встречаться с такими видами нарушений, как уход от
равномерности и ломка метра, раздробление, усложнение рисунка, то восстановление выражается
соответственно в выравнивании, укрупнении и упрощении. В одних случаях процесс развивается от ритмики
менее устойчивой к более устойчивой. Так, в побочной теме финала сонаты Бетховена ор. 2 № 3 мелодия
сперва движется на очень неравных отношениях долгих — кратких звуков, после чего происходит
выпрямление, выравнивание.
Чаще встречается иной случай, где налицо не две, а три стадии: норма — нарушение —
восстановление (или устой— неустой — устой). Образуется, таким образом, законченный процесс; при этом
его завершающая стадия нередко представляет собой своего рода динамическую и синтетическую репризу.
Побочная партия сонаты Бетховена ор. 2 № I идет на плавном и равномерном движении, которое нарушается
более дробным — то с меньшими, то с большими промежутками,— что вносит оживление; в кульминации же
г.новь появляется равномерное движение, но быстрое и гораздо более активное, чем в начале: в нем-то и
можно видеть черты динамико-синтетической репризы ритма. В первой побочной теме сонаты ор. 2 № 3 (с 27-
го такта экспозиции) плавное движение нарушается дважды цепями тормозящих синкоп, а в результате — в
13-м такте темы совершается прорыв весьма активного элемента (в стопе 4-го пеона) и вместе с тем резко
восстанавливается метрическая норма (энергичные sforzando на сильных и относительно сильных долях), и в
<стр. 212>
этом «ответном действии» можно видеть преодоление тормозящего начала.
В последних примерах «восстановление» означало в то же время и усиление, динамизацию. Однако
выразительный эффект «восстановления» может означать и успокоение. Таково часто встречающееся
ритмическое оживление в зоне золотого сечения
1
, за коим следует возврат к стадии относительного
ритмического покоя.
Если нарушение носит нарастающий характер, а восстановление является спадом, то можно
говорить о том, что вслед за первоначальной «нормой» происходит развитие в двух противоположных
направлениях, своего рода поляризация устремлений. В первом предложении заключительной партии сонаты
Бетховена ор. 7 после ровного движения восьмых дается ускорение (разбег шестнадцатых), а в конце —
ритмическое торможение; лирический вариант такого процесса— в Adagio сонаты ор. 10 № 1 (первые 8
тактов). В местной репризе основной темы баллады As-dur Шопена спокойствие начала нарушается
секвенцией активно-ямбических мотивов (стопа 5:1 восьмыми), но с избытком восстанавливается
«истаивающим» нежно-хрупким заключением.
Иногда в контрасте «неустоя» и «устоя» нельзя различить чередования трех описанных стадий, а
основа процесса — чисто синтетическая: воссоединение противостоящих элементов. Такое развитие от
противопоставления к взаимопроникновению заметно в среднем эпизоде ноктюрна Шопена ор. 55 № 1 f-moll:
унисонный мотив натиска (в 4-м пеоне!) сдерживается аккордовым (т.е. фактурно более тяжелым) и
мелодически статичным (хотя и близким той же стопе) мотивом; четырехкратное их противопоставление
выливается в музыку волнующего и тревожного нарастания (с 9-го такта эпизода), где исчезла
дифференциация двух элементов — устремленность первого теперь подкреплена возрастающей фактурной
полнотой, идущей от второго элемента, и потому с огромной экспрессией звучит результат этого нарастания
— патетическая кульминация.
Мы уже обращали внимание на то, что ритмическое развитие несводимо к отдельным фактам
изменения ритмики; эти явления подчинены не только требованиям образного развития в данном, конкретном
произведении или его отрывке, но и некоторым общим закономерностям, значительность которых предстанет
тем сильнее, чем обширнее и глубже они будут исследованы.
Анализ приведенных образцов показывает, что в области ритма складываются свои структуры
развития, сравнимые
1
В главе «Масштабно-тематические структуры» этот тип получит более точное
определение как «оживление в третьей четверти формы».
<стр. 213>
по своей определенности со структурами в других сторонах музыкального языка. Об этом, в частности,
говорит з а в е р ш е н н о с т ь многих процессов ритмического развития. Она возникает и при
контрастных ритмических сопоставлениях с последующим синтезом, и в процессах «нарушения—
восстановления», и, шире, при симметрично замкнутых сопоставлениях (например, в начале сонаты Бетховена
ор. 31 № 2 по типу «медленно — быстро — медленно»).
Поэтому целесообразно ввести понятие «ритмическая волна» или, точнее, « в о л н а
р и т м и ч е с к о г о р а з в и т и я » . Она очевидна во многих наших образцах, где вслед за начальным
ядром происходила ритмическая активизация, завершаемая спадом, успокоением. Средства для образования
волны были разнообразны, и мы не станем вновь их называть; но конечный результат по сочетанию
ритмического crescendo и diminuendo (обычно связанному с общими динамическими процессами данной
музыки), по ощущению завершенности — сходен.
Возможна и противоположная — «обращенная волна» ритмического развития, где спокойный ритм
середины обрамлен активным началом и концом (см. главную партию сонаты Бетховена ор. 22 B-dur). Такая
волна отличается меньшей замкнутостью, больше содействуя непрерывному развитию.
В экспозиции сонаты Бетховена ор. 53 ясно выделяются две ритмические волны: одна из них,
краткая (первые 13 тактов), представляет главную партию, тогда как другая, обширная, охватывает побочную
партию с заключением. Но можно подметить и о б щ у ю в о л н о о б р а з н о с т ь всей экспозиции, где
несколько раз чередуются этапы ритмической активизации и разрядки; при этом естественно выделяются в
качестве моментов наибольшего покоя — лирическая тема (начало побочной партии) и свертывание движения
я конце экспозиции. Заметим, что в области ритмического развития можно различать подобно мелодическому
рисунку собственно волны (отчетливо отграниченные) от волнообразности в широком смысле,
подразумевающей продолжительное и непрерывное чередование подъемов со спадами. При этом так же, как и
в мелодии, возможны отдельные отклонения от основной направленности, господствующей в данной части.
Замкнутость или, наоборот, разомкнутость процессов ритмического развития очень важны в
строительстве музыкальной формы
1
. Они должны соответствовать общему ходу событий, оттеняя
обособленность одних моментов формы и со-
1
Понятия ритмической волны широкого плана, замкнутости и разомкнутости
ритмического развития, а также некоторые из примеров, которые будут сейчас приведены,
предложены В. П. Бобровским.
<стр. 214>
действуя включению в непрерывный поток других моментов формы. Так, если в только что
упомянутом первом предложении главной партии сонаты ор. 31 № 2 замкнутость была налицо, то второе,
сильно расширенное предложение, где динамика берет верх над строгой конструкцией, лишено ритмической
замкнутости К Если первое предложение главной партии 5-й симфонии Бетховена ритмически замыкалось
укрупнением, то второе предложение несется до конца в вихре быстрых движений, и, что особенно интересно,
ритмическая формула
, по существу тождественная замыкающей формуле первого
предложения, наличествует, но вынесена за пределы главной партии: она стала вступительной фанфарой,
предъиктом к побочной партии; она совершенно контрастно оркестрована, отделена глубокой цезурой от
предшествующей музыки, а потому уже не может звучать как замыкание главной партии. Есть основания
считать, что подобное соотношение ритмики начальной к продолжающей части главной партии (иногда —
включая сюда и связующую партию) представляет характерную закономерность классической сонатной
формы.
Связь ритмического развития с общим типом формы можно показать, сравнив два различных по
закономерностям формы произведения. Речь идет об основных лирических темах 5-й и 6-й симфоний
Чайковского. В I части 5-й симфонии лирическая сфера представлена цепью из трех тем
2
, где основное
значение имеет последняя («вальсовая»). Темы эти не образуют замкнутой, репризной формы. Ритмика
последней темы основана на многократном повторении одной и той же синкопической фигуры из трех звуков,
причем расчлененность мотивов смягчается фактическим равенством всех длительностей. Поэтому
ритмической замкнутости в теме нет, и завершается она «извне» — вторжением интонаций главной партии и
далее динамической трансформацией второй темы.
В I части 6-й симфонии побочная партия трехчастна, т. е. образует замкнутую форму, которая, сверх
того, завершается особым развернутым заключением. В основной теме побочной партии кульминация
приносит с собой ритмическое заострение, усиленное темпом (incalzando), а спад представляет смягчающую
репризу, в частности — ритмическую. Это зна-
1
Второе предложение замкнуто в тесном смысле, ибо оно кончается полным кадансом; но речь идет
о незамкнутости в более широком смысле.
2
Мы имеем в виду побочную партию. Первую из ее тем (h-moll) можно рассматривать и как
промежуточную (самостоятельная тема в пре делах связующей партии).
<стр. 215>
чит, что в теме есть законченная волна ритмического развития
1
. Итак, в обоих случаях степень ритмической
замкнутости внутри темы гармонирует со степенью замкнутости формы и с подверженностью побочной
партии «перелому», вторжению интонаций главной партии или, наоборот, с уклонением от этого процесса.
Все это отвечает различию образного облика побочных партий: теснее связанной с общим ходом событий — в
5-й симфонии и намеренно изолируемой от него темой «прекрасной мечты» — в 6-й симфонии.
Не случайно пришлось нам много раз обращаться к образцам бетховенской музыки: в его
произведениях достигнута очень высокая степень ритмического развития, отвечающая действенности его
образов. Велико также значение ритмического развития в музыке Чайковского и Шопена, в связи с ролью
эмоциональной динамики в их творчестве.
В чем можно видеть общехудожественное значение процессов ритмического развития? Очевидно —
в передаче явлений изменяемости, обновления, а в более тесном смысле — в воплощении смен активности и
покоя или различных градаций активности; поскольку ритм обладает особо непосредственной связью с
некоторыми явлениями действительности, постольку и ритмическое развитие приобретает особенно
жизненное значение. Было бы, однако, ошибкой заранее расценивать малые степени ритмического развития
как нечто отрицательное. Интенсивность музыкального развития вообще и ритмического в частности зависит
от характера художественной задачи. Если воплощение жизненных картин борьбы, конфликтов, острых
противопоставлений неотъемлемо от сильной изменяемости выразительных средств, в том числе и ритма, то
воплощение постоянства, стабильности некоторых сторон жизни требует скорее противоположной трактовки
ритма; образы созерцательной лирики, картины мирной, находящейся в покое природы хотя и не чужды
ритмическому развитию, но могут довольствоваться его минимумом. Иначе говоря, значение ритмического
развития, понимание его уровней и разновидностей не может быть постигнуто в отрыве от содержания.
Достарыңызбен бөлісу: |