неожиданно создается новое положение:
Германия уничтожена, и самой сильной
континентальной державой Европы становится Франция.
Но
Англия в течение многих лет, особенно в годы войны, провела огромную
пропаганду среди своего собственного населения и разбудила в нем все инстинкты
и страсти против Германии. Теперь эти созданные английской пропагандой
настроения ощущались уже британскими государственными деятелями, как некая
свинцовая гиря. Уничтожив Германию как колониальную державу, как государство,
претендующее на
мировую роль в торговле, Англия могла считать, что она своих
целей в войне, в сущности говоря, уже достигла. Все, что шло дальше этого, — шло
уже вразрез с британскими интересами. Полное уничтожение Германии как
крупного государства на европейском континенте входило только в интересы
противников Англии. И тем не менее в ноябрьские дни 1918 г. и вплоть до конца
лета 1919 г. английская дипломатия не могла быстро
перестроить свою политику,
хотя бы уже по одному тому, что в течение длительной войны она сама вызвала в
широких массах английского народа определенные чувства и создала определенные
настроения. Быстро перестроить свою политику английская дипломатия не могла,
во-первых, потому что ей приходилось считаться с настроениями своего
собственного народа, а во-вторых, потому что этого не
позволяло и соотношение
чисто военных факторов по окончание войны. Франция захватила инициативу в
свои собственные руки и могла теперь диктовать свою волю другим. Сама же
Германия, которая в эти месяцы, когда чаша весов колебалась, могла бы многое
изменить, переживала судороги внутренней гражданской войны и устами своих так
называемых государственных деятелей систематически
заявляла только одно, а
именно, что она неизменно готова подчиниться любым условиям, какие продиктует
противник.
Так всегда будет. Если та или другая нация совершенно потеряла инстинкт
самосохранения и не в состоянии уже играть роль «активного» союзника, то она
непременно падет до роли раба и данная страна неизбежно испытает судьбу
колонии.
Англии ничего другого не оставалось, как принять участие в грабежах
Франции, хотя бы уже для одного того, чтобы не дать Франции чрезмерно
укрепиться за наш счет. Это была единственная тактика, которая вообще была
Достарыңызбен бөлісу: