Версальский договор. Франция тем самым поставила себя во враждебные
отношения к целому ряду держав, в свое время гарантировавших Версальский
договор, и в особенности к Англии и Италии. Франция не могла теперь
рассчитывать больше на какую бы то ни было поддержку со стороны этих
государств целям ее эгоистического грабительского похода. Франции оставалось
только на свой собственный страх и риск довести до
счастливого исхода
предпринятую ею авантюру — ибо вначале занятие Рура было только авантюрой.
Если бы у нас в Германии к тому времени существовало действительно
национальное правительство, у него оставалась бы только одна дорога — дорога
чести. Разумеется, мы не могли тогда с самого начала оказать вооруженное
сопротивление Франции. Но надо было прежде всего понять, что вступать в
переговоры, не имея за собою никакой реальной силы, было и смешно и бесплодно.
Не имея возможности оказать активное сопротивление, было нелепо становиться на
ту точку зрения, что «мы-де ни в какие переговоры не вступаем». Но еще куда более
бессмысленно
было начинать переговоры, не создав себе предварительно никакой
реальной силы.
Мы отнюдь не говорим, что в тогдашней обстановке мы могли помешать
занятию Рурского бассейна при помощи военных мероприятий. Только безумец мог
бы посоветовать такие шаги. Однако одно мы могли сделать: мы должны были
воспользоваться тем впечатлением, какое произвел факт захвата Рурского
бассейна,
и пока Франция осуществляла свой план, мы могли и должны были, не считаясь с
версальскими запретами (поскольку Франция сама разорвала Версальский договор),
создать
себе ту военную силу, которая составила бы позднее реальный аргумент
наших представителей на будущей конференции. Ведь с самого начала было ясно,
что раньше или позже судьбы захваченного Францией бассейна будут решаться на
той или другой конференции. Неужели трудно было догадаться, что если мы
пошлем на такую конференцию даже самых гениальных представителей, они все
равно ничего не сумеют достичь, если за ними не будет реальной силы?
Слабенький портняжка не может успешно состязаться с атлетом. Раз наши
уполномоченные являются на конференцию
совершенно безоружными, ясно, что
они не выйдут из состязания с какими бы то ни было достижениями. Разве не
позором являлись все те комедии, которые разыгрывались на пресловутых
конференциях, начиная с 1918 г.? Нас приглашали на ту или другую конференцию и
издевательски предъявляли нам уже заранее приготовленные решения. Нам
предоставлялось поговорить об этих решениях, но все знали, что разговоры
напрасны и что мы должны будем в конце концов подчиниться продиктованной
воле. Разве эти позорные комедии, разыгравшиеся перед лицом всего мира, не были
недостойны? Представителями на эти конференции мы
всегда посылали людей
средних и заурядных. Ллойд-Джордж не был неправ, когда он однажды грубо
издевательски заметил, что «немцы не умеют выбрать себе даже умных вождей и
представителей» (слова эти были сказаны по адресу нашего тогдашнего
рейхсканцлера Симона). Однако мы должны заметить, что если бы мы даже
посылали на эти конференции настоящих гениев, то при нашей безоружности и при
той стальной воле, которую обнаруживали враги, мы все равно ничего не могли бы
достигнуть.
Но если бы весною 1923 г. Германия захотела воспользоваться занятием
Рурского бассейна, как поводом для воссоздания своей военной силы, она прежде
всего должна была бы дать нашей нации духовное оружие в руки; она должна была
бы прежде всего укрепить волю немецкого народа и уничтожить тех, кто
систематически разлагает нашу национальную силу.
Всякая мысль о действительном сопротивлении Франции была бы чистейшей
бессмыслицей, если тут же не объявить непримиримую борьбу против тех, кто 5 лет
тому назад нанес нашей армии удар с тыла и помешал ей победоносно закончить
борьбу на фронтах. Только буржуазные дурачки могли додуматься до той
невероятной идеи, будто марксизм теперь стал чем-то другим и будто в тех
канальях, которые в 1918 г. совершенно хладнокровно
растоптали ногами два
миллиона трупов, теперь в 1923 г., после того как они забрались на
правительственные кресла, внезапно проснулась национальная совесть и т. п. Но
наша буржуазия, как это ни невероятно, носилась именно с этой бессмысленной
идеей. По ее расчетам прежние изменники теперь внезапно должны были
превратиться в бойцов за немецкую свободу!
На деле господа марксисты об этом конечно и не помышляли.
Достарыңызбен бөлісу: