Участие в Первой мировой войне привило Гитлеру ту тягу к военной

что может быть в человеческой жизни, это ярмо рабства. Или наши декаденты
находят, быть может, очень «эстетичной» ту судьбу, которая постигла наш народ
теперь? С господами евреями, в большинстве случаев являющимися изобретателями
этой выдумки об эстетике, можно вообще не спорить.
Но если эти соображения о гуманности и красоте перестают играть реальную
роль в борьбе народов, то ясно, что они не могут больше служить и масштабом
пропаганды.
Во время войны пропаганда должна была быть средством к цели. Цель же
заключалась в борьбе за существование немецкого народа. Критерий нашей военной
пропаганды мог таким образом определяться только вышеназванной целью. Самая
жестокая форма борьбы являлась гуманной, если она обеспечивала более быструю
победу. Любая форма борьбы должна была быть признана «красивой», если она
только помогала нации выиграть бой за свободу и свое достоинство.
В такой борьбе на жизнь и смерть это был единственный правильный критерий
военной пропаганды.
Если бы в так называемых решающих инстанциях господствовала хоть какая-
нибудь ясность в этих вопросах, наша пропаганда никогда не отличалась бы
неуверенностью в вопросах формы. Ибо пропаганда является тем же орудием
борьбы, а в руках знатока этого дела — самым страшным из орудий.
Другой вопрос решающего значения был следующий: к кому должна
обращаться пропаганда? К образованной интеллигенции или к громадной массе
малообразованных людей.
Нам было ясно, что пропаганда вечно должна обращаться только к массе.
Для интеллигенции или для тех, кого ныне называют интеллигентами, нужна не
пропаганда, а научные знания. Как плакат сам по себе не является искусством, так и
пропаганда по содержанию своему не является наукой. Все искусство плаката
сводится к умению его автора при помощи красок и формы приковать к нему
внимание толпы.
На выставке плакатов важно только то, чтобы плакат был нагляден и обращал на
себя должное внимание. Чем более плакат достигает этой цели, тем искуснее он
сделан. Кто хочет заниматься вопросами самого искусства, тот не может
ограничиться изучением только плаката, тому недостаточно просто пройтись по
выставке плаката. От такого человека надо требовать, чтобы он занялся
основательным изучением искусства и сумел углубиться в отдельные крупнейшие
произведения его.
То же в известной степени можно сказать относительно пропаганды.
Задача пропаганды заключается не в том, чтобы дать научное образование
немногим отдельным индивидуумам, а в том, чтобы воздействовать на массу,
сделать доступным ее пониманию отдельные важные, хотя и немногочисленные
факты, события, необходимости, о которых масса до сих пор не имела и понятия.
Все искусство тут должно заключаться в том, чтобы заставить массу поверить:

такой-то факт действительно существует, такая-то необходимость действительно
неизбежна, такой-то вывод действительно правилен и т. д. Вот эту простую, но и
великую вещь надо научиться делать самым лучшим, самым совершенным образом.
И вот, так же как в нашем примере с плакатом, пропаганда должна воздействовать
больше на чувство и лишь в очень небольшой степени на так называемый разум.
Дело идет о том, чтобы приковать внимание массы к одной или нескольким
крупным необходимостям, а вовсе не о том, чтобы дать научное обоснование для
отдельных индивидуумов, и без того уже обладающих некоторой подготовкой.
Всякая пропаганда должна быть доступной для массы; ее уровень должен
исходить из меры понимания, свойственной самым отсталым индивидуумам из
числа тех, на кого она хочет воздействовать. Чем к большему количеству людей
обращается пропаганда, тем элементарнее должен быть ее идейный уровень. А раз
дело идет о пропаганде во время войны, в которую втянут буквально весь народ, то
ясно, что пропаганда должна быть максимально проста.
Чем меньше так называемого научного балласта в нашей пропаганде, чем
больше обращается она исключительно к чувству толпы, тем больше будет успех. А
только успехом и можно в данном случае измерять правильность или
неправильность данной постановки пропаганды. И уж во всяком случае не тем,
насколько удовлетворены постановкой пропаганды отдельные ученые или
отдельные молодые люди, получившие «эстетическое» воспитание.
Искусство пропаганды заключается в том, чтобы правильно понять чувственный
мир широкой массы; только это дает возможность в психологически понятной
форме сделать доступной массам ту или другую идею. Только так можно найти
дорогу к сердцам миллионов. Что наше чересчур умное начальство не поняло даже
этого, лишний раз говорит о невероятной умственной косности этого слоя.
Но если правильно понять сказанное, то отсюда вытекает следующий урок.
Неправильно придавать пропаганде слишком большую многосторонность (что
уместно, может быть, когда дело идет о научном преподавании предмета).
Восприимчивость массы очень ограничена, круг ее понимания узок, зато
забывчивость очень велика. Уже по одному этому всякая пропаганда, если она
хочет быть успешной, должна ограничиваться лишь немногими пунктами и излагать
эти пункты кратко, ясно, понятно, в форме легко запоминаемых лозунгов, повторяя
все это до тех пор, пока уже не может быть никакого сомнения в том, что и самый
отсталый из слушателей наверняка усвоил то, что мы хотели. Как только мы
откажемся от этого принципа и попытаемся сделать нашу пропаганду
многосторонней, влияние ее сейчас же начнет рассеиваться, ибо широкая масса не в
состоянии будет ни переварить, ни запомнить весь материал. Тем самым результат
будет ослаблен, а может быть, и вовсе потерян.
Таким образом, чем шире та аудитория, на которую мы хотим воздействовать,
тем тщательнее мы должны иметь в виду эти психологические мотивы.
Так например, было совершенно неправильно, что германская и австрийская
пропаганда в юмористических листках все время пыталась представлять противника
в смешном виде. Это было неправильно потому, что при первой же встрече с

реальным противником наш солдат получал совершенно иное представление о нем,
чем это рисовалось в прессе. В результате получался громадный вред. Солдат наш
чувствовал себя обманутым, он переставал верить и во всем остальном нашей
печати. Ему начинало казаться, что печать обманывает его во всем. Конечно это
никак не могло укреплять волю к борьбе и закалять нашего солдата. Напротив,
солдат наш впадал в отчаяние.
Военная пропаганда англичан и американцев, напротив, была с психологической
точки зрения совершенно правильной. Англичане и американцы рисовали немцев в
виде варваров и гуннов; этим они подготовляли своего солдата к любым ужасам
войны.
Английский солдат благодаря этому никогда не чувствовал себя обманутым
своей прессой. У нас же дело обстояло как раз наоборот. В конце концов наш солдат
стал считать; что вся наша печать — «сплошной обман». Вот каков был результат
того, что дело пропаганды отдали в руки ослов или просто «способных малых», не
поняв, что на такую работу надо было поставить самых гениальных знатоков
человеческой психологии.
Полное непонимание солдатской психологии привело к тому, что немецкая
военная пропаганда стала образцом того, чего не надо делать.
А между тем уже у противника мы могли бы научиться в этом отношении очень
многому. Нужно было только без предрассудков и с открытыми глазами наблюдать
за тем, как в течение четырех с половиной лет, не ослабляя своих усилий ни на одну
минуту, противник неустанно бил в одну и ту же точку с громадным для себя
успехом.
Но хуже всего у нас было понято то, что является первейшей предпосылкой
всякой успешной пропагандистской деятельности, а именно, что всякая пропаганда
принципиально должна быть окрашена в субъективные цвета. В этом отношении
наша пропаганда — и при том по инициативе сверху — так много грешила с первых
же дней войны, что поистине приходится спросить себя: да полно, одной ли
глупостью объяснялись эти вещи!?
Что сказали бы мы например по поводу плаката, который должен рекламировать
один определенный сорт мыла, но который стал бы при этом проводить в массу ту
мысль, что и другие сорта мыла довольно хороши.
В лучшем случае мы бы только покачали головой по поводу такой
«объективности».
Но ведь это относится и к политической рекламе.
Задача пропаганды заключается, например, не в том, чтобы скрупулезно
взвешивать, насколько справедливы позиции всех участвующих в войне сторон, а в
том, чтобы доказать свою собственную исключительную правоту. Задача военной
пропаганды заключается в том, чтобы непрерывно доказывать свою собственную
правоту, а вовсе не в том, чтобы искать объективной истины и доктринерски
излагать эту истину массам даже в тех случаях, когда это оказывается к выгоде
противника.

Огромной принципиальной ошибкой было ставить вопрос о виновниках войны
так, что виновата-де не одна Германия, но также-де и другие страны. Нет, мы
должны были неустанно пропагандировать ту мысль, что вина лежит всецело и
исключительно только на противниках. Это надо было делать даже в том случае,
если бы это и не соответствовало действительности. А между тем. Германия и на
самом деле не была виновата в том, что война началась.
Что же получилось в результате этой половинчатости.
Ведь миллионы народа состоят не из дипломатов и не из профессиональных
юристов. Народ не состоит из людей, всегда способных здраво рассуждать.
Народная масса состоит из людей, часто колеблющихся, из детей природы, легко
склонных впадать в сомнения, переходить от одной крайности к другой и т. п. Как
только мы допустили хоть тень сомнения в своей правоте, этим самым создан уже
целый очаг сомнений и колебаний. Масса уже оказывается не в состоянии решить,
где же кончается неправота противника и где начинается наша собственная
неправота. Масса наша в этом случае становится недоверчивой, в особенности когда
мы имеем дело с противником, который отнюдь не повторяет такой глупой ошибки,
а систематически бьет в одну точку и без всяких колебаний взваливает всю
ответственность на нас. Что же тут удивительного, если в конце концов наш
собственный народ начинает верить враждебной пропаганде больше, чем нашей
собственной. Беда эта становится тем горше, когда дело идет о народе, и без того
легко поддающемся гипнозу «объективности». Ведь мы, немцы, и без того
привыкли больше всего думать о том, как бы не причинить какую-нибудь
несправедливость противнику. Мы расположены думать так даже в тех случаях,
когда опасность очень велика, когда дело идет прямо об уничтожении нашего
народа и нашего государства.
Нужды нет, что наверху это понимали не так.
Душа народа отличается во многих отношениях женственными чертами. Доводы
трезвого рассудка на нее действуют Меньше, нежели доводы чувства.
Народные чувства не сложны, они очень просты и однообразны. Тут нет места
для особенно тонкой дифференциации. Народ говорит «да» или «нет»; он любит
или ненавидит. Правда или ложь! Прав или неправ! Народ рассуждает
прямолинейно. У него нет половинчатости.
Все это английская пропаганда поняла самым гениальным образом, поняла и —
учла. У англичан поистине не было половинчатости, их пропаганда никаких
сомнений посеять не могла.
Английская пропаганда прекрасно поняла примитивность чувствований
широкой массы. Блестящим свидетельством этого служит английская пропаганда по
поводу «немецких ужасов». Этим путем англичане просто гениально создавали
предпосылку для стойкости их войск на фронтах даже в моменты самых тяжких
английских поражений. Столь же превосходных для себя результатов достигали
англичане своей неустанной пропагандой той мысли, что одни немцы являются
виновниками войны. Чтобы этой наглой лжи поверили, необходимо было ее
пропагандировать именно самым односторонним, грубым, настойчивым образом.

Только так можно было воздействовать на чувство широких масс народа и только
так англичане могли добиться того, что в эту ложь поверили.
Насколько действенной оказалась эта пропаганда, видно из того, что мнение это
не только целых четыре года удержалось в лагере противника, но и проникло в
среду нашего собственного народа.
Нет ничего удивительного в том, что нашей пропаганде судьба не сулила такого
успеха. Уже внутренняя двойственность нашей пропаганды имела в себе зародыш
импотентности. Само содержание нашей пропаганды с самого начала делало
маловероятным, что такая пропаганда произведет должное впечатление на наши
массы. Только бездушные манекены могли предполагать, что при помощи такой
пацифистской водички можно вдохновить людей идти на смерть в борьбе за наше
дело.
В результате такая несчастная «пропаганда» оказалась не только бесполезной,
но и прямо вредной.
Даже если бы содержание нашей пропаганды было совершенно гениальным,
все-таки она не могла бы иметь успеха, раз забыта главная, центральная
предпосылка: всякая пропаганда обязательно должна ограничиваться лишь
немногими идеями, но зато повторять их бесконечно. Постоянство и настойчивость
являются тут главной предпосылкой успеха, как впрочем и во многом остальном на
этом свете.
Как раз в области пропаганды меньше всего можно прислушиваться к эстетам
или пресыщенным интеллигентам. Первых нельзя слушаться потому, что тогда в
короткий срок и содержание и форма пропаганды окажутся приспособленными не к
потребностям массы, а к потребностям узких кружков кабинетных политиков. К
голосу вторых опасно прислушиваться уже потому, что, будучи сами лишены
здоровых чувств, они постоянно ищут новых острых ощущений. Этим господам в
кратчайший срок все надоедает. Они постоянно ищут разнообразия и совершенно
неспособны хоть на минуту вдуматься в то, как чувствует простая безыскусственная
толпа. Эти господа всегда являются первыми критиками. Ведущаяся пропаганда не
нравится им ни по содержанию, ни по форме. Все им кажется слишком устаревшим,
слишком шаблонным. Они все ищут новенького, разностороннего. Этакая критика
— настоящий бич; она на каждом шагу мешает действительно успешной
пропаганде, которая способна была бы завоевать подлинные массы. Как только
организация пропаганды, ее содержание, ее форма начнут равняться по этим
пресыщенным интеллигентам, вся пропаганда расплывается и потеряет всякую
притягательную силу.
Серьезная пропаганда существует не для того, чтобы удовлетворять потребность
пресыщенных интеллигентов в интересном разнообразии, а для того, чтобы
убеждать прежде всего широкие массы народа. Массы же в своей косности всегда
нуждаются в значительном промежутке времени, раньше чем они даже только
обратят внимание на тот или другой вопрос. Для того же, чтобы память масс
усвоила хотя бы совершенно простое понятие, нужно повторять его перед массой
тысячи и тысячи раз.

Подходя к массе с совершенно различных сторон, мы ни в коем случае не
должны менять содержание своей пропаганды и каждый раз должны ее подводить к
одному и тому же выводу. Пропагандировать наш лозунг мы можем и должны с
самых различных сторон. Освещать его правильность тоже можно по-разному. Но
итог всегда должен быть один и тот же, и лозунг неизменно должен повторяться в
конце каждой речи, каждой статьи и т. д. Только в этом случае наша пропаганда
будет оказывать действительно единообразное и дружное действие.
Только в том случае, если мы будем самым последовательным образом с
выдержкой и настойчивостью придерживаться этого, мы со временем увидим, что
успех начинает нарастать, и только тогда мы сумеем убедиться, какие
изумительные, какие прямо грандиозные результаты дает такая пропаганда.
Успех всякой рекламы — и это одинаково относится к коммерческой и к
политической рекламе — заложен только в настойчивом, равномерном и
длительном ее применении.
И в этом отношении пропаганда противников была образцовой. Она велась с
исключительной настойчивостью, с образцовой неутомимостью. Она посвящена
была только нескольким, немногим, но важным идеям и была рассчитана
исключительно на широкую народную массу. В течение всей войны противник без
передышки проводил в массу одни и те же идеи в одной и той же форме. Он ни разу
не стал хотя бы в малейшем менять свою пропаганду, ибо убедился в том, что
действие ее превосходно. В начале войны казалось, что пропаганда эта прямо
безумна по своей наглости, затем она начала производить только несколько
неприятное впечатление, а в конце концов — все поверили ей. Спустя четыре с
половиной года в Германии вспыхнула революция и что же? Эта революция почти
все свои лозунги позаимствовала из арсенала военной пропаганды наших
противников.
Еще одно отлично поняли в Англии: что успех пропаганды в сильной степени
зависит еще от массового ее применения; англичане не жалели никаких денег на
пропаганду, памятуя, что издержки покроются сторицей.
В Англии пропаганда считалась орудием первого ранга. Между тем у нас в
Германии пропаганда стала занятием для безработных политиков и для всех тех
рыцарей печального образа, которые искали теплых местечек в тылу.
Вот чем объясняется тот факт, что и результаты нашей военной пропаганды
равнялись нулю.

жүктеу/скачать 3,18 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: