эту
банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно
уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо
собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь
народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они
заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их
пожеланиям означало
выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их
желаний означало гибель нации.
Таково же в первый момент было настроение громадного большинства
фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что
приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти
пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую
способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую
нельзя было поверить своим собственным глазам,
что это сыны того же самого
народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.
С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро,
несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так
сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были
куда ужаснее по их жестокости.
В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые
мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком
добровольцев.
Какое тяжелое воспоминание.
В октябре и ноябре 1914 г. мы получили здесь первое боевое крещение. С
горячей любовью в сердцах, с песнями на устах шел наш необстрелянный полк в
первый бой, как на танец. Драгоценнейшая кровь лилась рекой, а зато все мы были
тогда совершенно уверены, что мы отдаем нашу жизнь за дело свободы и
независимости родины.
В июле 1917 г. мы второй раз прошли по этой ставшей для нас священной земле.
Ведь в каждом из нас жила еще священная память о
лучших наших друзьях и
товарищах, павших здесь еще совсем молодыми и шедших в бой за дорогую родину
с улыбкой на устах.
Глубоко взволнованные стояли мы, «старики», теперь у братской могилы, где
все мы когда-то клялись «остаться верными долгу и отечеству до самой смерти».
Три года назад наш полк наступая, штурмовал эти позиции. Теперь нам
приходилось защищать их, отступая.
Целых три недели вели англичане артиллерийскую подготовку к своему
наступлению во Фландрии. Перед нами как будто ожили образы погибших наших
товарищей. Полк наш жил в ужасной обстановке. В грязных окопах,
зачастую под
открытым небом мы прятались в воронки, вырытые снарядами, в простых
лощинках, ничем не прикрытых от врага, и тем не менее мы не уступали ни пяди,
хотя ряды наши все таяли и таяли. 31 июля 1917 г. наконец началось английское
наступление.
В первые дни августа нас сменила другая часть.
От нашего полка осталось только несколько рот. Медленно брели мы по грязной
дороге в тыл, больше похожие на привидения, чем на людей. В
результате своего
наступления англичане отвоевали только несколько сот метров земли, сплошь
изрытой гранатами. Ничего больше. И за это англичане заплатили дорогой ценой.
Теперь, осенью 1918 г., мы вновь уже в третий раз стояли на той же территории,
которую некогда взяли штурмом. Маленькое местечко Камин, где мы когда-то
отдыхали от боев, теперь стало ареной самых ожесточенных битв. Мы дрались на
той же территории, но сами то мы за это время стали совсем другими людьми.
Теперь и в армии изо всех сил занимались «политикой». Ядовитая волна докатилась
из тылов и сюда. Пополнения молодых возрастов оказались совершенно
непригодными — все это шло оттуда, из дому.
В ночь с 13 на 14 октября англичане начали
обстреливать южный участок
ипрского фронта газовыми снарядами. Они пустили в ход газы «желтый крест»,
действия которых мы еще ни разу до сих пор не испытывали на своей шкуре. Еще
той же ночью мне пришлось отведать этих газов. Вечером 13 октября мы
находились на холме к югу от Вервика и там в течение нескольких часов
подверглись непрерывному обстрелу газовыми снарядами. С небольшими
перерывами обстрел продолжался всю ночь. Около полуночи часть товарищей
выбыла из строя, некоторые из них — навсегда. Под утро я тоже стал чувствовать
сильную боль, увеличивающуюся с каждой минутой. Около 7 часов утра,
спотыкаясь и падая, я кое-как брел на пункт. Глаза мои горели от боли. Уходя, я не
забыл отметиться у начальства — в последний раз во время этой войны.
Спустя несколько часов глаза мои превратились в горящие угли.
Затем я перестал видеть.
Меня отправили в госпиталь в местечко Пазевальк (Померания). Здесь пришлось
мне пережить революцию!..
Достарыңызбен бөлісу: