Моя борьба

Так частенько грустил я по поводу моего, как мне казалось, позднего появления
на земле и видел незаслуженный удар судьбы в том, что мне так и придется
прожить всю жизнь среди «тишины и порядка». Как видите, я уже смолоду не был
«пацифистом», а все попытки воспитать меня в духе пацифизма были впустую.
Как молния, блеснула мне надеждой бурская война.
С утра до вечера я глотал газеты, следя за всеми телеграммами и отчетами, и я
был счастлив уже тем, что мне хотя бы издалека удается следить за этой
героической борьбой.
Русско-японская война застала меня уже более зрелым человеком. За этими
событиями я следил еще внимательнее. В этой войне я стал на определенную
сторону и при том по соображениям национальным. В дискуссиях, связанных с
русско-японской войной, я сразу стал на сторону японцев. В поражении России я
стал видеть также поражение австрийских славян.
Прошло много лет. То, что раньше казалось мне гнилостной агонией, теперь
начинало казаться мне затишьем перед бурей. Уже во время моего пребывания в
Вене на Балканах господствовала удушливая атмосфера, которая предсказывала
грозу. Уже не раз появлялись и вспыхивали там отдельные зарницы, которые однако
быстро исчезали, снова уступая место непроницаемой тьме. Но вот разразилась
первая балканская война и вместе с ней первые порывы ветра донеслись до
изнервничавшейся Европы. Полоса времени непосредственно за первой балканской
войной была чрезвычайно тягостной. У всех было чувство приближающейся
катастрофы, вся земля как бы раскалилась и жаждала первой капли дождя. Люди
полны были тоски ожидания и говорили себе: пусть наконец небо сжалится, пусть
судьба скорее шлет те события, которые все равно неминуемы. И вот, наконец,
первая яркая молния озарила землю. Началась гроза, и могучие раскаты грома
смешались с громыханием пушек на полях мировой войны.
Когда в Мюнхен пришла первая весть об убийстве эрцгерцога Франца
Фердинанда (я сидел как раз дома и через окно услышал первые недостаточно
точные сведения об этом убийстве), меня сначала охватила тревога, не убит ли он
немецкими студентами, у которых вызывала возмущение систематическая работа
наследника над славянизацией австрийского государства. С моей точки зрения не
было бы ничего удивительного в том, что немецкие студенты захотели бы
освободить немецкий народ от этого внутреннего врага. Легко представить себе,
каковы были бы последствия, если бы убийство эрцгерцога носило именно такой
характер. В результате мы имели бы целую волну преследований, которая была бы
конечно признана «обоснованной» и «справедливой» всем миром. Но когда я узнал
имя предполагаемого убийцы, когда мне сказали, что убийца безусловно серб, меня
охватил тихий ужас по поводу того, как отомстила эрцгерцогу неисповедимая
судьба.
Один из самых видных друзей славянства пал жертвой от руки славянских
фанатиков.
Кто за последние годы внимательно следил за взаимоотношениями между
Австрией и Сербией, тот не мог теперь ни на минуту сомневаться в том, что

события будут развиваться неудержимо.
Теперь частенько осыпают венское правительство упреками за тот ультиматум,
который оно послало Сербии. Но эти упреки совершенно несправедливы. Любое
правительство в мире в аналогичной обстановке поступило бы так же. На своей
восточной границе Австрия имела неумолимого врага, который выступал с
провокациями все чаще и чаще и который не мог успокоиться до того момента, пока
благоприятная обстановка не привела бы к разгрому австро-венгерской монархии. В
Австрии имелись все основания предполагать, что удар против нее будет отложен
максимум до момента смерти старого императора; но там имелись основания также
предполагать, что к этому моменту монархия вообще уже лишится способности
оказать сколько-нибудь серьезное сопротивление. В течение последних лет
монархия эта до такой степени олицетворялось дряхлеющим Францем-Иосифом,
что в глазах широких масс смерть этого императора неизбежно должна была
представляться как смерть самого отживающего австрийского государства. Одна из
самых хитрых уловок славянской политики заключалась в том, что она сознательно
сеяла ту мысль, что «процветание» Австрии целиком обязано мудрости ее монарха.
На удочку этой лести венские придворные круги попадали тем легче, что эта оценка
совершенно не соответствовала действительным заслугам Франца-Иосифа. Венский
двор совершенно не понимал, что в этой лести скрыта насмешка. При дворе не
понимали, а может быть и не хотели понимать, что чем больше судьбы монархии
связываются с государственным разумом этого, как тогда выражались,
«мудрейшего из монархов», тем более катастрофичным станет положение
монархии, когда в один прекрасный день безжалостная смерть постучится в дверь
Франца-Иосифа.
Можно ли было тогда вообще представить себе Австрию без этого старого
императора?
Не повторится ли тогда сразу та трагедия, которая некогда приключилась с
Марией-Терезой?
Нет, совершенно несправедливы упреки, направленные против венского
правительства за то, что оно в 1914 г. пошло на войну, которой, как иным кажется,
можно было еще избежать. Нет, войны избежать уже нельзя было; ее можно было
отсрочить максимум на один-два года. Но в этом и заключалось проклятие
немецкой и австрийской дипломатии, что она все еще старалась оттянуть

неотвратимое столкновение и в конце концов вынуждена была принять бой в самый
неблагоприятный момент. Не подлежит сомнению, что если бы войну удалось еще
на короткий срок оттянуть, то Германии и Австрии пришлось бы воевать в еще
более неблагоприятную минуту.
Нет, дело обстоит так, что кто не хотел этой войны, тот должен был иметь
мужество сделать необходимые выводы. А выводы эти могли заключаться только в
том, чтобы пожертвовать Австрией. Война пришла бы и в этом случае, но это не
была бы война всех против одной Германии. Зато при этом был бы неизбежен

жүктеу/скачать 3,18 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: