французский язык, максимум две тысячи найдут этому серьезное практическое
применение, а 98 тысяч в течение всей своей дальнейшей
жизни на практике не
воспользуются этими знаниями. Что же получается? Только то, что из-за двух
тысяч, которым эти знания полезны, 98 тысяч мучаются совершенно зря и
совершенно бесполезно теряют драгоценное время.
К тому же в данном случае дело идет о языке, о
котором нельзя сказать,
например итого, что относится к латинскому языку, т. е. что изучение его
содействует вообще сильному развитию логического мышления. По-нашему; было
бы гораздо полезнее, если бы молодому учащемуся мы дали только самое общее
понятие о данном языке, общий очерк его, дали понимание характерных черт этого
языка,
другими словами, дали ему некоторое представление о грамматике,
произношении, синтаксисе и т. п. Для этого можно было ограничиться отдельными
образцами. Этого было бы вполне довольно для общего обихода, с этим каждый мог
бы справиться, и это было бы в конце концов, много ценнее, чем нынешнее
накачивание «всем языком», хотя мы заведомо знаем, что действительного изучения
языка не получается и что люди все равно скоро позабудут его. Тогда исчезла бы и
та
опасность, что из всего материала в памяти учащегося останутся только
отдельные случайные крохи, и мы добились бы того, что молодежь удержала бы в
памяти самое важное, ибо неважное было бы уже отсеяно самими педагогами.
Благодаря этому большинство учащихся получило бы общие основы, которые
им действительно необходимы в дальнейшей жизни. Те же, кому действительно
необходимо изучение иностранных языков, занялись бы
этим специально по
собственному выбору и достигли бы нужных результатов.
Благодаря этому в учебных программах очистилось бы время для необходимых
физических упражнений и для других дисциплин, о которых мы говорили выше.
Особенно необходимо внести серьезные изменения в нынешнее наше
преподавание истории. Едва ли какой-нибудь другой народ больше изучает
историю, нежели мы, немцы. Но едва ли найдется другой народ, кто хуже применял
бы в жизни это изучение, чем мы. Если верно, что политика есть история в ее
становлении, то вся наша современная политика доказывает, как плохо поставлено у
нас дело преподавания исторических наук.
Конечно было бы совершенно
бесполезно просто хныкать по поводу жалких политических результатов,
получаемых нами, если бы у нас не хватило решимости действительно принять
необходимые меры, чтобы изменить преподавание исторических наук и тем создать
базу для лучшего политического воспитания. В 99 случаях из 100 нынешнее наше
преподавание исторических наук никуда не годится. Общая линия совершенно
отсутствует. В памяти остаются только немногие даты, имена, частичка хронологии.
О самом важном, о том, что в сущности
только и имеет значение, преподаватель
истории не говорит вовсе.
Как раз в области преподавания истории нужно прежде всего сильно сократить
программу. Центр тяжести надо перенести на то, чтобы облегчить учащимся
понимание общей основной линии развития. Чем больше мы изменим программу
преподавания в этом направлении, тем более позволительно будет надеяться на то,
что каждый отдельный учащийся действительно с пользой пройдет необходимый
курс, а стало быть, пользу в последнем счете получит и все общество. Ибо историю
должны мы
изучать не просто для того, чтобы знать, что было раньше на свете, а
для того, чтобы уроки истории уметь применить на будущее с пользой для
собственного народа. В этом должна заключаться цель. Сообщение же
соответствующего фактического материала учащемуся должно рассматриваться
только как
Достарыңызбен бөлісу: